Маргарита Ардо - Дракон нашего времени [СИ]

В студенческой столовой звенела тишина и кастрюли на кухне… Я набрала полный поднос еды. Иррандо повторил за мной, чем вызвал у меня улыбку. Полусонная кассирша рассчитала нас, и мы сели за столик у окна в самом конце зала.

— Отчего вы не на паре, Иррандо? — спросила я, погружая ложку в грибной суп и поднимая глаза на иностранца.

— Я думал о вас.

Суп был вкусным, но в глотку не лез. Я взяла пирожок с повидлом, положила на него розовый листик маринованного имбиря и откусила. Необычно. Вкусно. Поперчила…

Ир смотрел на меня с такой нежностью, что я чуть не подавилась. Улыбнулся.

— Моя мама тоже так ела, когда носила под сердцем младшего брата. Смешение вкусов.

Я отложила пирожок на тарелку. Нет, так нельзя! Выдохнув, решилась:

— Ираклий…

— Иррандо, — поправил он.

— Хорошо. Иррандо, я должна вам сказать что-то очень важное и для вас не совсем приятное. Дело в том, что я…

Он прижал палец к губам и покачал головой.

— Не нужно. Вы бледны, Аня, отдохните, покушайте. Как-нибудь потом.

— Знаете, когда в кино герои говорят «как-нибудь потом», это «потом» обычно бывает слишком поздно…

— Я видел кино, — бархатно сказал Ир. — Красиво, но это сказка. Выдумка. Посмотрите, какое солнце за окном, какие красивые на газоне красные цветы, какое прекрасное место вокруг нас! Чистое, новое. И ваш замечательный обед, — он показал на моё вкусовое извращение. — Сейчас много хорошего. Не надо позволять выдумке портить его. Даже если хорошее нам дано всего на мгновение…

Я вздохнула: портить момент и правда не хотелось. А Ир к тому же мудр! Не в пример мне.

— Возможно, вы правы, Иррандо. Но потом я обязательно вам скажу. Как только пойдёт дождь, и на улице будет противная слякоть. И ветер. И гром с молниями за шиворот. Я всё расскажу. Тогда вы меня не уговорите.

— Договорились, — мягко сказал он и осторожно накрыл мою кисть ладонью. — Я вас непременно выслушаю. И сам вам тоже расскажу кое-что, ладно?

— Ладно, — прошептала я, не видя ничего на свете, кроме его карих глаз перед собой, лучащихся нежностью и загадкой. Я чувствовала, что лечу в них и не хочу возвращаться. Пусть я ворую неположенное мне счастье, и это волнение до дрожи, и эту горячую негу в животе. Хотя бы две секундочки я побуду ещё здесь, в сказке, — мысленно умоляла я рациональную, протестующую себя.

И вдруг он потянулся вперёд, через стол. И поцеловал меня…

У нас было четыре часа до окончания лекций. Волшебные, прекрасные четыре часа свободы! И я не променяла их на знания, разум не победил, победило сердце! Держась за руки, как два сумасшедших подростка, мы сбежали из толстых университетских стен по широкой, бежевой лестнице с двумя красными полосами по краям, стуча подошвами по сверкающему мрамору холла, и вырвались на воздух. К весёлым головкам одуванчиков, к берёзам, приветствующим нас нежными листиками и серёжками, к набухшим перед цветением гроздьям сирени вдоль дорожек. К свежести трав, пахнущих новой жизнью. Люди ходили мимо, а нам казалось, что мы — в лесу, где больше никого… Только эти прикосновения, эти губы к губам, этот горячий трепет. И нежность… Её было столько в груди и во взгляде, в переплетении пальцев и в объятиях тёплых рук, что, казалось, будто мы сияем ею, излучаем, как радиацию со знаком плюс. И потому, наверное, прохожие, попадающие в зону действия нашей нежности, улыбались нам, как родным и любимым, вдруг начинали напевать себе что-то под нос или звонили своим: «Ты как?…»

Счастье! Моё счастье оказывается, пряталось в его карих глазах! Как я жила без него всю свою жизнь? Периодически останавливаясь, чтобы припасть друг к другу, и с трудом отрываясь, мы добрели до Москва-реки, склон перед которой был усеян студентами, как грибами после дождя. Кто-то читал, кто-то целовался, кто-то болтал, растянувшись на травке и уставившись в голубое небо, подёрнутое белой пеной облаков.

