Аделаида Веммер - Сбежавшая принцесса: чувства за гранью [СИ]

— Моя умница, — он снова ехидничает, зная, что это и бесит и возбуждает одновременно. — Пошли. Сбежим с этой вечеринки.

И сбегаем. С приема, посвященного собственной свадьбе. Смеемся, наслаждаясь выражением лица Лэртина, который как раз поднимается по лестнице в зал. И выскакиваем на мороз. Мне на плечи ложится пиджак мужчины. И впереди — там, за метелью, нас ждет что-то новое. Светлое, теплое, счастливое.

Кажется, это называется семьей…

Я стою у окна, наблюдая за светлячками, резвящимися в траве. Ребенок тоже не спит. Толкается, заставляя меня улыбаться. В свете единственной свечи улыбка выходит жутковатой. Но я счастлива так, как никогда не была. Прикасаюсь к светлым волосами, вдыхаю цветочный запах. Глажу живот, чувствуя отклик малыша.

Как Нарлитар и говорил, это его ребенок. И мой. Наш.

— Ты чего не спишь? — он входит в комнату, бросает куртку на стул.

— Не спится, — отвечаю я. — Дом новый, не привыкла. В моем-то сарае таких площадей не было.

Одна наша комната размером с весь мой дом.

— Как сын? Толкается?

— Весь в тебя, — я улыбаюсь, когда руки мужа скользят по моему животу и комочек счастья внутри отзывается на прикосновения отца. — Буйный.

— Буйная у нас ты, — со смехом отвечает Нарлитар. — А я — само спокойствие и обаяние. Ох, вырастет парень, я из него сделаю мужика.

Фыркаю. При этих словах в глазах Нарлитара горит такой огонь, что остается лишь смеяться. Кажется, скоро в его жизни появится человек, которого он будет любить больше меня.

— Я обязательно рожу еще девочку, — твердо говорю. — Хочу помощницу.

— О, нет! — притворно вздыхает муж. — Избавьте нас от девочек. Милая, я же не переживу ее взросления. У меня крыша уедет от переживаний за дочь.

— Поделом тебе, — я говорю это не зло. — Мы не позволим, чтобы с ней что-то случилось. Я точно знаю это.

— Конечно, нет. Ты уже придумала, как мы назовем сына? Так и быть, первого называешь ты.

Я напрягаюсь. И отхожу, не давая себя обнять. Мне тяжело говорить то, что я собираюсь, но осознание того, что это так правильно, так нужно, не дает отступить. В конце концов, какая мы семья, если не умеем делиться друг с другом тем, что беспокоит?

— У одного племени на севере, — начинаю я, — есть поверье. Они не оплакивают умерших родных. И не печалятся из-за их смерти. Они верят, что если назвать ребенка именем своего умершего близкого, то душа этого человека возродится в младенце и получит новую жизнь. Многие их верования работали, пока я жила у них.

— Нет, Ани, — Нарлитар стискивает зубы.

Ему все еще больно, хоть и прошло столько времени. И отчасти поэтому я хочу сделать то, что собираюсь. Я знаю, что такое мучиться от подобной боли и не могу желать такой участи мужу.

— Да, Нарлитар. Это нужно. Тебе, мне. Нам. Ему. Пожалуйста, родной мой, послушай меня. Прими его, прими это имя. Поверь в это и прекрати себя мучить. Я так хочу. Я тоже…я тоже в это верю. И хочу дать ему новую жизнь. Они верят, что душа в ребенка попадает при первом крике малыша. Он где-то здесь, ваша связь слишком сильна. Так дай ему…давай дадим ему второй шанс. Пожалуйста!

Он обнимает меня, уткнувшись носом в волосы и тихо стонет. Этот звук отдается в сердце. И малыш в животе шевелится, чувствуя мамино напряжение.

— Мы должны дать ему второй шанс, — говорю я.

— Хорошо. Хорошо, мое счастье, — выдыхает Нарлитар. — Ты доверилась мне. Ты много раз доверялась мне, а я предавал тебя. В этот раз моя очередь. Давай сделаем так.

— Тебе станет легче, вот увидишь, — улыбаюсь я. — Идем спать.

Наши пальцы переплетаются. Полная луна заглядывает в окно, но я не боюсь ни ее, ни тех тварей, что живут во тьме. Я боюсь лишь того, что могу упасть в обморок от полного, всепоглощающего счастья.

Акушерка показывает мне ребенка. Я замираю. Все вокруг смолкает. Едва раздаются первые звуки этого крика, шепчу заветное имя и беру малыша. Какой же он маленький, хрупкий. Мой. Единственное, ради чего стоило через все это пройти. Он и любовь Нарлитара.

Его впускают в комнату. Меня укрывают теплым одеялом и дают воды. Мокрые волосы я собираю в хвост одной рукой. На другой держу ребенка, не в силах оторвать от него взгляд. Нарлитар нетерпеливо заглядывает в его личико.

— Ани, — он целует меня в висок.

Проводит пальцем по личику малыша и улыбается так тепло, что меня затапливает ощущением счастья.

— Назвала? — чуть напряженно спрашивает Нарлитар.

— Назвала, — отвечаю я. — Все будет хорошо.

— Дарстед, — говорит Нарлитар.

Он пробует это имя. Примеряет уже на своего сына. И успокаивается.

— Дарстед, — соглашаюсь я.

Малыш открывает глазки и смотрит на нас. Это дитя — плод такой любви, которая не снилась большинству наших писателей. И мы смеемся, а я еще и плачу. На небольшой кровати расположилась одна маленькая — пока еще маленькая — семья. Счастливая семья.

Муж сбегает по ступенькам в сад, каким-то чудом удерживая тарелки с овощами и фруктами. Одновременно с этим стайка подружек дочери взрывается хохотом. И донельзя довольный Дар откидывается на спинку кресла.

— Милый, не забывай, что они несовершеннолетние, — шепчу я, проходя мимо.

— Ма-а-ам! — Дарстед краснеет, а девчонки снова хихикают.

Нарлитар ставит на столик бутылку с вином, когда раздаются первые раскаты грома.

— Блин, — бурчу я. — Опять дождь. Вот что значит приморский город. Перенесем все в дом, или пронесет?

— Пронесет, — отмахивается Нарлитар.

Вот так всегда он отмахивается от всех бед. И они обходят наш дом стороной.

— У нас в торте только девятнадцать свечек, — признается Нарлитар. — Двадцатую я сломал. Как думаешь, заметит?

— У него куча баб, — я смеюсь и киваю на подружек Ильвы. — Ему не до свечей. Можешь вообще их выкинуть, он просто торт задует.

Муж фыркает и целует меня в макушку.

— Он на него безумно похож.

— Я знаю, — овощи никак не хотят резаться тупым ножом.

— И голос его. И внешность…почти. И…

— И все. Посмотри на Дара, — я киваю в сторону сына. — Ну, на кого он похож? Только на тебя, да меня.

— Просто ты слишком мало знала моего брата, — говорит Нарлитар.

Я со вздохом откладываю в сторону нож и поворачиваюсь к мужу. Его руки ложатся мне на плечи.

— Тебя это беспокоит? Тревожит?

— Нет, — он почему-то улыбается. — Меня это радует. Ты удивительная, Ванесса.

— Как-как?

Пока мы разговаривали, Дарстед успел подойти.

— Как ты маму назвал?

— Ванессой, — с улыбкой отвечаю я, прежде чем реагирует Нарлитар. — Это мое настоящее имя.

Дар хмурится.

— А почему вы мне этого не говорили? Почему ты сменила имя? Папино тоже не настоящее?