Дарья Кузнецова - Чистый лист

— Ваша светлость, позвольте вас проводить, — склонился лакей.

Чичич, бросив на него задумчивый взгляд, поспешил сослаться на необходимость подготовки и удрать.

Избавитель, к моей тихой радости, не повел нас к парадной лестнице через подвижную гудящую толпу. Он шагнул к стене и отодвинул тяжелую бордовую портьеру, за которой обнаружился черный ход — скромная и достаточно узкая лестница, чистая, пустая и тихая. Опустившаяся за нашими спинами занавесь превосходно скрадывала звуки, и я не удержала шумного вздоха облегчения. То ли просто не привыкла к людским скоплениям, то ли еще не до конца вылечилась, но в ослепительно-ярком, зеркально-золоченом фойе среди людского моря меня потряхивало от напряжения, а тут — ничего, отпустило. Хотя, конечно, там было очень красиво, и я с удовольствием осмотрелась бы в тишине.

— Как тебе Чичич? — спросил Май, пока мы поднимались за чинным до царственности лакеем.

— Ну… он как минимум вежливый и отнюдь не дурак, — заметила я. — Хотя, если он хороший актер, не удивительно, что способен изобразить дружелюбие, даже если искренне желает свернуть собеседнику шею. Но мне все равно сложно поверить, что главный злодей именно он.

— Насколько понимаю, его сокрушительное обаяние на тебя не подействовало, — заметил Недич. — Тогда почему он не кажется тебе подозрительным?

— Сложно поверить, что актер может быть настолько великолепным интриганом. То есть нет, не так. Интриганом он может быть любым, просто странно, что честолюбивый человек с умом изощренного, тонкого манипулятора, хладнокровного убийцы и очень талантливого тактика выбрал для себя профессию актера. Может, я не права, но в моем представлении актерская публичность, жажда признания и внимания с чертами злодея совсем не сочетаются.

— Любопытная версия, — заметил Май рассеянно.

— Меня больше интересует, почему к тебе пристал только он. Я боялась, что от любопытных отбоя не будет! Ладно, репортеры, но всякие великосветские бездельники?

— А тут все просто, — хмыкнул Недич. — Я мало с кем знаком лично: до аварии я был им неинтересен, а мне не хотелось тратить время на светские развлечения. Поэтому большинство попросту не знает меня в лицо, а тем, кто узнал, подойти или окликнуть не позволяет этикет, — пояснил Май.

— Я начинаю любить этот ваш этикет, — пробормотала себе под нос.

На этом пришлось сворачивать разговор: мы миновали короткий тихий коридор с висящими на стенах портретами и фотографиями незнакомых людей, и лакей с поклоном открыл перед нами еще одну дверь.

За ней оказалась небольшая уютная гостиная. Четыре вычурных кресла стояли широким полукругом у низкого столика, заполненного разнообразными закусками на изящных тарелочках. Кресла были развернуты к тяжелой гардине, отделявшей ложу, конечно если это она, от остального зрительного зала. Напротив той боковой двери, через которую мы прошли, виднелась еще одна такая же, а напротив портьеры — широкая, двустворчатая, похожая на парадную.

Два кресла оказались заняты. В дальнем сидел, покачивая в ладони пузатый бокал, отлично сохранившийся мужчина неопределенного возраста «за пятьдесят». Правильные, строгие черты лица, несколько смазанные и размытые временем, недлинные темные волосы, едва тронутые сединой. Морщины легли на смуглую кожу высокохудожественно, придав обаяния и какой-то одухотворенной мудрости, словно перед нами сидел мудрейший жрец великого бога. Глаза — карие, внимательные, смотрели пронзительно и цепко, давая понять, что если жрец и мудрый, то бог его — совсем не добрый. Хотя, возможно, справедливый: никакие явственные пороки по его лицу не читались. Впрочем, что я знаю о местной косметике и возможностях магии?

Дама, делившая ложу (ой, как двусмысленно звучит!) с владыкой, а это наверняка был он, вполне подходила своему спутнику. Примерно того же возраста, все еще красивая — очень величественно красивая. Закрытое длинное платье глубокого синего цвета очерчивало отличную фигуру, ряды крупного жемчуга обнимали стройную шею, подчеркивая безупречную осанку и горделивую посадку головы. Забранные в высокую прическу волосы насыщенного шоколадного цвета лежали идеально, их время пощадило, не поспешив покрывать серебром. Глядя на эту даму, я сама невольно расправила плечи.

— Добрый вечер, владыка, владычица, — дважды поклонился Май.

Опомнившись, я изобразила нечто неловко-приветственное с приседанием и поклоном, мысленно отругав себя за непредусмотрительность. Чем паниковать попусту, могла бы хоть спросить, как положено здороваться с правителем!

Но либо получилось у меня не настолько криво, как представлялось, либо, что вероятнее, присутствующие оказались слишком тактичны, чтобы заострять внимание на таких мелочах.

— Здравствуй, князь, — кивнул Тихомир… Пятый, кажется?

— Она действительно очаровательна и экзотична, — заметила его супруга, с интересом разглядывая меня. Враждебности или пренебрежения в прямом спокойном взгляде не было, обыкновенное любопытство, и это обнадеживало.

— Да, что это я… Представь нам свою даму.

Дальше около минуты ушло на расшаркивания. Владычицу, как я узнала, звали Айрина. Мое имя вызвало у венценосной четы улыбки, а на вопрос о том, где Май отыскал себе такую необычную и столь подходящую ему невесту, тезке позволили отшутиться дежурным «боги послали». Но я ощутила затылком, что нас взяли на заметку и маленький секрет моего появления на свет скоро перестанет быть секретом — во всяком случае, для этой четы и некоторых их подчиненных. А там уже стоило полагаться на владыческую милость. Надо было предложить Маю сразу во всем сознаться, не дожидаясь карательных мер…

В ответ на просьбу о разрешении на брак владыка тоже, в свою очередь, ограничился отговоркой, что не настроен сегодня обсуждать серьезные вопросы, а желает просто отдохнуть.

Меня по повелению владычицы усадили рядом с ней, и дальше разговор вела именно она, а правитель в основном наблюдал, и прочитать по лицу его отношение к происходящему, к Недичу или ко мне не получалось.

Айрина держалась благосклонно, с участием и искренней, но прохладной заботой сердобольной двоюродной тетушки или какой-то другой дальней родственницы. Меня чуть потряхивало от волнения и страха ляпнуть что-то не то, но самообладания, чтобы беспомощно не оглядываться на Мая, хватало. Ежу понятно, что повлиять на владычицу и хоть что-то изменить тезка не в состоянии, так зачем лишний раз показывать ему, насколько мне трудно?

И при чем тут, в самом деле, еж? Ох уж мне эта память, лучше бы чем-то полезным поделилась…

Спасло меня представление. Разговор прервался, когда померк свет и, дрогнув, раздвинулись в стороны отделявшие нас от зала портьеры, а через мгновение подняли занавес на сцене. Наверное, по желанию владыческой четы здесь могли поставить звукоизоляцию или вообще отложить представление до тех пор, пока правитель посчитает разговор оконченным. Но Айрина милостиво разрешила мне перевести дух и, кажется, с искренним интересом сосредоточилась на театральном действии. Я же в поисках моральной поддержки склонилась, насколько позволяло кресло, к Маю, поймала его руку и переплела пальцы.