Анатолий Казьмин - Здравствуй, дедушка Кощей

— Батюшка! — завыла наша претендентка на чин царицы. — Не неволь душу девичью!

— Что случилось, Тамар? Садись, рассказывай.

— Ага, щаз, — фыркнула кикимора и, рухнув на колени, стала умеренно биться о пол лбом, выпятив при этом тощую попу, кстати, не особо обременённую одеждой. — На коленях тебя молить буду, отец родной! Не губи! Что хошь для тебя сделаю, а только не неволь за Гороха иттить!

— И что это означает — "что хошь сделаю"?! — Варя потянула у нас из-под носа сковороду с еще недоеденной яичницей. — Ишь хвостом тут развилялась!

— Енто не хвост, барыня, — Тамарка удивленно ощупала пятую точку. — Енто народная одёжка из шкур леопардовых.

— Вот я сейчас кого-то сковородой и отлеопардю! Ишь развратница!

— Я?! — искренне поразилась кикимора. — Я не развратничаю. Я замуж хочу.

— Дамы, дамы! — я вскочил и попытался спасти остатки яичницы. — Варюш, скажи — пусть ей какую одежду принесут, а ты, Тамарка, садись и без этих ваших завываний объясни, что случилось.

Через пять минут все успокоились. Варя, поняв, что на меня никто не покушается, вернула сковородку, которую тут же подгрёб к себе Михалыч. Тамарке дали какой-то тулуп, усадили за стол и вручили кружку чая. Самое то с мороза, особенно если учесть, что к нам кикимора прибежала в национальном наряде. То есть полосочка леопардовой шкуры на, пардон, груди и крохотная юбочка из той же несчастной животинки снизу. И босиком. Зато с копьём в руках. Выглядела она очень эффектно, особенно на фоне упакованных с головы до пят европейских дам. Чего этому Гороху еще надо не понимаю?

— Рассказывай, — велел я Тамарке, печально проводив взглядом последний кусочек обжаренного сала от сковороды до бороды деда.

— А что рассказывать, батюшка? — пожала она плечами. — Не пойду за Гороха и всё тут.

— А чего так?

— Противный он, батюшка. Еще и борода ента его…

— Да уж, — подтвердил Михалыч, поглаживая свою растительность на подбородке, — ить борода не кажному идёт. А только солидным, ответственным мужикам.

— Понимаете, дедушка Михалыч, — закивала кикимора.

— Шовинизм какой-то, — потёр я свой гладковыбритый подбородок. — Тоже мне нашли критерий солидности.

— Ничего, Федь, — погладила меня по плечу Варя, — вот поженимся и ты себе бороду заведёшь.

— Да при чём тут борода?! Уф-ф-ф… Тамарка, а чего ты согласилась в невесты к Гороху пойти?

— Тётушка приказала, — пожала она плечами. — Я же не самоубивица ей противиться?

Тут она права. Агриппина Падловна — дама серьёзная. В гневе пришибить — как деду вареник у меня из-под носа увести.

— А теперь уже не боишься тётки?

— А таперича мне уже всё равно, батюшка. Нагляделася я на жисть-то царскую по самое не хочу. В леса уйду, в болоте жить буду, а только за Гороха не пойду.

— А он тебя уже определил в жёны что ли? — удивился дед.

— И енто тоже нет, паразит такой! А я бы и всё равно за него не пошла!

— Не пойду, не пойду… Заладила… — хмыкнул дед. — А чего же ты хочешь, красна… хм-м-м… девица?

— Замуж хочу, — опять прошептала кикимора.

— Ничего не понимаю, — развел я руками. — Дед, ну ты мне хоть пару вареников-то оставь!.. Замуж она хочет, а за Гороха не хочет…

— Дурит девка, — пояснил дед.

— Глупые вы, — Варя пересела к Тамарке и обняла её за плечи. — За любимого она замуж хочет, а не за первого встречного.

— А он в принципе есть этот любимый или пока только в теории существует?

— Есть, батюшка, — шоколадные щёки кикиморы слегка потемнели. Румянец девичий, надо понимать.

