Валерий Гуминский - Серое братство

— Да, госпожа, — привычно склонил голову бородач. — Подчиняюсь вашему совету. Но ведь это рано или поздно перестанет быть тайной! Если об этом знает энн Ральер…

— Да, и вы, и я, и те, кто не забыл о вековой вражде и ненависти к Одемирам! Довольны, Тронг? Что вы еще можете сказать о Вадигоре?

— Такие татуировки не делают просто так, и это исключает случайность ее появления на теле парня. Я могу предположить лишь одно: он прямой наследник Вадигоров. Именно такая татуировка указывает на члена царственного дома. Хотя нельзя утверждать, что за сотни лет символика Братства могла измениться, и знак высшего порядка превратился в отличительный, я бы не отбрасывал и такой смысл наколки. Возможно, что этот Гай — очень важное лицо в Братстве, а ведь может быть и по-другому. Нам сейчас нельзя уповать лишь на случайность, и наивно полагать, что чужак не знает о своих предках, не знает о событиях, бывших в Ваграме… Возможно, истинная причина появления его у нас кроется в этом факте. А послание от герцога Линда — фальшивка или прикрытие. Но вот вопрос: кто стоит за Вадигором?

— Тронг, а что по поводу предложения Братства? Если Гай… этот чужеземец, — быстро поправилась Лация, сохраняя неизменным выражение лица, — если он прав, значит ли, что никакого коварства с Континента ждать не приходится?

— Это не моя территория, — виновато улыбнулся Хранитель. — Такие вопросы обсуждаются Советом, а возможно, и самой матерью-королевой.

Лация согласно кивнула; она не собиралась обсуждать возникшую проблему с Хранителем, сделав тому лишь маленькую радость, что и к его советам прислушиваются. Такой ход давал Лации смело манипулировать своим двором и приближенными, чтобы никто не остался недовольным. Одемиры часто применяли такой ход, вовлекая даже простых жителей страны в дела королевства. Лация ставила их перед ответственностью за себя, за королеву, за все то, что давало людям ощущение значимости и защищенности.

И вот пришел человек, в котором Хранитель подозревает Вадигора. Не случайно, ох, не случайно! Враг сидит в башне, и его надо срочно уничтожить. Но почему так тяжело на сердце? Чужак, с которым она с некоторых пор связывала некоторые надежды, оказался во сто раз страшнее, чем она предполагала. Помочь ему сейчас означало большие проблемы рода в будущем. Лация не была уверена, что Вадигор знает о своем прошлом, но и не могла попуститься осложнениями, которые обязательно возникнут с этим человеком. А то, что задумала девушка — требовало исполнения. Исполнитель сидел в башне и ждал своей смерти.

Но что бы она ни думала, образ Гая неизменно вставал перед нею. И это была судьба, неумолимо влекущая к трагическому концу. Судьба, предсказанная звездами, которые сейчас складывалась в роковую конфигурацию на небе.

— Я позволю себе самой решать, что делать с чужаком, — объявила, наконец, Лация, твердо глядя на Хранителя. Тот почтительно поклонился, не говоря ни слова. — Совету будут переданы мои рекомендации. Впрочем, Тронг, это тебя уже не касается. Ты свое дело сделал, как и надлежит верному слуге. Иди. И до особых распоряжений узника не трогать. Я отменяю сегодняшнюю казнь.

Сход начинался как обычно, чинно, без суеты. Сначала в небольшой городок под названием Розетта съехалась небольшая команда молодых мужчин, под скромными одеждами которых угадывалась броневая защита. Они пару дней рыскали по узким улочкам и искали подходящий трактир, который мог принять на ночлег не менее пятидесяти человек. Почти все хозяева постоялых дворов отказывались от хорошей платы из-за необъяснимого страха попасть в дурную историю, прикрываясь тем, что не смогут прокормить такую ораву в течение нескольких дней. Житейская мудрость подсказывала им, что от странных всадников лучше держаться подальше. Замышлялось что-то странное, загадочное.

Лишь один человек по имени Толк дал согласие. Горожане знали, почему он пошел на такой шаг. Его постоялый двор на окраине города уже был заложен, и чтобы отдать долги, Толку пришлось бы грабить купцов и прохожих. Честной торговлей в смутное время не покрыть долги. С презрительной усмешкой выслушав сетования всадников на скупость и трусость хозяев дворов, он согласился на предложение предоставить им место на день-два.

Частные формальности были улажены, и уже вечером в Розетте появились еще тридцать человек. Они проскакали весь городок из конца в конец, распугивая собак и кошек. Жители заметили, что всадники оставляли на улицах по два человека, словно дозорных в военном лагере. И не требуя за это платы за свои услуги. Грабежей в эту ночь не было совершенно. Городок вымер, предпочитая судачить о пришельцах за крепкими стенами своих домов.

Сход открыл пожилой мужчина, невысокий, но очень крепко сбитый, с неимоверно длинными руками, на которых проступали прожилки вен. Его отличал шрам через верхнюю губу.

— Братья! — начал он свою речь. — Наш Сход начинается в неудачное время. Протекторат ведет войну, в которой мы тоже участвуем, хоть и не по собственной прихоти. Это всех нас касается — что делать. Наши братья гибнут в этой войне. За последнее время я с прискорбием узнал о гибели пяти человек. Это Крут, Лист, Моток, Быстрый, и, вероятно, Философ.

Егерь кивнул. Сход предназначался не для всего Братства, а лишь для тех, кто готовил комбинацию. Имя Философа возникло здесь не случайно. Десять человек, которые сидели в полутемной комнате, изолированной от внешней лестницы харчевни, понимали, чем грозит провал операции. Могущество могуществом — но герцог Линд умеет быть мстительным.

— Эти потери должны быть не напрасными, — сурово заметил говоривший. — Егерь, я хочу узнать поподробнее о случившемся провале.

Егерь встал, вскинул левую руку к сердцу и сказал:

— Я буду говорить за Поэта, Глаз, а потом — за себя.

И он обстоятельно, не упуская мелочей, выложил перед суровыми мужами, каждый из которых имел за спиной не один десяток лет и сражений, отмеченные ранами и седыми волосами, всю историю от начала до конца, о тех событиях, которые предшествовали Сходу, о прорыве через Ворота, о хессах, о спасении Поэта и Болта. Глаз непроницаемо молчал, и по его виду нельзя было догадаться, о чем он думает. Лишь изуродованная губа изредка подергивалась от внутреннего волнения.

— Это со слов Поэта, уважаемый Сход, — закончил Егерь.

— Что ты думаешь сам об этом, и какие твои дальнейшие действия?

— Я сам разрабатывал операцию, и считаю, что мы могли прорваться в Алам. Все было рассчитано, даже стычки с хессами. Но я не предполагал, что их в тот момент будет несколько сотен. Видимо, они жировали на своих стоянках неподалеку от Драконьих Зубов. Случай… Я посылал людей в те города и деревни, что находятся рядом с грядой. Они встречались с охотниками, с пастухами, и выяснили, что после прорыва Философа и Шипа хессы трое суток рыскали по округе. Охотники с Континента опасались лазить по горам, чтобы не нарваться на взбешенных зверей. Но уже через три дня их поиски удалились к северу, к побережью. Сейчас все тихо, но наблюдается другая странность.