Валерий Гуминский - Серое братство

— Наверху думают, что я жиром заплыл? — усмехнулся фарогар.

— Как раз наоборот. Магван — опытный лазутчик, и сразу не помчится в Паунс или в сторону Драконьих Зубов. Вот здесь и пригодится твой опыт. Многие в Братстве помнят, как ты три месяца шел за Лабелем-мясником. Вот это было искусство. Сами старики хотели дать тебе Третий Чин [33] Третий Чин — предпоследняя ступень посвящения в тайны Братства. Среди адептов Братства считается, что и Первый получить очень тяжело, не то что Четвертый. .

— Помню, — улыбнулся Егерь. — Однако и Первый Чин тоже неплох. Поэт же не возмущается, что ему не дают следующий, хотя столько лет служит нашему делу.

— А ведь это я отговорил стариков от необдуманного поступка, — признался вдруг Беркут, и на немой вопрос Егеря объяснил, что для него такой взлет был слишком опасен. Молодость горяча, и каких дров можно было наломать, возомнив себя опытным бойцом?

— Да я не обижаюсь, — Егерь ободряюще хлопнул Беркута по плечу. — И ты не переживай.

— Возьмешь Магвана за жабры — я обещаю тебе Третий Чин, — со всей серьезностью ответил дознаватель. — Я не шучу. Мое слово имеет большой вес.

— Заманчиво, — почесал затылок фарогар. — Но я не могу разделиться на пять частей, так?

— Пусти по его следу всех своих лучших гончих, заставь Магвана нервничать, совершать ошибки. А сам тем временем…

— Сяду на хвост, — закончил Егерь. — Я давно понял твою задумку.

— Так за дело, сынок! Братство ждет результатов, чтобы заняться, наконец, Белой Розой. Сделай это… Ради тех, кого уже нет.

Беркут резко встал, и, не попрощавшись, вышел из подвала. Некоторое время Егерь сидел молча, глядя в пол. Глухо произнес:

— После таких слов должен ли я давать клятву, что выполню наказ?

— Я был уложен в черную могилу,

Навечно спрятавшись от суеты земной.

Три сотни лет прошло — меня забыли.

Забыли, кроме той единственной, родной.

Продекламировав, Поэт выжидающе посмотрел на друга.

— Это твой ответ? — поднял голову фарогар.

— Обычно Философ любил играть со мной в одну игру, суть которой — быстрое написание четверостиший. Бывало — выигрывал. Он знал многих поэтов, чье наследие помогало ему, но лишь один Поэт знал Философа…

— А это чьи слова?

— Мои.

Наша полусотня уже несколько дней больно кусала арьергард нисайцев, изрядно опустошив запасы фуража и пропитания для армии. Рано или поздно за нас могли взяться. Пока везло. Но везение никогда не длится вечно. Сахиб был не из тех людей, которые терпят подобные укусы, пусть и схожие с мушиными. А мы и были теми надоедливыми мухами: злобными, подвижными и неуловимыми. И которых должны прихлопнуть в скором времени. Мастер с упоением разрабатывал планы нападения на противника, доводя их до такого количества, что со стоном сожаления отбрасывал в сторону в силу их авантюрности и невыполнимости. Ночевали мы в пустынных местах далеко от дорог, по которым войска Сахиба двигались на Ахайю. Наши дозоры беспрестанно контролировали окрестности, но пока ничего серьезного не происходило.

Наступило еще одно утро, еще не жаркое; солнце только-только принялось нагревать воздух, а мы уже были на лошадях. Мастер сразу показал взмахом руки направление движения.

— Бахай и Хаим — в дозор! — крикнул он.

Двое мгновенно сорвались с места. Я с удовлетворением отметил, что боевая выучка вчерашних жалких бихуров возросла многократно. Десяток стычек не только раззадорил их боевой пыл, но и заставил уважать себя. Нет, нам сказочно везло, с возрастающей тревогой думал я. Убитых не было, лишь пятеро получили резаные раны. Не знаю, чего здесь больше: выучки или благоволения небес.