Мы шли неторопливо. У пляжа малыши, убегая от мам, семенили пяточками по дорожкам, по травке, как яркие, умилительные, непоседливые жуки! Я вспомнила о своём. Сердце сжалось. Глянула на Иррандо: хватит ли у него любви не только на меня, а на двоих?

— Я всё-таки скажу, — тихо начала я.

— Какие они чудные, да? Особенно вон тот, в синих штанишках, — улыбнулся Иррандо, — любопытный бутуз!

— Да… — выдохнула я, радуясь: он любит детей!

Мы сели на траву, обласканные весенним солнцем. Как удивительно тепло, будто в мае. Иррандо снял джинсовую куртку. Я засмотрелась на его рельефные, сильные руки, выглядывающие из-под рукавов белой шведки. Загорелый, как в бразильском кино. Девушки оборачивались ему вслед, а для него, этого невероятного красавца, существовала только я. Разве это не чудо?

— Ир…

— У нас будет однажды такой? — спросил он, лучась счастьем.

— Ир, у меня уже есть… — вырвалось у меня. Я закусила губу и положила руку на живот. — Прости, я не могу лгать.

— Я знаю, — прошептал он, словно иначе и быть не могло… И потянулся ко мне: — Спасибо тебе, Анррита…

Меня окатило будто холодным душем. Я подалась назад и уперлась локтями в траву. Иррандо растянулся рядом, навис надо мной, прикрыв глаза перед поцелуем. Я резко откатилась и вскочила на ноги:

— Анрита?! — меня затрясло. — Анрита?! Ты знаешь… Потому что ты — похититель?

Дрожащей рукой я скользнула в рюкзак, схватила холодную рукоять пистолета. Зачем? Я точно не выстрелю в него! Иррандо сел на траве и сорвал пластырь, намотанный в несколько слоев. Под ним оказалось такое же кольцо с головой дракона, как и у меня.

Расширив глаза, я попятилась, потом замерла и медленно вытащила пистолет…

— Отойди, я выстрелю.

Иррандо поднялся с травы, и было видно, что он не боится, но очень волнуется. Он подошёл ко мне, встал вплотную к дулу пистолета. Распахнутый, беззащитный. На таком расстоянии из травмата можно убить и нельзя промахнуться… Боже…

— Я не знаю, что это за штука из металла, Аня, — сказал он. — Но, пожалуйста, не волнуйся, тебе нельзя. Всё уже хорошо. Мы вместе.

Кажется, он и правда не знал, или был абсолютно безрассудным. Маньяки бывают… Но в карих глазах не было ни капли безумия, только любовь и надежда… Что же это? Светик была права? Сглотнув, я смотрела на него, не зная, что говорить и что делать.

— Я не похититель. Я твой муж, Аня, — проговорил ласково Иррандо. — Ты носишь моего ребенка. И я даже не могу выразить словами ту радость, которую испытываю от этой вести!

Моя рука с пистолетом безвольно повисла. Он коснулся с нежностью моих предплечий.

— Я люблю тебя, моя Аня, моя Анрита, — сказал он. — Больше всех на свете!

Маг Куррвимаэтр с осторожностью высунул голову из подземного лабиринта. Жарой ударило в темечко. И красные пески, сложившиеся в барханы, расплылись, превратившись в туманное марево. Маг снова нырнул в лаз, споткнулся и полетел, считая ягодицами ступени железной лестницы. Отбив себе сдобнообразное основание ног, маг потёр его и выругался.