Алекс Рауд - Сердце мира: часть вторая [СИ]

- Да Урд его знает. Его видели только Лихета, Мадраго да сам Саттаро. Ну и Глаза Гор. Тогда-то эта сволочь и взбесилась первый раз. Мы как раз после этого и разделились.

- Интересно, что там произошло.

- Ясно что: кой-какие сволочи власти себе отхапать захотели. Можешь Саттаро расспросить, если неймется, а мне ковыряться в этом дерьме неохота. Главное, я знаю, на чьей стороне сила.

Каменщик вытащил из огня подрумянившуюся тушку и впился в нее зубами. На раскалившиеся камни брызнул, зашипев, сок.

- Отнеси-ка и нашему главарю пожрать. А то зачахнет, не успеем до цели дойти. О себе не думает совсем, - проворчал Турн.

Эртанд оглянулся на бывшего раба. Тот не грел кости у костра, как остальные, а устроился поодаль, спрятавшись за валуном. Перед Саттаро лежала дохлая ящерка, одна из тех, кого меткими бросками камней добыл Ярхе. Что он там с ней делал уже битый час?

Выхватив из огня прутик с мясом, Эртанд поковылял к нему. Тело сразу отозвалось такой болью, что вспыхнуло в глазах. Напомнили о себе все царапины на руках от хватания за скалы, все синяки от падений, сбитые пятки и плечи, не привыкшие к тяжести дорожных мешков.

Безумие. Во что он ввязался?

Перед Саттаро Эртанд не сел - рухнул. Бывший раб потер щеку со шрамом от ожога и принял еду, ограничившись коротким "спасибо". Вот и все.

Идти обратно - повторять пытку - не хотелось. Эртанд привалился к валуну и, не зная, чем еще заняться, оглядел затянутое дымкой небо. Поразительно, совсем недалеко отсюда каждые несколько дней бушевали ураганы, а здесь, судя по иссушенной, потрескавшейся почве, не проливалось и капли. Хорошо бы хоть на миг прикоснуться к величию древних колдунов, которые сотворили такое с миром, разделив континент на четыре части по числу стихий.

Эртанд перевел взгляд на Саттаро. Тот рисовал незнакомые наты на мертвой ящерице. Ее живот был взрезан, открывая внутренности. И их, и руки мага покрывали пятна сажи - единственных доступных здесь "чернил".

- Что ты делаешь?

- Вспоминаю. Тренируюсь, - туманно ответил он.

- На ящерице? Я думал, человеку, который умеет менять внешность и поведение парой царапин, это ни к чему.

- Ты прав только в том случае, если считать это вершиной тинатского искусства.

- А что еще считать вершиной? - удивился Эртанд. - Человеческие наты - самые сложные. Они постоянно меняются и редко бывают "чистыми", смешиваясь друг с другом, так что вычленять из них составляющие невозможно даже с полным списком форм.

Саттаро усмехнулся.

- Фраза из учебника?

- Ну... да.

- А если я скажу, что авторы ваших учебников много врут? Часть - по неведению, часть - сознательно, чтобы не допустить появления новых Айгаров Безумцев.

Эртанд открыл рот, чтобы поспорить, - и тут же закрыл. Слова Саттаро звучали логично. Конечно, если представить, что легендарный маг, который вместе с группой таких же сумасшедших сподвижников якобы изменил сущность целого континента, действительно существовал. Жрецы утверждали, что свое могущество Айгар получил не от кого иного, как от самого Урда, возжелавшего уничтожить великое творение своего старшего брата Иля. Находились и те, кто считал, что не было никакого Айгара. Иль уже создал мир уродливым и нарочно отправил сюда людей, потому что Ему нравится наблюдать за их мучениями.

- Так это, по-твоему, и есть вершина тинатского искусства? Заставить четверть континента полыхать пожарами, четверть - тонуть в наводнениях, а еще по четверти - страдать от бурь и землетрясений с зыбучими песками?

- С этим многие согласятся. Держать в своих руках жизни тысяч людей - соблазнительно выглядит, да?

- Многие, но не ты, так ведь? Так и что ты считаешь вершиной искусства?

- Изменение.

Эртанд поморщился. Он так устал, что едва мог уследить за нитью разговора, а Саттаро, похоже, приспичило поиграть словами.

- И что это значит? Тинаты и так занимаются тем, что изменяют вещи.

- Не совсем. Ты не можешь придать вещи чуждое ей свойство. Например, можно заострить нож, но нельзя - цветок. Даже такое невероятное изобретение, как рабский ошейник, всего лишь запрещает врать и заставляет подчиняться приказам хозяев - то, на что человек способен и без него.

- Хочешь, чтобы в твоих руках расцветали розами металлические прутья тюремной решетки? - насмешливо спросил Эртанд, вспомнив силанскую сказку.

Даже для такого, как Саттаро, это уже слишком.

- Это невозможно, - подтвердил он. - Айгар Безумец с его бешеной мощью - и тот понял, что не сможет залить наводнениями пустыни исихов, а силанские равнины - полыхать пожарами так же, как земли шердов. Я хочу другого - уметь оживлять мертвых.

Очередная сказка. Хотя... сказка ли? Еще меньше месяца назад, когда Эртанд мечтал всего лишь об объединении гальки в каменную плиту для могилы Улланда или создании зачарованного оружия, Лейст над ним смеялся. Сам он ту же ошибку не совершит.

- И как у тебя это получится? Есть какой-то нат, который за это отвечает?

- В вашей обители рассказывали про обратность натов?

- Про что?

Саттаро откинулся назад. И без изучения его натов было заметно, что он тоже изможден. Магия отбирала чересчур много сил. Все же он отложил жареное мясо и принялся выводить глифы на тонком слое почвы - скорее плотной пыли, чем земли.

- Смотри. Как и у многих состояний есть противоположность, так и у натов. Начнем с простого: горячее и холодное - это разные состояния, но у них есть сходство. Понимаешь?

- Если схватиться рукой за ледышку, кажется, что она обжигает, - прошептал Эртанд.

Между пожухлыми травинками появился рисунок чего-то похожего на замерзший водопад.

- Хорошо. Вот это - грубый набросок ната усталости. Если его "вывернуть", - рядом с водопадом присоседилось изображение, отдаленно смахивающее на фонтан, - мы получим "бодрость". Из "радости" можно получить "печаль", из "ненависти" - "любовь". Мерда вчера была уверена, что я ее обманул. Добавив несколько штрихов, я изменил этот нат в "доверие", и она стала слушаться моих приказов. Это я и называю изменением. А теперь еще несколько примеров...

Серые глаза мужчины загорелись огнем интереса, да и весь он немного оживился. Эртанд тщетно пытался уследить за движениями палочки-стило своего учителя. Саттаро настолько увлекся изложением теории, что иероглифы возникали вокруг слишком быстро, чтобы запомнить их очертания. Старые он стирал, а ведь ни одного из них в помине не было в перечнях обители.

- Я понял, что такое обратность, - сказал Эртанд, отчаявшись закрепить в памяти хоть часть новых форм. - Кажется легким.

- Потому что я рисую примитивные наброски. Найти те же наты в сплетении чужой сущности сначала будет чудовищно сложно. Вдобавок - ты сам говорил - они не бывают "чистыми".