Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши. Часть вторая [СИ]

− Из твоих слов делаю вывод − у них дочь! Прелестный ангелочек на выданье. Розовенький пупсик, засидевшийся в светлице за вышиванием и лузганьем семечек. Или она предпочитает орехи? Ей нужен Щелкунчик? - унгриец плотоядно клацнул зубами.

− Колин! - Лисэль нравилось повторять его имя. Нравилось с ним говорить, устраивать пикировки. Укус на укус. Говорят, так ласкаются змеи. Яду не должно быть много, но достаточно, острее ощущать яростную страсть и мимолетность жизни.

− Значит, имеется.

− Пупсик не про тебя. И ей пятнадцать.

− Обидно, − признался Колин, чего по его виду никак не скажешь.

ˮИ это он не врет женщинам!ˮ − разоблачают унгрийца, но не подают вида.

− Тебя намерены посмотреть, − объявили в общем-то не сакральное. Лисэль умышленно не стала нивелировать действительность. Пусть привыкает подбирать крошки с руки. С её руки.

− Я только оденусь. Или не обязательно?

− Наглец! - рассмеялась Лисэль, представив любовника голым в гостином зале.

− С чего вдруг надумали меня лицезреть?

− Подозревают, ты в фаворе у короля.

− А почему мне об этом неизвестно? И известно ли о новом фаворите Моффету Завоевателю?

− Баронство за дурака Гусмара-младшего, слишком много. Тем более для дикаря из Унгрии, в не зависимости по какой такой причине хлопотали и кто хлопотал. К тому же еще и феод в придачу! У Моффета легче выпросить попользоваться его очередной шлюшкой, − Лисэль и не пыталась скрыть свое раздражение.

ˮЧто у тебя с ней?ˮ - захотелось вызнать Колину. Не сейчас, но позже. Две мартышки, лучше чем одна. Их труд продуктивней. Каштанов больше.

− Ты его видела? Мой феод?

− Приглашаешь? − хитрой кошкой щурится Лисэль.

− Подожди стены побелят и потолки от копоти отскребут. Говно из углов выгребут. Выведут крыс, кошек и голубей.

− Многие склоняются, королевское пожалование тебе − ссуда на будущее.

Про Анхальт не сказано ни слова, но ведь и ничего другого не предлагали и не подразумевали.

− Либо расчет за прошлое, − иначе преподносит Колин обретение титула.

− Что ты имеешь ввиду?

Для прожженной интриганки не бывает не значащих слов. Игривость настроения, не оправдывает невнимательности. Любая обмолвка важна и сама по себе и в контексте. Её любовник подозрительно удачлив. И все хотят знать почему?

− Да что угодно!

Унгриец потянулся, забрал из вазы гроздь винограда и отщипывая по одной, отправлял в рот.

− Не откроешь, для чего тебе в Крак? Только не повторяй глупости с приглашением и твоей Аранко. И лучше даже не заикайся о тамошних забавах местных недоумков. Для них ты слишком хорош. И умен.

− Тогда что ты хочешь услышать от меня?

− Ты говори, а я послушаю, − держать в неведенье собеседника старый трюк.

− Можно совру?

− Нельзя.

− Значит и не спрашивай.

− Могу и не спрашивать. Но ведь обязательно спросят другие. Что ответишь им? Соврешь? Вранья, как и соли в супе, должно соответствовать рецептуре.

− У меня своя поваренная книга. Но точно знаю, некоторые любят по солоней.

− Не пересоли. За инфанта слишком многие, и слишком многие за инфантом. А ты при гранде. В союз никто не поверит.

− А во вражду?

− Еще менее вероятно. Тебе ли не знать Сати, − в словах камер-юнгфер полное пренебрежение.

− В Крак у меня приглашение и ничего больше. Никаких обязательств. В виласы я не хочу.

Глаза Лисэль недовольно блеснули. Недосказанность такой же обман, как и откровенная ложь. Но разбейся в лепешку, он не сознается. В груди заныла тревога. За него.

− Не вздумай утраивать балаган! - пристрожили Колина. − Как на крыше!

− Вот еще. Не собираюсь и не собирался что-то там устраивать.

− Зная тебя, нетрудно предположить.

− Заблуждаешься. Зачем мне осложнять отношения с будущим королем? Я паинька.

− Есть такая пословица, не дергай волка за ухо, − продолжили стращать Колина.

− Вот пусть и не дергают.

В слова вложено многое. Поймет? Примет? Нет? Тогда можно выходить из воды и выметаться.

− Я беспокоюсь о тебе, − призналась женщина любовнику.

Она и правда беспокоилась.

ˮС каштанами никакой ясности,ˮ − колебался унгриец делать окончательный вывод. Им хотели управлять и стремились оберегать. Когда она определиться с предпочтениями? Чем шатнуть равновесие?

− Расскажи о Бюккюс.

− Родственницы Леджесов, - весьма не расположена к означенной теме Лисэль. - Особы первого ряда.

− Театралки?

− В определенном смысле.

− А выступать придется мне.

− Места в зрительном зале не для всех.... У них бывает король. Не всегда, но часто. Тебе есть с кем пойти? - выпытывала камер-юнгфер не оставлять без догляда свое драгоценное имущество.

ˮСколько ей осталось? Три-пять лет? Прежде чем она начнет стесняться света, начнет прятать морщинки и закрашивать седину. Дальше хуже. Старость одарит дряблой кожей, жировыми складками и запахом. Старость пахнет тленом. А потом она останется одна. Предел есть даже у отчаянных альфонсов не брезговать каргой.ˮ

− Надеялся, ты там будешь. Мы будем лучшей парой.

Лисэль признательно улыбнулась. То, кто ищет молодости в разного рода снадобьях, притираниях, румянах и белилах, далеки от правды. Мужчина, вот кто дарит и возвращает молодость.

ˮПока на тебя встает, ты молода,ˮ − но оценить её мудрость может только та, чья пора - осень.

Колин метко кинув виноградиной в Лисэль, попал в низ живота. Показал веточку, с болтающимися двумя виноградинами.

− Тут еще осталось!

- Иди ко мне! - голос Лисэль просел от нахлынувших желаний. Острых и необузданных.

− Просишь или настаиваешь?

− Требую!

− Тогда иду.

Отложив общипанную гроздь, Колин еще раз плеснулся и поднялся из ушата.

− Господи, малыш!

Унгриец демонстративно оглядел свое мужское естество.

− Мне оскорбиться?

− Это же... это... это... Ужас!

ˮТолько и всего? Показать изъеденное сколопендрами брюхо?ˮ − поразился Колин реакции Лисэль.

Камер-юнгфер не сводила глаз с россыпи мелких шрамов на груди и животе унгрийца. Вчера ей было не до разглядываний любовника.

− Мой наставник применял своеобразный способ прививать знания. Не очень приятно, но весьма результативно. Я даже его не проклял.

− Он тебя наказывал? Куда смотрела родня? - преисполнилась Лисэль великого негодования и великой нежности.

− Наказывал? Вовсе нет. Поощрял, не делая того, что делал с огромным удовольствием. А родня? Разве у матери есть право вмешиваться в судьбу взрослого сына? А отец? Он на войне большую часть своей жизни. Маркграф Поллак никогда ни принимал и не понимал соплей.... Подай обсушить воду.

− Но это безумие! − Лисэль немного морщась и кривясь, поднялась с постели, принести банную ткань. Она так и не отвела взгляда от шрамов.