Анатолий Казьмин - И.о. Кощея

А дед уже соколом взлетел на крыльцо и мартовским котом закрутился вокруг Пелагеи:

– Вот уж не знал, не гадал, что Варька у себя такую красу в тереме прячет! Лицо белое, румянец девичий, брови черные, очи как у Кощея-батюшки огнём полыхают, да не гневным, а страстным!

Мы с Варей захихикали, а тётка Пелагея сначала удивленно посмотрела вниз на гоголем ходящего вокруг неё деда, а потом улыбнулась и потупила глаза.

– И руки белые, ухоженные, а стан тонкий как у берёзки, – продолжал соловьём заливаться Михалыч, – груди высокие как дыни узбекские…

Я закашлялся, а Варюша покраснела.

…– а всё что ниже пояса, – дед обогнул тётку сзади, отошёл на шаг, окинул взглядом знатока описываемую часть тела и категорически заявил: – Мой размерчик!

– Охальник какой! – с удовольствием прогудела Пелагея. – Ишь шустрый да резвый!

– А пойдём, красавица, – дед развернул тётку, подхватил под руку и направил к двери, – хоть терем мне покажешь. Мне про тебя всё интересно, бурёнушка ты моя лебедяшная!

– Кто-кто? – давясь от смеха переспросила Варя.

– Во! – я, хихикая развёл руки в стороны. – И во! – замахал тут же руками, имитируя Горыныча. – Коровка летающая!

Дед не оглядываясь, завёл руку за спину и, показав нам кулак, продолжал запихивать в терем тётку Пелагею:

– И как живёшь, страдая по мужской ласке знать хочу! И по каким дорожкам ножки твои точёные ходят! И на какой кровати тело твоё…

Дед всё-таки вдавил свою пассию в дверь и самое интересное про тело на кровати мы уже не услышали.

– Пролетели мы теперь с обедом, – простонал я сквозь хохот, а Варюша уже рыдала от смеха у меня на груди, и я успокаивающе обнял её и прижал к себе покрепче.

Петрович смущенно ковырял сапогом деревянный настил, а Елька с восторгом оглядывалась по сторонам и вдруг взвизгнула:

– Эх, хорошо живёте баре! Весело!

– Ох, – Варя оторвалась от меня и утирая слезинки, кивнула: – Проходите, странники дорогие, не побрезгуйте.

– А они, Варюш, вовсе и не странники, – я оглядывал знакомую мне горенку, в которой только большой стол с лавками и остались с того периода когда мы тут стратегические планы разрабатывали, да тайные операции готовили.

На окнах уже висели занавески в цветочек, на полу – вязаные дорожки, а на подоконнике и на полочках по всей комнате – какие-то растения в горшочках.

– Странники, не странники, – отмахнулась Варя, – а поют душевно.

– Познакомься, Варюш. Мы тебе на должность управляющих вот эту семейку привели, дядьку с племянницей. Сидор Петрович да Еля Малаховна, прошу любить и жаловать.

Родственнички склонились в земном поклоне перед Варей, а она удивленно посмотрела на меня.

– Хорошие люди, – заторопился я. – Это родня наших сотрудников. Проверенные кадры и ценные специалисты. Елька у нас вообще девушка образованная, учебу в не самом худшем заведении прошла. А дядька Петрович, не смотри на его внешность, душевный и справедливый.

– Коли люди так петь умеют, то подлости в их нет, – категорически заявила Варя. – А справитесь… страннички?

– И не сумлевайся, боярыня! – подскочила к ней Елька. – Мне уже твой Фёдор Васильевич допрос с пристрастием сделали, ручки заламывали, на дыбу подвешивали, калёным железом жгли, а я им только одно и твержу: – Хош убейте, а верой и правдой служить моей хозяйке, Варваре Никифоровне буду!

– От сорока… – проворчал Петрович. – Расчирикалась… А ты, хозяйка сама смотри, но девка моя шесть лет економическим наукам обучалась, дело знает. А уж я её не оставлю, подмогну и слова поперёк никто не скажет.

