Алекс Рауд - Сердце мира: часть вторая [СИ]

- Хо... рошо.

Саттаро вздохнул.

- Иногда я жалею, что Забвение исчез без следа. Это был наивный дурак с ужасающе ограниченным взглядом на мир, зато он умел радоваться. Он был бы доволен тем, как заканчивается эта история. Хорошие герои выжили, а главный злодей будет справедливо наказан.

Среди сплетений его натов появился знакомый символ.

- Тинатам... бес... смысленно... врать друг другу, - напомнил Эртанд.

Тот усмехнулся в ответ, поднялся с колен, подошел к пустому углублению в центре зала и обернулся напоследок.

- Я преобразую Схему, но нат смерти не исчезнет, только побледнеет. Учти, что совсем избавиться от него невозможно. Все имеет конец. В нашей власти лишь отсрочить его.

- Спасибо... Забвение.

Прощаться он не стал. Молча склонился над сеткой натов на полу и мелом провел несколько дополнительных линий, наполняя их магией. В тот же миг начала меняться и паутина символов в воздухе. Дрогнули четыре "реки", некоторые их "притоки" потекли вспять. Дымкой заколебался цветок смерти под потолком.

Ни у кого из тинатов, которых знал Эртанд, не хватило бы сил и на то, чтобы шевельнуть хоть самую маленькую из линий. Но Саттаро, пусть и снова опустился на колени, стоял на них твердо, касаясь длинными пальцами полосок на полу. Медленно вытекала наружу непроглядная волна силы, растворяясь в потоках магии и уходя далеко за пределы Срединного зала и всей Экоранты. Все больше блекли болезненно алые лепестки.

В груди заныло - артефакт откликался на изменения. Едва различимое раньше биение участилось, заставляя пульсировать и наты вокруг. Они сокращались и расширялись в едином ритме, пропуская через себя кровь - магию Саттаро. Эртанд чувствовал, с какой неохотой она струится по новым руслам, которые настойчиво прокладывает для нее хранитель. Последние глифы вставали на новые места, придавая символу новое значение.

И вдруг все замерло. Саттаро, покачнувшись, навзничь упал в углубление посреди зала.

- Мертв, - объявил конструкт, как будто это не он был слеп, а Эртанд.

Он закрыл глаза. "Тук-тук, - билось каменное сердце мира. - Тук-тук".

Совсем как у живого человека.

На иссушенной земле Мераннских гор, возле входа в Последний оплот, высился ряд небольших каменных насыпей. Одна, сделанная чуть небрежнее, была отнесена дальше от остальных, и единственным человеком, который удостаивал ее внимания, был Турн.

Он не погиб в Срединном зале. Таш ранил его, сломал нос и разбил лицо, которое грозило навсегда остаться изуродованным, но каменщик и так не блистал красотой. А может быть, нос ему сломали позже. Эртанд недоумевал, как его вообще не растерзали на куски. Хетта должна была обладать очень большим влиянием на свой отряд, чтобы те позволили есть и пить рядом с ними человеку, убивавшему их друзей, причем делавшему это не под принуждением натов. И все же ему наверняка отомстили. Первую пару суток после взятия Экоранты Эртанд беспробудно проспал, а проснувшись, удивился тому, каким Турн стал тихим и покорным. Хранителей он избегал, а если и встречался с ними, то разговаривал хотя и мрачно, зато вежливо и без слова брани.

Может быть, одна из причин его изменившегося поведения крылась в том, что Саттаро в конце концов пожертвовал собой ради этих людей. Пусть это и не прибавило бывшему рабу любви выживших. Слишком многих он убил, слишком много принес горя в этот мир. Если бы не его жестокость, сегодняшний день поминовения мертвых перед тем, как покинуть Экоранту, никогда бы не настал.

Эртанд обогнул непривычно угрюмого Турна и коснулся пальцами теплых шершавых камней, как попало сваленных над могилой. Видно, у всех его наставников одна судьба. Сначала старик Улланд не получил хорошей могильной плиты, а теперь и Саттаро. На то, чтобы достойно, по всем традициям похоронить погибших, не хватало ни времени, ни сил. И уж тем более никто из хранителей не стал бы выкладываться ради убийцы. Они и ради собственных близких этого не делали.

В отдалении у похожей могилы замерла Ли Хетта. Камни там были сложены ровнее, а рядом поднималась еще одна маленькая насыпь для ручного варха Птицы.

Предводительницу отряда хранителей Эртанд побаивался. Она пыталась скрыть чувства к погибшему силанцу, но наты любви и печали ей было не спрятать. В карих глазах явственно читалось, что Саттаро стоило бы воскресить не своего прихвостня, а действительно достойного человека.

Еще дальше стоял Таш, склонившийся над могилой Са Реана. За руку смуглого шерда держала Лил, которая не отходила от него ни днем, ни ночью.

Эртанд находил странным, что при взгляде на эту пару ничего не чувствует. То ли следовало винить до сих пор не сошедшие наты Саттаро, то ли изменился он сам. Да и Лил была уже не той. Женщина, о которой Эртанд привык думать, как о невесте, уже не казалась настолько красивой. Ей шла любая одежда: и шелковые силанские платья, и простой дорожный наряд из грубой ткани, в котором она ходила теперь, но выглядела Лил не так ярко. Она и двигаться стала иначе - тверже, увереннее. Аристократический лоск сошел с нее, как позолота с поддельного ожерелья. Невзирая на это, она смотрелась гармонично рядом с Ташем. Словно и должна была всегда там находиться.

Эртанд не понимал, как мог когда-то ее любить. Вывод напрашивался сам собой: он не знал Лил. Мечтал о собственной выдумке, а не о живой женщине, из плоти и крови. Поэтому сейчас его и не трогало то, как влюбленно она смотрит на поджарого шерда.

Огонь в глазах Таша поблек. Саттаро не исправил изъян Схемы, который порождал воинов-ашареев и им подобных, однако нат смерти больше не имел над ними такой силы, как раньше. Подтянутый, мягко двигающийся шерд с выразительными чертами лица, в нескольких местах пересеченного тонкими шрамами, все еще выглядел опасным - как и любой молодой, полный сил воин. Стоило радоваться, что сегодня он уже перестал говорить с Эртандом сквозь зубы.

В отличие от этих троих, надолго задержавшихся у определенных могил, остальные хранители по очереди останавливались у каждой. Обход занимал много времени - выживших защитников Экоранты можно было пересчитать по пальцам. Кто-то про себя или вслух молился богам, как черноволосая крепенькая ллитка, лоб которой до сих пор украшали отметины Саттаро. Некоторые вроде боевой по характеру силанки Кирны, не снимавшей мужской одежды, просто молчали, вспоминая о проведенных вместе с погибшими днях.

Единственное счастливое лицо принадлежало Глазам Гор. Конструкту не было дела до мертвых. Он устроился на повозке, запряженной двумя тяжеловозами и наполненной пожитками хранителей, и беспечно болтал ногами.

Страж Эстарады страшно гордился тем, что защитил "новую жизнь". Так он называл будущего ребенка Лил. Эртанд не поверил бы, что оживленный магией механизм может испытывать подобные эмоции, если бы сам не видел его наты. Они мало чем отличались от натов людей, рожденных в материнской утробе.