Сергей Куц - Вор и убийца

— Но вы даже не знаете, куда именно в Запустении я направлюсь! Я и те, кто пойдет со мной, — смертники. Без преувеличения!

— Понимаю. — Монах изучающе и без эмоций на лице посмотрел на меня. Он снова стал истинным инквизитором.

— Зачем вам идти с нами? — Я спросил напрямик.

— У конгрегации Вселенской инквизиции свои цели и интересы.

— А Лилит?

— Лилит будет ждать, когда мы вернемся.

Я вдруг поймал себя на мысли, что захотелось той уверенности, которая буквально переполняла инквизитора.

— А мы вернемся, святой отец?

Томас Велдон опустил голову и положил ладонь на ящичек. Неожиданно его голос дрогнул:

— Вернемся. Частица Святого Креста разгонит тьму вокруг нас. Мы непременно вернемся!

Инквизитор двинулся прочь, а я смотрел в его спину. Ему тоже страшно! Тоже человек, хотя порой думалось, что он выкован из стали переплавленного меча, разившего в былые века еретиков.

Разговор, начавшийся на повышенных тонах, закончился совсем неожиданно. Я почувствовал спокойствие и где-то в глубине души умиротворение. Реликвия будет с нами. Господь не позволит ей пропасть! Может, я не такой уж и безбожник, как кажусь самому себе? Мы вернемся.

Я покачал головой. Или возникшее спокойствие всего лишь результат циничного расчета и я только надеялся на защиту священного обломка? Я не знал, что ответить самому себе.

Тем не менее вернулся к костру с блаженной улыбкой на лице. Хорошо хоть, кругом один храп и никто не увидит глупого выражения моей физиономии. Ночная мгла окончательно накрыла стоянку. Подкинув в огонь пару сухих веток, я попытался поудобней устроиться на холодной земле, и…

Проклятый пепел! Внутренний покой вмиг разлетелся в рваные клочья. Из тьмы за мной следил чужой взгляд. Я чувствовал его нутром! Я узнал его!

Тень!

— Просыпайся.

Я очнулся от сна и растерянно уставился на Ричарда. Рассвело, а значит, я все-таки заснул. Это при том, что взгляд, следивший за стоянкой со стороны кладбища, не оставлял меня. Передав смену огсбургцу, держался какое-то время. Умостился у костра, закутавшись в плащ, с парой взведенных пистолей в руках, и приготовился ждать: то ли рассвета, то ли нового ночного нападения. Однако усталость взяла свое, я вырубился и проспал до утра.

Стоянка гудела растревоженным ульем. Горцы сворачивали лагерь, громко перекликались и выводили на тропу лошадей.

— Купец, тебя не добудишься. — Тейвил поправил пояс с палашом и кинжалами. Офицер выглядел бодро, свежо и даже умудрился сбрить щетину.

— Вор. — Я хрипло поправил его, непроизвольно проведя ладонью по своей небритой щеке. Во рту пересохло, я чувствовал себя разбитым, сон отдыха не принес. Поднимаясь, засунул пистоли в кобуру на груди. За ночь я так и не выпустил оружия.

Драгун заметил маневр, который совершили два ствола под моим плащом, и усмехнулся. Настроение у него было преотличное, а я направился прямиком к кладбищенской ограде. Нужно осмотреть могилу тени.

Ее хоронили первой. Могила в трех шагах от остальных выглядела ровно так же, как накануне. Небольшой холмик из серой земли без признаков того, что покойник выбрался наружу. Но дьявол! Чувства меня не обманывали! Ночью я собственной шкурой ощущал взгляд тени! А сейчас… Ясное небо, светит солнце, слышится гомон людских голосов и лошадиный храп. Трудно поверить, что при свете луны я ждал появления той, кого сразил вот этой рукой. Взглянул на пятерню и медленно свел пальцы в кулак, представляя, что давлю собственный страх. Кровь и песок! Самые жуткие россказни, какими пугают по ту сторону Долгого хребта, в Загорье, — всего лишь часть страшной обыденности. К черту все! Будь что будет, и да поможет вору Харуз!

Под каблуком хрустнула сухая ветка. Снова Тейвил.

— Пришел с нечистью проститься? — весело пробасил он.

— Она следила за лагерем. — Я поведал лейтенанту о своих ощущениях во время ночной стоянки.

Рассказ получился коротким, поскольку барону незачем знать, что тень идет за мной по пятам с первых дней в Загорье. Однако сказал достаточно, чтобы беспечное настроение Тейвила как рукой сняло. Он помрачнел и вспомнил мои предостережения в ту ночь, когда схватились с девочкой-упырем.

— Надо раскапывать могилу, — прорычал Тейвил.

— Пошли к отцу Томасу.

Инквизитор выслушал мой рассказ без какого-либо интереса.

— Мы упокоили порождение тьмы по всем канонам, — ответил церковник, — она не может восстать.

— Но…

— Нет времени, — отмахнулся Томас Велдон, — имперцы близко. Необходимо уходить.

— Святой отец, — произнес Тейвил. Лицо драгуна побагровело, говорил он едва ли не сквозь зубы. — Почему никто не сообщил, что огсбургцы рядом?

Барона задело, что его не поставили в известность. Он неизменно при близкой опасности брал на себя командование в нашем небольшом отряде. По меньшей мере ныне покойные Брендон и Джон подчинялись ему, когда дело доходило до боя.

— И что бы вы сделали против трех десятков рейтаров?

Тейвил замялся и замолк, но лишь на мгновение.

— Все одно, мне необходимо знать…

Томас Велдон не захотел его слушать.

— Лейтенант, они проскакали по дороге в двух лигах отсюда. Разумеется, это еще не значит, что опасность миновала. Времени нет. Надо уходить, и это все, что я могу сказать вам. — Инквизитор ткнул пальцем в сторону горцев, крутившихся у лошадей. — А если вам нужно знать что-то еще, спросите у них.

Окликнув отца Крига, беседовавшего с Лилит в некотором удалении от лагеря, Томас Велдон поспешил покинуть наше общество. После встречи с отрядом Губошлепа инквизитор перестал к нам благоволить.

Вскоре поредевший караван продолжил путь. Рой говорил, что Дорнок не так близко от Бранда — в семи днях неспешной езды на крестьянской подводе. Мы двигали на своих двоих, сквозь леса и по полузабытым тропам. К концу каждого дневного перехода хотелось упасть под ближайшим деревом и забыться. Особенно тяжелыми выдались первые три дня, но лучше так, чем нарваться на разъезд имперской кавалерии.

Старому отцу Кригу и Лилит повезло: они путешествовали в седле. Иначе седой инквизитор не выдержал бы заданного горцами темпа, да и дочка Велдона тоже. Отныне я именовал ее именно так, про себя, конечно. Перед каждым ночлегом, пока солнце еще светило на небе, Лилит упражнялась в стрельбе из лука. Наблюдал, как кучно ложатся ее стрелы, и у меня портилось настроение. В ту ночь, когда церковники заговорили о вергельде, стрела разминулась с моей головой вовсе не по воле случая, а потому, что так решила четырнадцатилетняя девица. Меня злило, что жизнь Николаса Гарда висела на кончике ее стрелы. В очередной раз, видя Лилит и вспоминая ночь на окраине заброшенного кладбища, я старался унять свое уязвленное самолюбие. Ладно хоть пересекался с Лилит нечасто — она тоже избегала встречи.