– А какое жалование вы себе хотите? – прищурилась Варя.

– Да нам много и не надо, барыня, – тут же застрочила как из пулемёта Елька. – Кров, да хлеб, да вода! Мы люди маленькие, своё место знаем и процент большой от прибыли требовать не будем! Четверть от доходов и по рукам!

– Елька! – рявкнул я. – Сейчас тётушку Агриппину сюда приведу!

– Увлеклась, барыня, – девчонка опять склонилась в земном поклоне. – Прости, хозяйка – еще уроки из головы не выветрились, так и скачут в голове знания, нашёптывают, как бы побольше доход с прибыли получить.

– Егоза она, хозяйка, – покачал головой Петрович, – но на то я к ней и приставлен, чтобы лишний пыл сбивать. Ну и в обиду не давать.

– А давайте чай пить, – улыбнулась вдруг Варя. – Эй, там! А подать нам самовар, да плюшек сладких, да пряников печатных! А за столом, работнички мы всё и обсудим. Садитесь, садитесь, певцы сладкоголосые, чаю покушаем и всё до грошика и подсчитаем.

Чай был хороший, пряники еще лучше, а вот разговоры – скучные. Варя всё же решила взять на службу Сидора с Елькой, и теперь у них шло обсуждение деталей. С какой деревни сколько налогов брать, кому послабление сделать, а за кем, наоборот, присмотреть попристальней… Скукотища…

Елька, вытащив откуда-то лист бумаги и чернильницу, увлечённо выстраивала на листе столбики цифр и тут же тыкала в непросохшие чернила пальцем, горячо что-то объясняя Варе. Сидор, не вмешиваясь в разговор, не менее увлеченно налегал на плюшки, а Варя то одобрительно кивала, то морщила очаровательный носик.

– Варюш, – я встал из-за стола, – я пойду, прогуляюсь немного.

– Ага… – рассеяно отозвалась Варя, а потом вскинула на меня взгляд. – Ну, ты же не насовсем уходишь? Вернешься еще?

– А куда ж я денусь? Разве что девки какие на базаре на меня позарятся, – притворно вздохнул я, увернулся от запущенной ложки и, ухмыляясь, выскочил из горницы.

Пойти, что ли Михалыча поискать? Ага, а как нарвусь на них в самый неподходящий момент? Огребу же сразу с двух сторон! Ну его, старого развратника, пусть развлекается.

Вот на базар я и решил сходить, прогуляться. Не за девками, конечно, это на Лялину улицу тогда надо, да и потребности такой нет. Просто пошататься время убить, себя показать да на людей поглазеть.

И то и другое мне удалось воплотить в жизнь, правда, в обратном порядке и с совсем даже не однозначным результатом.

Базар как всегда оглушал криками торговцев, покупателей, зевак, ругающихся и торгующихся напропалую.

– Ну, кудыть пошёл?! Гля какая репа! Покупай, лучше во всём Лукошкино не найдёшь! Это же царь-репа просто! Нет ты глянь, ты глянь, размером с голову, во какая репа!.. Как кулак? Да ты приложи её к своей башке дурной – одинаковый размерчик будет, деревенщина ты непутёвая! Ну, иди-иди, поищи подешевле, ха!

– Пиво, мужики! Налетай! Крепкое, аж в нос шибает! По рецепту самого фон Шлюссенблохена! Хрен, где такое найдёшь!.. Что за блохен такой? Да кто его знаить, но звучит-то как красиво! Налить кружечку, али две?

– Эй, красавица, купи козу! Ну что енто за дом без козы?! Есть уже? Ну, козла купи! Гля рога какие! Будет дом охранять, спину чесать! И козел есть в доме? Енто не тот, что от тебя только что в кабак побежал? Ну, тогда козу купи для женской солидарности! Будете вдвоём козлов своих гонять!