Ульяна Соболева - Пока смерть не обручит нас 2

– И что там?

– Дочь кузнеца мертвая на дереве у церкви висит… Ее распяли и гвоздями к веткам приколотили. Упаси меня господь вблизи этот кошмар увидеть. Лишь бы ее другой дорогой повезли.

– Да говори ты уже, трясешься весь и меня пугаешь, – рыкнул на него сэр Чарльз, меняя интонации голоса. – Что с ней не так?

– Ей кто-то волосы вырвал, глаза…. внутренности все…, – мужчина закрыл рот и надул щеки в попытке сдержать рвотный спазм. А я дернулась было вперед, но Чарльз меня за руку удержал.

– Куда?

– Может, жива она, может, помощь нужна. Может, никто не понимает и…

Начальник охраны герцога повернулся ко мне, и его брови сошлись на переносице, пальцы сильнее сдавили мою руку под локтем.

– Если кто-то узнает вас — вы здесь и умрете, ясно? Они вас на лоскутки разорвут! А потом герцог разорвет на лоскутки меня!

И словно в ответ на его слова послышался дикий крик.

– Это ОНААА! Это сука Блэр! Воскреслаааа, и как бабка ее, пришла жизни наших детей отнимать.

– Так помиловали ж ее, вот и начала убивать.

– Помиловали, потому что не Блэр это была. Блэр сожгли давно. Глупости говорите. Какой-то извращенец Марьям убил. Ляжками голыми светила, когда в поле ходила, парней заманивала, вот и отомстил кто.

– Это не месть! Это лютое зверство. Зачем волосы вырывать и глаза выдергивать… зачем ее всю вот так кромсать? И подвесили потом? Ведьмааа это сделала! Красоту ее себе забирает. Вот почему у ведьм цвет глаз меняется. Она их у других ворует! Глаза!… И кровь выпивает, и плоть жрет, чтоб всегда молодой быть.

У меня все похолодело внутри от этих ужасных предположений. Я вспомнила лицо свое перед зеркалом и то, как глаза мои цвет меняли. Или мне казалось… Не может ведь на самом деле… Бред это все! Маньяк какой-то, псих среди них. Просто им сил, навыков не хватает, знаний. Только меня это не спасет… прав Чарльз, едва узнают, раздерут на куски.

– Думаешь, она это была?

– Уверен, что она. Бернард, который крикнул, что узнал ее — сегодня в хате своей ночью сгорел. Едва с казни пришел и заполыхал. Говорят, кто-то дверь завалил и поджег. А окна узкие… Бернард, сам знаешь брюхо во какое… не смог вылезти. Так и поджарился.

– Страсти-то какие.

– Я слыхал, герцог с королем повздорили. Из-за ведьмы, видать?

– Черт его знает из-за чего.

– Говорят, король ее сжечь хотел, а герцог наш помешался на сучке и не дал. Приворожила она его, притянула к себе.

Я на Чарльза посмотрела, а он на меня.

– Герцог наш справедливый. Все ради народа делает. Не помиловал бы он, если б ведьмой была.

– Ты ее видел? Такой красоты не бывает среди людей! Только ангелы и дьяволы могут быть настолько ослепительны. С ума она его свела, окрутила. Он и к жене в первую брачную ночь не пошел, а к ней… Полюбовница она его.

– А тебе почем знать?

– Знаю. Люди зря болтать не станут.

– Это кто тебе такие подробности рассказывает?

– Расступись!

Послышались крики, и толпа начала расползаться в обе стороны, открывая дорогу священнику, идущему впереди, двум стражникам и телеге. Я видела, как бледнеют лица, как сгибаются пополам люди, и их тошнит прямо на мостовую. На телеге везли мертвую девушку. Ее руки раскинуты в стороны, с обрывками веревок на пробитых запястьях. Я в ужасе смотрела на нее и ощущала, как холодеет все тело и ползут мурашки по коже.

– Расступись!

– Да! Это ведьма убила малышку Марьям! Нелюдька! Зверь! Смотри, что сотворила!

– Найти ее надо и самим уничтожить!

Я смотрела на пробитую руку девушки и на тянущуюся по мостовой веревку. Даже не веревку, а тонкую окровавленную тесьму. Я ее где-то видела, но не могла вспомнить, где именно. Телега проехала мимо меня, и все обернулись ей вслед.

Священник читает молитву, а кто-то из детей затянул уже знакомую мне песню, от которой все волоски на теле дыбом встали.

Прячьтесь дети, прячься скот,

Ведьма к нам в ночи идет.

Прячься кошка, прячься кот,

Кто не спрятался – найдет,

В лес утащит, заберет

И живьем тебя сожрет!

– Идемте! Дорога свободна!

Дернул меня за руку Чарльз.

– Они, правда, считают, что это могла сделать женщина? Вы видели… труп? Женщине это не под силу!

Спросила я у Чарльза, все еще дрожа всем телом после увиденного.

– Они не могут вообще поверить, что в нашем городе произошло нечто подобное, и ищут этому мистическое объяснение. Людям страшно признать, что нелюдь на самом деле может находиться среди них и даже сидеть с ними за одним столом. Идемте, пока никто не обратил на вас внимание.

– Куда мы идем?

– Туда, где никто не станет вас искать. Труднее всего найти то, что лежит у вас перед носом.

Кто-то назвал бы меня безумной, но я была счастлива оказаться не в стенах замка среди роскоши, а здесь, в маленьком домике мельника, на окраине деревни, где всем управлял полный, высокого роста пожилой мужчина с коротенькой седой бородкой и белоснежными волосами – Арсис, и его жена Мардж – очень маленькая женщина с курчавыми светлыми волосами и детским голосом, которой удавалось держать в узде своего ворчливого мужа. Их двое сыновей погибли во время свирепствования Люти. Так они называли некую болезнь, по описанию похожую на проказу. И именно они долгое время прятали у себя Оливера, когда тот сбежал из цирка.

После того, как герцог избил беднягу, он вернулся к семье мельника и помогал Арсису на мельнице, таскал мешки с мукой на рынок. Едва увидел меня, радостно замычал, кивая огромной головой и пританцовывая так, что Мардж расхохоталась, а Арсис прикрикнул на паренька, и тот тут же угомонился, но смотреть на меня светящимися от радости глазами не переставал. А я думала, Оливер сбежал и теперь ненавидит меня из-за герцога. Я поделилась этими мыслями с Мардж, спустя несколько дней.

– Оливер не помнит зла. Его несчастная, дырявая память выбрасывает все плохое и оставляет только хорошее. Он может бояться человека, а уже через минуту помогать ему, может спасать тех, кто его обидел. Оливер – Божье дитя, не тронутое грехами нашего мира.

Говорила Мардж, развешивая белье, став на высокий табурет.

– Давайте я. Вдвоем быстрее будет.

– Еще чего. Леди не должны вешать белье.

– Я не леди, Мардж, я… никто на самом деле. Вы даже не представляете, насколько я никто.

– Вы? – она загадочно усмехнулась, глядя на меня теплыми карими глазами из-под светлых тоненьких бровей.

– Вы больше, чем думаете и можете себе представить.

Табурет пошатнулся, и я удержала его обеими руками.

– Арсис, растяпа, так и не заколотил ножки. Вот переломаю я себе кости, кто его идиота старого кормить будет.

Я подала ей мокрую рубашку мельника, и она, расправив ее, перекинула через веревку. Мимо пробежала курица, за ней другая и выводок цыплят. За ними прокрался полосатый кот.