Константин Седов - На одинокой дороге

— То есть ты не боишься?

— Страшно только первый раз, когда секут. Во время второго раза боль и не чувствуешь. Тогда думаешь только о той боли, которая предстоит, если попадешься третий раз. Что я тебе рассказываю? Ты ведь сам знаешь.

— Колокольчик, ты винишь меня в том, что я не хочу себе такой судьбы? Не хочу потерять руку?

— Нет, в этом я тебя не виню. Интересно, что ты даже не паришься, подставляя меня.

— Я тебе даю шанс подзаработать.

— Ну да, ну да… Курти?

— Что?

— А ты знаешь, как говорят? — Колокольчик беззубо ухмыльнулся и подмигнул — Чего боишься, то и произойдет? Так, что ты не бойся. Ничего в этой жизни. Вот ты испугался, что руку тебе оттяпают и сюда ушел. Честно работать!

Слово «честно» он произнес с издевкой.

— И теперь живешь как… да хреново ты живешь! На побегушках! А я свободный!

Курти ничего не ответил на это и слегка выждав, продолжил:

— И еще. Делим пополам.

Колокольчик опять перестал трескать:

— Зарываешься Курти. То деньги за укрытие забираешь, теперь это. Ты знаешь, у нас за такое по голове не гладят, а если гладят, то дубиной.

— То, у вас, а сейчас ты у меня. На дело согласен?

— А, ты уже знаешь, когда и где твой лопух появится?

— Знаю. Ты согласен?

Колокольчик, вгрызаясь в рыбину, буркнул:

— А, что я теряю?! Много денег говоришь. Так, когда?

— Завтра, перед закатом.

Колокольчик уже уходил, вытирая рот рукавом, но перед самой дверью оглянулся:

— Зря ты ушел. Самый сноровистый был. Я большего ловкача не видел никогда. Талант у тебя Курти — талантище! Не только я говорю! Все наши! Ты рожден кошельки тырить!

Курти не ответил.

В тяжелой жизни бывает момент, когда всё настолько приспичит, что уже и выть не получается. Приходит осознание, что ты достиг какого-то предела и дальше так уже продолжаться не может. Когда-то Курти мечтал попасть в теплое место, наевшись сосулек под мостом. А сейчас в «Свинье с кувшином» вспоминал ночевку в старых ящиках и не мог сказать, что было плохо. Голоднее, но проще.

Сейчас увидел шанс. Хоть раз в жизни должно повезти. Жаль завтрак пропал, но это можно вытерпеть, главное дело. Картины замелькали самые соблазнительные, половина желаний еще и не сформировавшиеся, но сначала нормальная еда. И много!

Кусок хлеба, настоящего белого и с боку поджарившаяся корочка. Ее он отломит и обмакнет в подливу, и вместе с мясом отправит в рот.

Однажды его занесло на Холм. Случайно. Он убегал от стражи и залез в бочку золотаря, по счастью ещё пустую, когда тот только направлялся в единственный богатый квартал нищего города. Затем вылез и спрятался в подвале местной таверны. Даже не от стражников, их там не было. На Холме стража была только у стены, отделяющей обитателей квартала от остальных жителей. Курти так растерялся, увидев белые дома и чистые улицы, что полез от этой картины в ближайший темный угол.

Лёжа в узкой подвальной нише, видел потрясающее блюдо на кухне заведения.

Мясо на ребрах подавалось в большой деревянной тарелке. Вокруг в соусе плавали раковые шейки и грибы с дольками распаренного чеснока. Он три дня не ел и чуть не захлебнулся слюной, глядя как таскали еду в обеденный зал.

Курти вздохнул, бросил тряпку на стойку, вспомнил, как блестел жир в свете свечей, и опять невольно сглотнул.

Парень, лет под тридцать, сидел внутри магазина и скучающе пялился в окно. К слову, стеклянное — настоящее. Что значило, что магазин очень дорогой. Начавшийся зевок прикрыл черной широкополой шляпой, с черным же пером. Небо начинало хмуриться. «Дождь будет» — подумалось парню — «даже, наверное, шторм».

