Маргарита Ардо - Дракон нашего времени [СИ]

Я положила руку на живот. Преподаватель у кафедры монотонно перечислял постулаты Теории государства и права, засунув руки в карманы серого пиджака. Отчего-то подумалось, что понимать этот предмет для меня важно… Хотя в целом, зачем? Сплошная скукотища — сдать и забыть.

Но я принялась усердно записывать, пытаясь поймать кайф от нормального, привычного процесса учёбы. Увы, стоило Сергей Дмитриевичу сделать паузу, как к мне в голову пришли непрошеные мысли об Ираклии-Иррандо. Он невероятный…

Эх, какой бы предлог придумать вечером, чтобы зайти к соседям и его увидеть?

Внезапно кольцо на левой руке, лежащей на животе, потеплело. А меня пробило холодным потом: я же беременна! Разве могу я заводить отношения с подобным «грузом»?! Что Ир подумает обо мне?… Боже! Может, стоит сделать так, как поступают красотки в сериалах? О, не-е-ет! Меня даже затошнило от этой мысли: всё это не честно и потому мерзко! Бабушка Люба не раз говаривала, почему-то после слов о маме и папе, что отношения, начавшиеся с обмана, хорошим не кончаются…

Я вздохнула. Сергей Дмитриевич продолжил бубнить о гносеологической функции теории права, а я впилась пальцами в ручку и решила ничего не начинать — никаких новых отношений, пока не влюбилась до безумия. Потом будет поздно и больно. Я ведь и рассказать Иру не смогу о том, что было. А говорить парню, при котором забываешь, как дышать: «Знаешь, я беременна неизвестно от кого, и, не исключено, что на свидании со мной в тебя пальнут из огнемёта», — это даже не моветон, это полный крышеснос и безобразие!

Лекция, наконец, закончилась и, подхватив рюкзак, я поторопилась к выходу. Плиман перегородил мне дорогу. Отчего-то не бравируя и не прикалываясь, без идиотской усмешки, он взглянул на меня и спросил:

— Ань, сейчас перерыв двадцать минут, пойдём перекусим чего-нибудь в столовой. Я угощаю.

Ещё месяц назад я бы услышала при этом в собственной черепушке фанфары и пляски народов мира, но теперь просто удивилась. Прежде всего от того, что Плиман знал не только мою фамилию.

— Или можем в кафешку напротив сгонять — там кофе обалденный варят, — добавил он, видя моё замешательство.

— Нет, спасибо, Саша, — ответила я. — Я не голодна.

— А пройтись рядом можно?

— Пожалуйста. Только я не очень настроена разговаривать.

— Да и ладно. Я за обоих поговорю. Тебе лекции дать за тот месяц, что ты пропустила?

Мы вышли в коридор.

— Неужели ты успеваешь записывать лекции в промежутках между роликами ютуба? — засмеялась я.

— Я — нет, — расцвёл в ответ Плиман. — Зато диктофон успевает.

— Хитро! Если дашь переписать, чем я буду тебе обязана?

— Только обедом после универа, — лукаво подмигнул Плиман. — Ну, как, идёт?

Я готова была согласиться, потому что с Плиманом ничего серьёзного быть не могло и в помине, конечно, если папа не пришлет конвой или не явится сам. Но ведь пропущенное мне и правда придётся навёрстывать… И вдруг рядом послышалось:

— Здррравствуй, Аня! — гораздо более раскатисто, чем вчера. Почти рычаще.

Я обернулась и увидела вышедшего из-за колонны Иррандо. Сердце затрепетало, а в голове воцарились хаос и паника: я же решила! Я не смогу! Как устоять?!

— Здравствуй, — пробормотала я.

— Эй, чувак, мы вообще-то разговариваем. Когда закончим, наступит твоя очередь здороваться, — нахмурился Плиман и шагнул к Иррандо.

Я замерла. Оба они были красивы: только первый — пустой, будто модель из рекламы мужского дезодоранта, а второй наполнен грозным достоинством, как рыцарь перед боем. Ему бы очень пошёл меч…

— Не вам, сударь, указывать мне, когда и с кем здорроваться.

Волной кольнули по спине мурашки.

— Да кто ты такой?! — перехватило у Плимана дыхание от возмущения. Его щёки пошли красными пятнами.

Рядом показался Гоглиашвили:

— Сань, проблемы?

— Глянь, какой-то урод… — договорить Плиману не удалось.

Иррандо сделал невообразимо быстрый захват, и не удар вроде, но Плиман уже обнимал белую колонну, медленно сползая по ней.

— Что за нах? — кинулся на Иррандо Гоглиашвили, и секунду спустя сползал по колонне с другой стороны.

Венесуэлец спокойно сказал им:

— Выдержка и воспитание — не ваша сильная сторона, господа. Но у вас ещё есть шанс исправиться, — и слегка поклонился мне: — Прошу прощения, Аня, за этот небольшой демарш.

— Да уж… — пробормотала я, мысленно одёргивая себя: «Не восхищаться, не восхищаться!». Впрочем, впустую.

Он смотрел на меня и улыбался, словно за его спиной не вставали на ноги мои озверевшие однокурсники.

— Пожалуй, вам лучше идти, — сказала я. — И мне надо, на лекции… Идите, чтобы вас не отчислили!

Я бросилась бежать в противоположную сторону — к лестнице, ничего не соображая от смятения. Спрятавшись от всех в закутке, я кривилась от летящего сверху сигаретного запаха, и судорожно размышляла: как я забыла, что могу встретить Ира в университете? Может, попросить Славика сказать, что меня похитили, и я ещё не пришла в себя?! Чтобы подождал? А вдруг он уедет скоро, и я не увижу его больше? От этой мысли стало прямо физически больно. В животе. Я прижалась к холодной стене и принялась дышать: вдох-выдох, вдох-выдох…

— Ань! Исаева! — крикнул Плиман у лестницы.

Я вжалась в холодную панель.

Почему бы им всем не оставить меня в покое? Хорошо, что меня встретят после лекций. Хоть об этом думать не надо… Мне просто нужно разобраться в себе, в собственной памяти, в этом странном горячем кольце. Постепенно сердце начало успокаиваться, боль в животе растворилась в дыхании. Голоса Плимана и Гоглиашвили затихли. Кажется, и другие студенты разбрелись по парам. Малодушно хотелось сбежать из универа. Я вынырнула из своего убежища, о котором мы со Светиком пронюхали, когда перед экзаменом под юбку прятали шпоры. Тишина. Никого. Слава богу! Я сделала пару шагов по начищенному паркету и увидела Иррандо. Вид у него был виноватый.

— Аня, прростите, что заставил вас волноваться. Если хотите, я сразу уйду. Я лишь хотел извиниться.

Пахло воском и стружкой, в желудке уныло скрёбся голод. Кто знает, вдруг меня снова похитят, или он уедет в свою Венесуэлу. А я ничегошеньки об этой стране не знаю… Аграрное право подождёт.

— Не уходите, — сказала я. — Но прошу вас больше не драться. Вас попросту отчислят, и будет обидно.

— Простите, не сдержался. Быть оскорбленным при вас этими низкими людьми оказалось выше моих сил. Они действительно не стоят внимания.

— Вы говорите, как принц, — улыбнулась я. — Наверное, получили хорошее воспитание.

— Да, не могу жаловаться, — он склонил голову. — Я вас задерживаю, Аня?

— На лекцию я всё равно опоздала, пойдёмте в кафе?

— С большим удовольствием.