Майлз Кэмерон - Разящий клинок

Странно, но королева согласилась с Беккой.

– Гармодий перед уходом экспериментировал с этими вещами, – заметила она, и Альмспенд кивнула. – Древние разбирались в них куда лучше, Мэри. Я могу…

– Пресвятая Дева! Ребекка, сейчас ты скажешь, что поклоняешься Таре! – Леди Мэри перекрестилась.

Ребекка улыбнулась.

– Мэри, а как тебе мнение тех ученых, которые думают, что поклонение Пресвятой Деве – попытка ранней церкви обуздать культ Охотницы Тары?

– Ты говоришь это потому, что мы находимся в подземелье, где молния тебя не поразит, – ответила Мэри небрежным тоном, скрывая потрясение.

– Тар, – произнесла королева.

Ее спутницы умолкли. Все трое подошли к огромной дубовой двери с железными петлями и остановились.

– Ее зовут Тар, – мечтательно сказала королева. – Тарой она стала потом, а настоящее имя – Тар.

– Миледи? – окликнула ее Мэри.

Королева наградила ее странным взглядом.

– Что? – бросила она.

Альмспенд наподдала Мэри туфлей, Мэри взвизгнула и отступила от королевы.

– За что?..

– В чем дело? – осведомилась королева.

– Вы прикоснулись к камню Зеленого человека, и началась потеха, – буднично объяснила Альмспенд.

– А, теперь вспомнила. Хорошо. Вот мы и на месте.

Королева достала ключ, и женщины принялись поочередно поворачивать его в смазанном оливковом маслом замке, пока тот не поддался. Королева зажгла над дверью мощный герметический свет, и все трое ахнули. На полу лежали горы свитков, а на монолитных столах покоились увесистые фолианты. На центральном столе сидела большая крыса и злобно грызла пергамент острыми зубами. Она напоролась на взгляд королевы. Та вскинула руку, и крыса превратилась в пепел.

– Отлично! – оценила леди Альмспенд. – Меткий удар!

Королева расщедрилась на улыбку.

– Я упражнялась. Этим животным кто-то руководил – я вижу паутинный след ее хозяина-герметиста.

– Да кому интересны эти древние… – Леди Мэри отступила на шаг и пронзительно вскрикнула. Она схватилась за сердце и прислонилась к косяку. – Пресвятая Дева, святые угодники…

– Бесспорно, все это свято – или нечестиво! – объявила Альмспенд. – Мне понятно, почему это помещение охраняют! Это бумаги Планжере! Вперемешку с королевскими! Иисус Вседержитель, миледи – это же голая сила, достаточно протянуть руку! Знал ли о ней Гармодий?

– Полагаю, что нет. Но его собственные бумаги тоже нуждаются в охране – ты не поверишь, что я нашла в его покоях. Этот человек был намного глубже, чем нам казалось.

– Они все такие, – пробормотала Альмспенд, листая чудовищный гримуар. – О-о-о! Это попахивает архаичной некромантией. – Она в буквальном смысле принюхалась. – Что мы ищем, миледи?

Королева глядела на своих самых верных подруг, переводя взгляд с одной на другую.

– Вы знаете, что шепчут старухи о моем муже? Что он импотент и проклят?

Наступило молчание. Герметический свет отличается белизной, он не мигает, и обе женщины смотрели на свою королеву в его беспощадном сиянии. Обе старались что-то скрыть.

Альмспенд понурила голову.

– Да, я слышала подобное. И худшее – тоже.

– Галлейцы, правда, кивают на вас, миледи. Они считают, что бесплодны вы. – Даже на холодном белом свету было видно, как леди Мэри вспыхнула.

– Галлейцы – злейшие сплетники из всех мужчин, – сказала Альмспенд. – Я раньше думала, что столько яда бывает лишь в женщинах. Раз или два пожалела, что у меня нет меча разрубить колтун этого фанфаронства.

Королева приложила ладонь к животу.

– Я беременна, – сообщила она. – От короля, если нужно уточнить.

Она вздохнула. На памяти Мэри, сейчас королева выглядела наиболее человечной.

– У мужа есть тайна, – продолжила королева. – Она касается Красного Рыцаря. Кроме того, пожилые дамы говорят, что у короля была любовница и это она прокляла его импотенцией.

Мэри улыбнулась.

– Что ж, если это правда, то вы, похоже, его исцелили.

– У меня есть сила, – с улыбкой и глухо промолвила королева. – И еще постаралась та женщина, Амиция – помните, после битвы? Она излечила нас. Наверное, наших совместных сил хватило, чтобы разрушить заклятие.

Для Мэри, которая не обладала вообще никакими силами, это было чрезмерно – все равно что слушать о подробностях интимного туалета. Но Альмспенд воспрянула.

– В самом деле! – сказала она. – Поразительно!

– Я хочу выяснить, кто наложил проклятье и почему, – заявила королева. – Чтобы ему противодействовать. Помимо прочего, мне кажется, что, кто бы ни проклял короля, он прежде всего хотел навредить моему ребенку.

Фрейлины медленно кивнули, но Мэри улыбнулась.

– Может быть, вы просто не торопились зачать? – предположила она. Королева рассмеялась.

– Я ложилась с королем по три раза на дню, как вышла замуж, – ответила она с утробным смешком. – А то и чаще, когда нам бывало в охоту. Я знаю, что не бесплодна, по моим тайным силам. Нелепо, но это так. Достаточно?

Мэри бросило в такой жар, что она обмахнулась веером.

Альмспенд сделала глубокий вдох.

– Ваше величество? – произнесла она тихо.

Подруги редко обращались к королеве по титулу, и она коротким поклоном дозволила секретарю продолжать.

– Ваше величество должно понимать, что изучение истории сопряжено с открытием неприятных истин.

– Дальше, – кивнула королева.

– Это все, – сказала Альмспенд. – Вы рискуете узнать что-нибудь неприятное. Или лишнее.

– Я намерена спасти мое дитя, – ответила та.

Рэндом со всей приятностью возлежал в постели с женой, когда в окно забили крылья. Сначала его посетило раздражение, а потом пришел страх: крылья были огромны и ему, ветерану битвы в землях Диких, напомнили нечто похуже почтового голубка. Обнаженный, он встал, вытащил из-под ложа меч и опустился на колени, ибо прыгать на одной ножке – не лучший способ встретиться с монстром. Жену он толкнул в голый бок: мол, выметайся живее.

Бум, бум, бум!

Бум, бум, бум!

Однажды, когда он был совсем мал, в роговые окна отцовского дома, что в Южном Харндоне, затеяли биться огромные лунные пяденицы. Его мать, швея, приобрела свечи из пчелиного воска, чтобы работать допоздна – у нее был специальный заказ, и пядениц привлек свет. Они были величиной с его голову, а то и больше, порождения Диких. И биение их чуждых, насекомьих тел о роговые импосты и стекло родительского дома нагоняло ужас и в то же время завораживало. Джеральд Рэндом, совсем еще крошка, понаблюдал за мельтешением теней и, проявив чудеса отваги, вышел в летнюю ночь, чтобы взглянуть поближе. Самая крупная пяденица, суетившаяся в неуклюжем полете, порхнула в считаных дюймах от его носа, а он поначалу ее в темноте и не заметил, а потом ощутил ветерок, который поднялся от ее крыльев – каждое величиной с его кисть. У него не возникло ни малейшего желания ее убить. На самом деле он задался вопросом: что она увидела, когда взглянула на него?