Марина Бишоп - По воле тирана

Наследников у хозяина не было, окружающие недоумевали, почему жена до сих пор не могла забеременеть. Несомненно, разрешись она наследником, Ульф подобрел и перестал бы тиранить рабов и слуг замка?

Время ужина ознаменовалось громким урчанием желудка.

Спустившись вниз, хозяин окинул взглядом трапезный зал, новые гобелены, прибывавшие из крепости Ботл, наконец, придали помещению более уютный вид. А ведь жена ни разу даже не старалась как-нибудь украсить мрачный замок, не проявила ни в чем инициативы. Впрочем, ему было наплевать. На стенах зажгли факелы и стянули шкуры животных с окон. Вечер, как обычно, будет жарким, и духота от обитателей замка, шалфейев, кушинов и рабов, заполнивших позже зал, будет невыносимой.

Хозяин пригладил невидимую складку на одежде и, не удержавшись, ухватил за зад проносящегося мимо каменщика, несшего корзину с лепешками, отпустив в его адрес неприличную шутку. Юный раб испуганно забегал глазами по лицу хозяина, но, поняв, что сейчас самое время сгинуть с глаз долой убежал на кухню. Надо бы увеличить налог, в замке нужны рабы больше, чем нерасторопные шлюхи, умеющие только вертеть округлостями.

К большому сожалению Ульфа, при захвате пленников всем каменщикам, в том числе и мальцам, отрубают головы, чтобы они никогда не нашли дорогу в сады Кутаро. Конкуренция и так велика, еще не хватало, чтобы рабы стояли перед входом в сад. Им прямая дорога в мрачные пещеры Нуроса. Однако, сожаление хозяина было вовсе не по этому поводу, а потому что в рабов обращали противоположный пол, тех тварей, которые, по его мнению, должны были вариться в собственном соку еще при жизни.

Жрец потер макушку, уселся в кресло во главе стола, принимаясь за пищу: сочное мясо молодых телят и поросята, приправленные душистыми специями. По подбородку потек прозрачный жир, когда зубы вцепились в большой кусок. После того, как хозяин первым притронулся к еде, за ним последовали вкусить плоды невероятного труда рабов и слуг многочисленные помощники и воины, принесшие клятву пожизненного служения жрецу. Их миссия была не только в этом. Сменяя друг друга, они отправлялись в крепость Ботл, защищая восточную и северные границы земель Шалфей. Редкие, но неожиданные набеги великанов не давали покоя границам, а с севера - тщедушные каменщики норовили подорвать диктатуру наместников могущественной расы шалфейев. Именно из каменщиков, потерявших мужей и отцов в боях, выходили рабыни, разосланные в разные уголки. Больше всего в виде налога поступали они в два замка: Райп и Улей.

- Есть ли новости? - Ульф наклонился к замковому капеллану, сидевшему рядом, залпом опустошая сладкую вишневую настойку из серого кубка, украшенного зеленым знаком дома жреца - весами.

Монахомон отрицательно замотал головой с черной тонкой косичкой на затылке. Он аккуратно обтер рот и продолжил:

- Нет, Господин, мне пока не удалось выяснить, на фермах и в деревнях никто не слышал об этом. Может быть, старик выжил из ума? Почему вы ему поверили?

Ульф причмокнул, высасывая застрявший кусок мяса из зубов. Его серые глаза сузились, мышца дернулась на правой половине лица. Монахомон терпеливо наблюдал за сменяющимся настроением жреца.

- Скорее всего, это лишь сказка, - внезапно простодушно ответил жрец.

Монахомон многозначительно вздохнул, следует быть более внимательным в будущем, в последнее время Верховный жрец стал относиться к нему с подозрением. Было очень трудно перевестись в замок Ульфа, поэтому капеллан старался не лезть на рожон. Именно поэтому и удержался от вопроса, куда запропастилась хозяйка замка. Наверняка она снова в комнате, страдает от очередного приступа удушья. Не так давно он застал ее рыдающей в храме, она залила благовония своими слезами, чуть не вызвав реакцию соленой воды с порошками. Еще чуть-чуть, и произошел бы взрыв.

Конечно, Ульф не узнал. Ни о чем не спрашивая, капеллан просто отвел хозяйку в замок и велел выпить приготовленное им сонное зелье. Не прибегая к помощи рабов, уложил на кровать и, успокаивая размеренной речью, призывал не сопротивляться судьбе, а принять ее дары, какими жестокими они бы ни были.

Монахомон чувствовал себя оторванным от дел в замке Райп, когда покидал его высокие стены, чтобы в очередной раз выслушать шепот о предсказании странствующего Шалфея. Но ясных слухов не было среди жителей земель. Монахамон улыбнулся своим мыслям в кубок с настойкой.

- Я хочу, чтобы завтра ты отправился в крепость Ботл. Если каменщики поднимут бунт, то мне нужно несколько рабов покостлявей, чтобы за еду готовы были выполнить трюки. Проследи, чтобы их сразу не убили.

- Рабыни?

- Нет, - отмахнулся Ульф, - Посмотри, у меня замок ломится от этих бездельниц, ткать из них умеют только несколько, остальные годятся только для подстилок. Никого, даже короля, не заботит, что каждый день мой дом оскверняется этими тварями Нуроса. Но что не сделаешь ради процветания великих земель шалфейев.

Жрец встал и раскинул руки в стороны, и зал погрузился в молчание. Разговоры замолкли, даже куски недожеванной пищи застыли в закрытых ртах.

- Прости нас, великий Кутаро, ты свидетель - я делаю все для блага земель, приношу хвалу тебе, освети же путь невеждам и направь их на путь истинный. Ульф расправил крылья, и обедающие захлопали своими в знак одобрения и подчинения. Преклоняясь перед самым могучим и мудрым жрецом, рабы упали на колени и уперлись лбами в каменный пол.

Все вернулись к поглощению вкусной еды, рабыни не переставали совершать путешествия на кухню за новыми блюдами, подливали вишневую настойку в быстро пустеющие кубки. Ежедневный пир, как обычно, будет продолжаться до глубокой ночи, пока последний не упадет со скамьи и зайдется громким храпом.

Наутро Ульф спустился вниз и наперво выяснил, кто дежурил в эту ночь у узилища жены. Перед уходом вчера он предупредил охранников, что, если она будет опоена опять, то они будут посажены на колы, медленно сползая вниз, а дворовые псы отпразднуют подачку их никчемными внутренностями. Все обитатели замка знали, что жрец слов на ветер не бросает, поэтому, чтобы не уснуть, воины не ели и не пили со вчерашнего дня.

Под страхом смерти они не позволили и мухе пролететь мимо.

Подняв засов, Ульф наклонился и вытащил Лисицу из тесного места заключения. Она в сознании, но было видно, что каждый вздох дается ей с большим трудом. Из-за затхлого и сырого воздуха грудь стянуло паутиной, ладно сплетенной поселившимся внутри пауком.

Он опустился рядом с ней и поднял рукой подбородок. Лисица заскрипела зубами, неосознанно скалясь, обессилено хватая ртом воздух.

- Вы же знали, госпожа, что я не позволю вам никакой вольности. Видите, что вы натворили, сам Кутаро наказывает вас за непослушание мужу. Вас душит ваша собственная своенравность. Видит Кутаро, я стараюсь для вашего же блага, помогая вашей гиблой душе выйти к свету. Я отчаянно сражался с вашей гордыней, спасая вас от самой себя. Чем же вы мне отплачиваете?