Лилия Бернис - Путь на север [СИ]

— Разве ты не видела его будущего?

— Он меняется. И его будущее меняется. Что бы ни говорил твой Ястреб, но мои предсказания не приговор.

— Но меня все равно не касайся. И так напророчили столько, что страшно думать о будущем.

— Как скажешь, мастер, как скажешь, — снова улыбнулась Имисса, без всякого стеснения рассматривая обнаженную фигуру полубога.

Дарий ощутил ее сдержанный интерес и стал одеваться еще быстрее.

— И все-таки, эти крылья так велики, что сам Аркис на их фоне выглядит совсем крохотным.

— Разумеется, как же они удержат его в небе, если не будут большими? — удивилась женщина.

— Почему ты не просишь себе крылья? Я могу и тебя освободить от заклятия…

— Не стоит! — резко прервала его Имисса. — Я слишком стара и не переживу этого. Аркис юн, но даже он был на пороге смерти.

— Но как же быть с остальными? Да и ты, если я сниму проклятие, уничтожив колдуна, все равно впадешь в это состояние…

— Ты найдешь выход, юный волк, — улыбнулась женщина, и в ее глазах лучилось что-то, чего не смог понять даже Дарий. — Ты найдешь. Ступай в деревню, времени остается все меньше.

Последние слова предсказательницы всколыхнули в душе оборотня знакомую волну тревоги, которая стала разрастаться, угрожая захлестнуть громового волка с головой. Такое уже было. Тогда, в Теснине.

Бросив на женщину быстрый подозрительный взгляд, он выскочил из шатра и сразу же перетек в волчий облик, со скоростью молнии срываясь в сторону знакомой деревни. Старательно перебирая лапами, утопающими в мягком пружинящем мху местного леса, Дарий недоумевал, что за чувства спровоцировали в нем слова Имиссы. Что такого может случиться? Что?

Елиш с немалым трудом разлепил опухшие веки. Проклятый дождь. Тело уже совершенно не ощущалось, боль притупилась, но не отступила, затапливая измученный разум. Проклятый дождь. Его живительные струи стекали совсем рядом, на расстоянии протянутой руки, но в недосягаемости.

Нет, когда три дня назад небеса вдруг разверзлись и излили на их измученную землю первый дождь за несколько лет, они все радовались. Жителидеревни плясали и радостно обнимали друг друга, не смотря даже, кто перед ними — авиец или лемирец. Это был праздник. Пресветлый Эран, наконец, пощадил их, отменив наказание, наложенное несколько лет назад за то, что просмотрели впавшего во тьму авийца. И сделал это раньше, чем они направили ненавистного щенка на Арену. Эта ведьма, Имисса, убедила тогда не казнить ее сына до того, как он вырастет. Если бы она тогда молча отдала пацана загонщикам! Эран бы не оставил им в качестве напоминания эту ужасающую засуху!

Но все вышло так, как вышло. Всем жителям, как авийцам, так и благословенным лемирцам, было запрещено покидать деревню до дня совершеннолетия проклятого мальчишки! Они все были вынуждены бороться за выживание, с завистью глядя на богатые поля соседних деревень, молясь Эрану о дожде. И вот, долгожданный дождь пошел! Откуда им было знать, что этот дождь — не благословение Пресветлого и Всеблагого, а злые козни колдуна? Несколько дней! Оставалось всего несколько дней до совершеннолетия оскверненного сосунка, после которого Великий снял бы с них свое наказание! От них только и требовалось, что вовремя отдать мальчишку загонщикам Арены!

Прозевали. Поганец каким-то звериным чутьем почуял, что его собираются заранее отловить. Сбежал в Проклятый лес и ведьму эту, мамашу свою, прихватил. Елиш был уверен, что именно они как-то устроили дождь раньше срока. Это привело в ярость Эрана! Всеблагой не выносит нарушения его воли. Два дня в их деревне был праздник, а этим утром в деревню ворвались загонщики с хиншами на поводках. Собакоподобные твари, оказавшись спущенными с поводков, рвали всех, кого видели. От них нельзя убежать, невозможно скрыться.

Странные звуки вынудили израненного авийца поднять мутный взгляд. Из Проклятого леса в его сторону неспешным шагом приближался огромный волк.

Кунга! Эран оставил милостью своей даже их души, отдав их на поживу демонам! Невероятно большой, переливающийся от волнами пробегающих по черной шкуре искр, Кунга взглянул на него своими холодными голубыми глазами, словно вывернув этим взглядом всю душу несчастного раба. Коротко всхлипнув, Елиш потерял сознание, повиснув на окровавленных руках, прибитых к углам косяка его собственной двери.

За мгновение успев прочитать у несчастного иллира, даже в мыслях называвшего себя авийцем, обо всем произошедшем, Дарий пришел в такую ярость, что был вынужден немедленно прибегнуть к глубокой медитации. То, что с ним происходило во время сильных вспышек эмоций, пугало громового волка до дрожи в коленках. Он помнил, какой предстала перед ним его мать. Эта встреча и сейчас возвращается к нему во снах…

Приняв человеческий облик, Дарий аккуратно подскочил к израненному мужчине, прибитому гвоздями за руки к углам косяка двери, ведшей в его скромную лачугу. Сама дверь виднелась вдали, вывороченная вместе с петлями. Эран лично принял участие в казавшейся ему забавной охоте налюдей, выдергивая двери магией, а потом стоял и смотрел, как извлеченных из домов селян распинали, не считаясь с тем, женщина это, ребенок, иллир или лемирец. Вытаскивая гвозди крепкими когтями из запястий несчастного, громовой волк спешил и одновременно боялся следовать дальше. Дом Елиша был крайним, а сам иллир был одиноким. Дальше его ждали распятые на дверных проемах женщины и на оконных — дети. Все это он уже увидел в ничем не прикрытой, затуманенной памяти Елиша. Но увидеть собственными глазами боялся. Боялся, что найдет там слишком многих мертвых. Людей, наказанных за то, что Дарий, из доброты своей, вызвал им дождь. Наказанных жестоко, обреченных смотреть на льющийся дождь, призванный теперь уже Эраном, но не иметь возможности напиться. Все люди были распяты так, чтобы козырьки дверных проемов и окон не позволяли каплям дождя достичь их.

Освободив иллира от гвоздей, парень аккуратно спустил его на землю. Хотелось помочь привычным способом, поделившись кровью с израненным человеком, или кем он на самом деле являлся, но внезапно всплывшее в памяти воспоминание остановило громового волка. Дилай, его бог-покровитель, запретил ему лечить всех подряд своей кровью. Снятый с дверного проема Елиш еще не умирал, но все же был плох. Особенно исполосованная чьими-то острыми когтями спина.

— Сюда бы Айну, — припомнил он златокудрую северянку, ураганом ворвавшуюся в его жизнь и успевшую столько всего сделать…

Увы, имперской целительницы рядом не было. Еще раз осмотрев истерзанное тело мужчины, он принял для себя решение лечить, но только тех, кто умрет без его помощи. Этот человек умирать не собирался.