Андрей Крюков - Дело всей смерти [litres]

– Ты куда меня привел? Где книга судеб? – воскликнул разведчик.

– Ты на месте, – повторил ангел, утираясь полой хитона.

«Хорош у меня адвокат! Так он и перед Высшим судом хлюпал носом», – неодобрительно подумал Зацепин. Но тотчас забыл об ангеле. Все его помыслы заняла книга судеб.

Он у цели задания! Сейчас все планы Бога откроются ему. Судьбы людей, государств, политических режимов и экономических систем – все рядом, только протяни руку. Он и сам заделается богом. Совершит работу над ошибками. Впервые выражение «переписывать историю» получит конкретный смысл. Он станет в один ряд с творцами истории. Им нужны были пушки, войны, революции, партии, чтобы делать историю. А он сделает это в полном смысле росчерком пера. Он напишет историю от руки!

Волна эйфории отхлынула, нужно было браться за дело: искать «чернильницу», листать книгу судеб.

– Не томи, покажи мне ее, – обратился Зацепин к ангелу. – Пусти меня к книге. Я не понимаю, где она.

– Она… – в нос заговорил ангел.

Но тут Зацепин почувствовал знакомое покалывание во всем теле. Воздух вокруг разведчика словно превратился в кисель, скрыв от его глаз комнату, приглушив звуки.

– Что? Не слышу! – крикнул он ангелу, который что-то говорил, указывая на столик с компьютером. Слова ангела не доходили через твердеющую вокруг Зацепина мутную сферу.

В полумгле, окружившей Зацепина, скакали разноцветные электрические разряды, отзываясь уколами в руках, лице, ступнях. Потом они исчезли, и разведчик оказался в кромешном мраке. Он уже догадался, что с ним происходит. Его несло потоком флюидов по спиритическим рельсам. «Кто это меня вызывает? Но как не вовремя. Боже мой, как не вовремя!»

Забрезживший свет подсказал Зацепину, что станция близка. Мгла расступилась, как занавес. Открылась ему полутемная, освещаемая только свечами, знакомая комната. Круглый стол, на нем доска, испещренная буквами, перевернутая тарелка с нарисованной на донышке черной стрелкой, четырехрогий подсвечник, от вида которого Зацепина передернуло. Все было так же, как при роковом спиритическом свидании с Верой. Только напротив него за столом была не Вера, а Неелов. Академик, который отправил его на тот свет – в прямом и в переносном смысле. Старик, чью сноху он убил, а внуков хотел спасти.

– И зачем вы меня выдернули? – сердито выпалил Зацепин… женским голосом. От неожиданности он поперхнулся следующей фразой: «Верните меня немедленно назад!» – и схватился за горло.

Шея была не его – пухлая, короткая, с глубокими поперечными морщинами. Пальцы нашарили цепочку и какую-то круглую металлическую подвеску. Ощупывая шею, он поцарапал складку двойного подбородка длинными наманикюренными ногтями.

Его движения синхронно повторяла тучная, большегрудая женщина, сидящая рядом с Нееловым. В полутьме выделялось пятно ее лица и светлые волосы, собранные на макушке в крупный узел. В памяти завибрировала тонкая струнка. Но воспоминанию не дал оформиться Неелов. Он раскинул руки, показывая, в какие широкие объятия жаждет заключить Зацепина, и закричал:

– Алексей Павлович! Как замечательно! Счастлив вас приветствовать!

Зацепин не испытал ответных теплых чувств к человеку, который измывался над ним в монастыре и стал причиной его смерти. К тому же неурочное свидание, затеянное Нееловым, тормозило «Бороду Зевса», достигшую кульминации. Но Зацепин существовал с неотвязным чувством вины за то, что убил Веру. Жену сына этого академика. Поэтому разведчик удержался от грубого ответа. Он скупо поприветствовал своего бывшего – или и нынешнего? – командира:

– Здравия желаю, Дмитрий Дмитриевич.

Это произнесли его губы, и одновременно сказала женщина напротив. Зацепин на сей раз не нашел в этом ничего странного. Пример прошлого спиритического сеанса помог ему быстро разобраться, что к чему. Женщина перед ним, отражавшаяся в напольном зеркале, придвинутом к столу, – это был он сам. Его бестелесная душа обрела временное пристанище в дебелой женщине-медиуме и говорила ее губами и ее грудным голосом.

Зацепин, несмотря на серьезность момента, не мог не улыбнуться пикантности положения. Женщина в зеркале тоже улыбнулась. Вот ведь, бессмертная сущность монаха оказалась в женском теле – этом сосуде греха! Не поставили бы ему это в вину на Высшем суде, как новую невоздержанность по женской части.

Неелов расценил улыбку по-своему.

– Я рад нашей встрече, Алексей Павлович! – сказал он с заметным облегчением. – Но где же вы пропадали? Почему долго не подавали вестей? Мне с Машей пришлось вас разыскивать. Я жду вашего доклада. Нам ведь нужно обязательно сверить часы!

Он говорил так, словно они расстались вчера, после рабочего дня, а сегодня Зацепин опоздал на службу. «В самом деле, почему я не подавал вестей с того света? Другие покойники гораздо общительнее!» Однако разведчик решил и здесь проявить терпимость к академику. В конце концов, для Неелова никогда не существовало границы между миром живых и миром мертвых, еще на лекциях в учебном центре под Каракумами он поражал слушателей свободой своих умозаключений. Чего стоили его заявления, что Бог есть, рай существует и туда полетят ракеты. Кто ему верил тогда! А теперь он, Зацепин, злится, что его отвлекли от неотложных дел в раю. Да, тут не до логики. Но надо было быстрее отделаться от Неелова и возвращаться.

– Я в раю. Операция проходит успешно. Если б не ваш вызов, сейчас я как раз бы читал книгу судеб, – отрапортовал Зацепин.

– Дорогой вы мой! – растроганно прижал руки к груди академик. – Вы льете бальзам на мои раны! Я знал, что вы прорветесь! Всегда в вас верил! Вы не представляете, как я был огорчен, что именно вы тогда, в Каракумах, сошли с дистанции! Вы подавали такие надежды! Но теперь вы возьмете свое! Милый мой, вы ничего не забыли? Про «Дирижабль», «Красную гвоздику»?

– На память не жалуюсь. Я могу быть свободен?

– Зачем же так официально! Я не сомневаюсь в вашей памяти, вы были лучшим из четверки моих учеников. Но давайте повторим для надежности. Ведь судьба моих внуков в ваших руках. А то вы были не в себе, когда я вас инструктировал…

– Мало сказать, не в себе. Я умирал, а вы орали мне в уши, по-вашему – инструктировали.

– Алексей Павлович! Проявите милосердие! Вы же служитель церкви! Вы знаете, из-за чего каша заварилась! А мне каково? На старости лет сесть на казенные харчи. Я только сутки как с нар вернулся… У сына инфаркт. А Вера, Вера! Не хотел говорить, но придется. Ее нет, ее убили! Этот Фронт, спирит, канделябром по голове! Вот таким же вот. За что, почему?!. И я у вас не сочувствия, не прощения прошу. А милосердия!

Зацепин уже ругал себя за попытку предъявить счет Неелову. Про то, что он встретился с Верой на небе, предпочел не упоминать. И уж тем более о том, что Фронт был совсем не виноват в смерти ясновидящей родственницы Неелова.