Михаил Бобров - Удел безруких

— Много их. Если на корабле вообще есть ракетчики, то их столько, что даже отдельный замполит назначается.

— И каков же вывод?

— У него за основное вооружение артиллерия. Ракеты вторичны.

Громыко поморщился:

— Я имел в виду несколько иное. Выходит, он даже наш морской жаргон знает?

— Лучше исходить из того, что знает и американский. Но жаргон — еще одна неясность. Ведь ракеты у нас появились только в шестидесятых. А подводные лодки, где много ракет и ракетчиков, так и вовсе на десять лет позже. Винегрет получается. Оливье. Герб из восемнадцатого, сам корабль из начала сороковых, жаргон из шестидесятых.

Горшков отпил здоровый глоток чая, и Громыко последовал его примеру. Адмирал внимательно посмотрел на министра, понизил голос:

— Так вот, Андрей Андреевич, из этого винегрета у меня и родилась идея. На первый взгляд, безумная.

Громыко успокаивающе поднял обе руки:

— Ничего страшного. У меня вот и безумной даже нет. Слишком я далек от вашей специфики. Ничего на ум не идет.

Горшков снова долил стаканы из плоской бутылочки.

— Помните, на Черном Море снимали кино про аргонавтов? Построили трирему еще, помните?

Громыко кивнул.

— А вот представим, — Горшков заговорил тише, медленнее, раздельно:

— Что Америку не открывал Колумб. Что Америку открыли, допустим, уже в двадцатом веке. Но не высаживаются: ученые запретили. Изучают новый континент со спутников, с вертолетов. Мальчики в индейцев играют, предположим, снимается кино. Экзотично, популярно. И вот, скажем, плывут киноартисты или там студенты вокруг Камчатки. Каноэ из кинореквизита, грим, костюмы эти с бахромой. Тут их шторм уносит к берегам, допустим, Аляски. Либо в район Сиэтла, неважно… Как баржу с Зиганшиным, помните?

Громыко распахнул глаза:

— Понятно! Вот индейцы смотрят: прибило к берегу каноэ. Привычной формы. Только не из шкуры, а из сверхпрочной пленки, но Чингачгук-то слов таких не знает. Каркас не ивовый, титановый. Вместо дульнозарядного карамультука или вообще лука со стрелами — автомат Калашникова… Да в нем бы Архимед ничего не понял! Опять же, у гостей непромокаемые плащи, алюминиевые канистры, нержавеющие ножи с пустотелой пластиковой рукояткой, плавающие. Рация, антибиотики, рост, вес… Невообразимый для дикаря срок жизни.

— Вот почему такой контраст между техникой и поведением единственного человека при ней… Только сейчас в роли дикарей мы, — адмирал вдохнул коньячный запах, проворчал:

— А линкор что… Линкор — “Советский союз”, двадцать третий проект. Я его в наркомате сколько раз на чертежах видел. В институте имени Крылова модель есть, вернемся — попросите показать. Отличается где-то в чем-то, по мелочи, не в ключевых местах.

Выпили — чаю в стаканах оставалось разве на донышке.

— Надо же, сколько лет прошло. А казалось, вчера. Теперь все другое, — Громыко вздохнул. — Роботы эти, космос… Если у него на бортах и старый герб СССР, и сегодняшний герб — то, наверное, найдется и будущий герб?

Горшков согласился:

— Мир меняется. Я чувствую это в море, я вижу это на суше… — адмирал потянул носом:

— Вот, уже и в воздухе чем-то повеяло.

Вошел вестовой, прекрасно уловивший момент превращения стаканов с чаем в стаканы с коньяком. Поставил блюдца с пахучими горячими булочками, длинными полосками мяса. Взглядом поинтересовался: не надо ли еще чего? Горшков сделал отрицательный жест ладонью, тогда вестовой без единого слова вышел.

— Если говорить о диких идеях, — Громыко не поставил стакан, так и держал его в ладонях, будто грел, наслаждаясь ароматом испаряющегося коньяка:

— То и линкор и все остальное могут быть просто громадным скафандром. А сам инопланетянин подобен моллюску в раковине. Потому он всегда один, потому никто больше не показывается. Форму принял, замаскировался. Но в деталях ошибся, откуда же знать ему, что у нас именно вот этого корабля не построено.

— И потому на девчонку не отреагировал, — адмирал кивнул. — Даже я заметил. Даже Риковер, черт старый, глазом косил. А гость — нет. Равнодушен. Да, так все сходится. Но мне больше нравится моя мысль.

— Потому, что ваша?

Чокнулись — все равно чаем уже и не пахло. Выпили. Закусили горячими булочками. Горшков ухмыльнулся:

— Не без того. Но не только. Ведь, если это играющий в нас мальчик из тридцать второго века, то с ним договориться можно. Не зря же он играется именно в нас, а не в тех же бразильцев. А вот как с моллюсками договариваться, думаю, даже ваше ведомство не знает.

— А если он все же примет их сторону?

Горшков прекрасно понял, что сейчас министр спрашивает не про моллюсков. Пожал плечами:

— У нас имеются баллистические ракеты, способные попасть в крупную морскую цель. Хотя бы “четыре ка восемнадцать”. Я присутствовал на испытаниях, еще в семьдесят четвертом году. Десять из одиннадцати попали, причем один боевой блок врезался прямо в мишень. Точность исключительная. А сбивать баллистическую ракету на последнем участке траектории…

Адмирал побарабанил пальцами по серебряному подстаканнику:

— Я уж не говорю, что ракета в залпе не одна. Залп не отобьет и наша двадцать пятая система, не то, что американцы.

Горшков поставил стакан и прибавил несколько раздраженно:

— В конце-то концов, не сорок первый год, с гранатами на танки можно не прыгать.

Громыко поставил стакан и потер прикрытые веки:

— Прыгать или не прыгать, а уступать нельзя. Как тогда, с Адэнауэром, за послевоенные границы в Европе. Если мы им уступим, то прокляты будем всеми замученными и убитыми. Когда я веду переговоры, то, случается, слышу за спиной шепот: „Не уступи им, Андрей, не уступи, это не твое, а наше.“

Выпили молча, не чокаясь. После долгого молчания тишину нарушил министр:

— Что ж, с этим уже можно выходить на Москву. Понятно, что самое вероятное — это просто линкор из параллельного измерения. На контакт не идет, соблюдая меры биологической безопасности… Из Аргентины ничего не сообщали об эпидемиях, но времени прошло мало. Надо бы, кстати, наших предупредить.

Чокнулись. Выпили. Закусили полосками мяса.

— Американцев предупредим?

— Ночью не стоит, еще не так поймут. А вот утром предложим обменяться данными. Мой парнишка стакан прихватил, упаковали. Дома отдадим ученым, пусть бацилл поищут.

— На серебре-то?

— Ах да, что же это я. Ну хотя бы изотопный состав пусть определят.

Чокнулись. Допили. Незаметно возникший вестовой забрал опустевшую посуду. Громыко задумчиво произнес ему вслед:

— Интересно, что сумели понять американцы. Там, кроме напуганного сенатора и обиженного поляка, хватает грамотных. Взять хотя бы моего коллегу из Госдепартамента…