— Эрик, тебе нравится?

— Да.

— Так ты не смотришь!

— Ты мне нравишься любой и что бы ты не делала.

— Прошу тебя, посмотри!

Эрик повернул голову от окна.

Лиза была очень красива. А в этом платье — великолепна. Длинные узкие рукава с прорезями для рук, широкий кружевной воротник вокруг совершенно нецеломудренного выреза. Низкая талия, длинная юбка, переходящая в шлейф.

Лиза погладила руками ткань:

— Настоящий шелк!

— Бери.

— Ты, так и не сказал, нравится тебе или нет?

— Мне ты нравишься. И нравилась бы, даже если бы в мешковину была одета. А платье красивое. Больше я тебе ничего не скажу — я в платьях не разбираюсь.

Лиза постояла, осмысливая сказанное. Затем изящно приподняла бровь и спросила:

— Правда?!

— Правда. Не разбираюсь.

— Нет, я про то, что нравлюсь?

— А. Нет, про это я вру.

— Эрик! — Лиза топнула ножкой.

— Правда.

— А то зеленое с золотом? Как тебе?

— Я же говорю — ты мне во всем нравишься.

— Так какое мне брать?

— А какое больше нравится?

— Мне оба нравятся.

— Бери оба.

— Правда!!!

Эрик страдальчески закатил глаза:

— Правда.

Внимательно слушавшая разговор хозяйка магазина недоверчиво посмотрела на неброско одетого Эрика:

— За два этих платья будет сорок два флорина.

— Сколько?!! — изумилась Лиза.

— Я помнится, цену не спрашивал — Эрик говорил лениво, прищурившись глядя на хозяйку — сказал, что беру!

— Да, конечно! Куда доставить?

— Улица Старого Лесничего, дом Семи якорей.

Хозяйка сморщила лоб, пытаясь что-то вспомнить:

— Дом Семи якорей… но там же… так вы…

Она перевела взгляд на насмешливо наблюдавшего за ней Эрика.

— А… Эрик… получается… тот самый который Бе…

Эрик сощурил глаза сильнее, а возившаяся с платьями Лиза тревожно замерла.

Хозяйка мило улыбнулась и вежливо произнесла:

— Отправим, как можно скорее.

И покосилась на шляпу в его руках.

Эрик с Лизой вышли из магазина на запруженную людьми площадь Ликеделла. Солнце ушло окончательно, окружающие площадь мраморные скульптуры в холодном воздухе приобрели отчетливый вид. От фонтана в центре площади повеяло холодом.

Лиза зябко поежилась:

— Мне еще меховая накидка нужна… и туфли!

— Купим. Только, давай завтра.

— Куда ты опять торопишься?

— В «Каракатицу».

— Фу, — Лиза сморщила носик, — опять на кулаках драться?

— Ага.

— Я стараюсь сделать из тебя эдельмана, а ты по трактирам ходишь. Драться. Даже не на мечах. А на кулаках.

— Если я буду драться на мечах в Ликеделле народу не останется.

— Благородные так себя не ведут.

— Так, я и не благородный. Я пират.

— Но на кулаках, Эрик! Опять синяки будут.

— Да, синяков будет много. Я ещё не всем городским морякам печати оставил.

— Зачем тебе это?

— Нравится.

Ликеделл город старый, основанный более шестисот лет назад. Но еще полвека назад о нем никто, кроме нескольких купцов, возивших сюда зерно, соль, скот, меха, воск и кожи, не слышал.

Маленький городок вскарабкался на скалистый островок с красочным названием Виталлер. От материка он был отделен узким проливом в четыре морских мили. Когда семьдесят лет назад стала рушиться Империя, потихоньку начали шалить пираты. Когда Империя пала окончательно море наполнилось ошалевшими от безнаказанности разбойниками.