Анатолий Казьмин - И.о. Кощея

– Нет у меня рогов, Михалыч…

– Есть, Чернозад, есть. Как у всякого Иуды проклятого вот такенные, – дед развёл в сторону руки. – Как у оленя. Олень ты и есть, ирод чернорогий.

– А как же вы спаслись, деда? – я уже успокоился, а дедовы рассказы о былых днях всегда были интересны и захватывающи.

– А пришлось нам, внучек, объяснить этому чуду черноухому, что нельзя так жить, что надо с состраданием к ближнему своему относитси. Проникся он словом нашим, заплакал от раскаянья, да и отпустил нас, грешников, дятел бескрылый. Да, Черноклюв?

– Я же и деньжат тебе за обиду отсыпал, Михалыч… – оправдывался Черномор, ковыряя песок громадным сапогом.

– От и жив потому осталси, – согласился дед. – А ты я смотрю, опять не по правде жить вздумал? Безделушку внучка моего замылить решил?

– Ошибочка вышла, Михалыч, – развел ручищами Черномор. – Сейчас ребятки принесут.

Двое богатырей кинулись в море и тут же исчезли в волнах.

– И пущай с пальмы мне листьев нарвут, – приказал дед. – Я ить старенький, куды мне по пальмам скакать? А мелюзга моя домашняя подаркам обрадуетси, да добрым словом тебя, Черножлоб, помянёт. Может быть.

Еще двое богатырей рванули к ближайшей пальме.

– Черномор я, – снова пробурчал старый богатырь.

– А вот сейчас и посмотрим, – отрезал Михалыч, подымая наставительно палец вверх: – По делам их и узнаете их.

Первыми соскочили с пальмы богатыри с охапками больших листьев, а вслед за ними из моря вышла еще пара, неся небольшой ларец. Листья сгрузили перед Михалычем, а ларец протянули своему дядьке. Тот приблизился ко мне и протянул ларец:

– Не гневись, батюшка, не признал сразу. Кабы сразу сказал, что с Михалычем…

– Проехали, господин Черномор, – я принял ларец. – Ну, раз конфликт исчерпан…

– А за моральный ущерб? – перебил меня дед. – Мы вона сколько времени, да нервов моих драгоценных тут потеряли! Не можем же мы, внучек, дружка нашего мокрохвостого в долгу оставлять? Да, Черно… да хрен с тобой, Черномор пусть будет… верно говорю?

– Ну да, – погрустнел Черномор. – Долги платить надобно. Злата, серебра, али жемчуга морского?

– Да за кого ж ты меня держишь?! – деланно возмутился Михалыч. – Я тебе вымогатель какой али вражина иноземная? Я думал, ты мне рыбку вкусную поймаешь, вона внучека побаловать свежатинкой, а ты мне золото пихать надумал. Не по-людски енто, Черномор, – укоризненно покачал головой дед, – совсем ты тут на югах обасурманилси…

– Сделаем, Михалыч, – обрадовался старый боец.

Пока богатыри рванули на стихийно возникшую рыбалку, а дед пропихивал Черномору как надо жить правильно, по совести, я отошёл к царице:

– Ваше Величество, ну конфликт улажен, – я открыл шкатулку и заглянул в неё. Ага, все в порядке, лежит кусок древней скульптуры. – Мы можем спокойно отправляться домой.

– Очень рада, господин мой Кощей, что всё разрешилось к всеобщему удовольствию, – вежливо улыбнулась Морисента.

– Морисента, душа моя, – я так же вежливо засиял улыбкой, – хочу оставить на полгодика вам Горыныча как моего официального представителя, – я подошёл поближе и зашептал: – У вас сейчас возможны проблемы в связи с быстрой сменой власти, так Змей мой и поможет вам, в случае какого конфликта. Вы же видели его в деле.

– Весьма щедрое предложение, Ваше Величество, – кивнула царица. – Буду благодарна.

– Вот и славно. Только кормить его не забывайте регулярно, а то он капризный становится.

– Даже не переживайте, господин Кощей. Мы помним, чем обязаны этой славной зверушке.

– Не зверушка я, – пробурчала правая голова, с интересом прислушиваясь к нашей беседе. – Дракон!

– А ты меня покатаешь, дяденька Горыныч? – заверещал маленький Моришур.

– А кто это у нас такой смелый? Такой храбренький, да удаленький? – засюсюкала левая голова. – Покатаю, а как же! На охоту с тобой слетаем, покажу, как правильно кабанов жарить надо.

Морисента с умилением смотрела на дракона с ребенком, а я оглянулся на деда.

У его ног уже стояла большая корзина с рыбой, а сам он довольно подмигнул мне и мотнул головой, мол, всё, что совесть позволила урвать, урвали, пора и честь знать.

– Ваше Величество, – я снова повернулся к царице, – к сожалению дела вынуждают покинуть ваше общество, но расстаюсь я с вами в предвкушении скорейшей встречи и всяческого наилучшего… ну это… – я запутался в своих словоплетениях, – ну между нашими государствами короче.

– Пусть и расстаемся мы, господин Кощей, – подтвердила Морисента, – но друзьями и союзниками.

– Во-во! – обрадовался я. – До новых встреч! Заходите в гости, всегда будем рады вас видеть!

Царица улыбнулась и, подхватив сына, пошла к морю, а я подошел к Горынычу:

– Ну, остаёшься?

– Ага, Федь, – кивнула правая голова. – Кормёжка тут хорошая, хотя и одна рыба.

– Ничего, надоест – слетаешь на охоту. И имей ввиду, Горыныч, нам-то они вроде друзья, но ухо держи востро, фиг их знает… Не болтай о наших делах и будь готов на всякий случай к нам на помощь прилететь если что.

– Поняли, Федь, – пробасила правая. – Не сумлевайся.

С богатырями я прощаться не стал, просто помахал им рукой и кивнул деду, мол, поехали.

* * *

Перенос с помощью Шмат-разума прошел быстро и без проблем. Только держать в руках здоровенную корзину, заваленную сверху пальмовыми листьями, было крайне неудобно. Зато Тишка да Гришка радовались подаркам больше чем мультикам, наверное, и тут же разбросали по полу Канцелярии ракушки и разноцветные камешки, да и передрались из-за них. А Дизелю я вручил два пальмовых листа, которые он тут же побежал вешать над зеркалом у себя в генераторной. Любит он полюбоваться на знак радиационной опасности у себя на лбу, а теперь еще и южного колорита добавилось в виде рамочки для зеркала.

У нас уже стемнело, и ужинать мы пошли сразу на кухню, заодно отнесли Иван Палычу свежей рыбки. А я преподнёс пальмовый лист, который шеф-повар тут же хотел пустить в какое-то блюдо, но вовремя подсуетившиеся кухонные девочки отобрали его и повесили над входом.

Когда через час мы с дедом тяжело дыша, икая и смотря друг на друга осоловевшими глазами в блаженстве откинулись на высокие резные спинки стульев, Иван Палыч подошёл к нам, торжественно неся нечто на подносе накрытое салфеткой.

– Вуаля! – он сдёрнул салфетку и поставил передо мной вазочку с густой светлой жидкостью.

– Сгущенка?! Получилось, Иван Палыч?!

– А вы попробуйте, Фёдор и сами скажите, получилось или нет, – повар отошел на шаг и замер в ожидании.

Я покрутил в пальцах вазочку, полюбовался, как тяжёлая жидкость лениво перекатывается от края к краю, понюхал, ничего не понял и торжественно зачерпнул ложкой новое для этого мира блюдо.