— Уже легче. Кто таков?

— Ой, стыдно-то как…

— Давай-давай, колись, что там за принц такой.

— А ты, батюшка ругаться не будешь?

— Ну, если не за меня собралась, то не буду. А если за Гюнтера, то тут же и благословлю.

— Енто слуга твой верный, воин твой славный, грозный и непобедимый… Калымдай, полковник твой отважный…

Я фыркнул, дед хихикнул, а Варя показала нам кулачок.

— Да, девка, высоко метишь, — погрозил пальцем кикиморе дед. — Ить, Калымдаюшка наш — человек… Ну, шамахан, шамахан, что ты меня вечно поправляешь, внучек? Унизить перед посторонними хочешь?.. Я говорю, девка, шамахан-то наш совсем не простой Калымдай какой-нить… Тьфу ты, запутали старика! Ну что ты ржёшь, Федька, будто Максимилиан новую книгу увидевши? Вот ничего я больше вам не скажу, так и останетесь неучами малолетними!

— Ладно, дед, не ворчи. Мысль твоя понятна. Калымдай в нашем царстве-государстве уж повыше какого-то там Гороха котируется. Да только с чего ты взяла, Тамар, что он тебя замуж взять захочет?

— А я повешусь! — категорически заявила Тамарка.

— Аргумент, — кивнул я. — Напьемся тогда с Калымдаем на поминках, пирожков наедимся, да и пойдём тоску-печаль в подвалы разгонять к стриптизёршам… Не-не, Варюш, это я для примера только сказал! Сдались они мне эти кикиморы! Ой, пардон, Тамар, я не это вовсе имел ввиду… Тьфу, ты! Ну что такое, деда?! Что мы с тобой не скажем, всё пальцем в небо попадаем!

— А потому что, мужики — все глупые, — хихикнула Варя.

— Давай, внучка, — кивнул Михалыч. — Бей, круши! Вырезай под корень всё наше племя! Да и сами корни отчекрыживай… под корень. Тьфу, ты! Бежим отседова, внучек, места тут видать заколдованные супротив мужиков! И слова сказать нормально не получаетси!

Спасла нас с дедом бутылка водки с царских заводов, выставленная перед нами хихикающей Варей.

Выпив, я обрёл наконец-то ясность мысли и связанность речи:

— Я, дед, т-т-тебе точно говорю! Женская магия она накапливается, консу… консолидируется… вот же словечко, а? А п-п-потом, ка-а-ак вдарит по нам, мужикам! Наливай! Давай, деда — за нас, вдаренных, но гордых мужиков!

— Давай, внучек… Ох, хороша, зараза!.. А пойдем, внучек на базар? Собачку купим. Будет нам дворец сторожить, на Гюнтера гавкать… Наливай, внучек… Как закончилась? Уже вторая? Щаз сделаем, только, тс-с-с… Вну-у-учка! Варварушка, организуй-ка, девонька нам еще бутылочку!

Помню, что Варя с Тамаркой всё подсовывали нам вареники и хоть не ругались, но смотрели без душевной теплоты. Потом тётка Пелагея унесла куда-то деда под мышкой. А я, ощутив внезапное понимание всего и вся, допил водку прямо из бутылки, подмигнул мирозданию и… всё. Больше ничего не помню.

Разбудил меня Дизель.

Гад! Зараза! Сволочь! Убью! Вот выздоровею и убью, честное слово. И Кощея убью, который Дизеля запрограммировал в шесть утра меня будить. И вообще — всех убью… Ой, как плохо-то мне…

В спальню вошел до неприличия бодрый Михалыч:

— Живой внучек?

— Деда… а что это вчера было? Сидели, разговаривали и вдруг — водка и понеслось… Я там ничего не натворил? А домой мы как попали? Ох…

Очень это не характерно для меня вот так напиваться. Нет, в хорошей компании, по предварительной договорённости, я очень даже люблю посидеть, о политике, компьютерах поболтать, но вот так спонтанно, да в зюзю…