Мастер посмотрел на меня, жестом показал, чтобы я подъехал к нему. Поравнявшись с ним, я оказался не единственным, кого он хотел видеть. Тут были Молот и Башар, и даже десятник Хо-Ван, хитрец и проныра, умудрявшийся добывать сведения даже с помощью слабого отпечатка копыта на песке.

— Мы здесь спорили, Философ, — лениво произнес Мастер, когда я вопросительно посмотрел на него, — и не могу убедить этих упрямцев продолжить простой прием «кусай-беги».

— Почему? — поинтересовался я, пристраиваясь сбоку. Хо-Ван посторонился. — Мы все живы, получили бесценный опыт боевых действий, да и Сахибу, наверное, крови немало попортили.

— Меня это и беспокоит, — встрял в разговор Башар. Мне он не нравился все больше и больше. Его мнение совершенно не интересовало Мастера, и это бесило соглядатая Басаги. Он мог испортить нашу задумку, но, как говорил Ронгар, «иногда для спокойствия своей души следует избавляться от таких людей». Для нашего душевного равновесия хотелось «потерять» Башара в пустыне.

— Мы добиваемся того, чтобы Сахиб завернул свои отряды в сторону, — объяснил Мастер. — Ведь Басаге нужно для подготовки еще несколько дней.

— На нас скоро устроят облаву! — воскликнул Башар и резко дернул поводья. Его лошадь недовольно дернула головой. — Нужно возвращаться в Улей! Свою задачу мы выполнили — чего еще надо?

— Я жажду крови, — хищно оскалился командир. — Мне нужна человеческая плоть, желательно — вражеская! И моим парням она нужна не меньше! Это мужская работа! Так что дороги назад нет. Пока я сам не решу…

Башар благоразумно замолчал и отстал, погруженный в свои мысли. За ним следует посматривать. Мало ли что может сотворить.

Встреча с крупным отрядом произошла уже под вечер. Мы решили остановиться на ночлег между песчаными холмами, на боках которых лежали огромные валуны, неизвестно, как и кем — или чем — сюда были занесены. Наверное, древние великаны играли между собой, похваляясь немереной силой, а камни служили им для показа молодецкой удали.

Отряд числом около ста человек появился между этими холмами с закатной стороны. На фоне багрового солнца, падающего в пески, темные фигуры всадников выглядели зловеще. Передние ряды остановились как вкопанные, увидев нас. Они искали нас — сомнений не было. На десятки лиг вокруг мы не встретили ни одного человека, ни одной группы вооруженных людей. А основные силы нисайцев спешно шли вдоль Сузая. Так что вопросов типа «что они здесь делают» у нас не возникло. Уже издали послышались воинственные крики, и отряд разделился. В разные стороны помчались человек по двадцать. Берут в клещи. Мастер сощурил глаза, что-то прикинул в уме.

— Философ, сможешь остановить тех, что слева ползут?

— Постараюсь, — успокоил я легким поглаживанием заволновавшуюся лошадь.

— Возьми, кого считаешь нужным. Опрокинь их, и сам зайди со спины. Врежь со всей силой. А с остальными я справлюсь.

Я выбрал Черепа, Халима и ловкого до жути во владении ножами Барсука, тощего, темнокожего парня. Сколько ему было лет — он упорно не говорил. Но воин был справный. Нахлестывая своих лошадей, мы устремились к валунам, пытаясь спрятаться быстрее, чем отряд нисайцев заметит наши перестроения. Враг двигался быстро, без лишнего шума, даже кони их, казалось, не дышали, не выдавая своего присутствия. Вынутые из ножен сабли отблескивали кровавыми сполохами заходящего солнца. Я сразу определил: перед нами настоящие бойцы. Стало страшно за своих неумелых парней. До сих пор нам попадались хорошие рубаки, но не такие же! Выдержат ли мои ребятки скоротечного боя, не испугаются диких воплей неведомых мне, но знакомых им, нисайцев? Но жалеть я никого не собирался: ни своих, ни чужих. Война есть война — а у меня свои цели.