Екатерина Скорова - Отражение [СИ]

— Тебе опять снились кошмары? — В его глазах плескалась тревога. Видимо, здоровье Нанэ, в том числе и душевное, беспокоило его не меньше, чем собственное.

— Нет, господин, — соврала она. Хотя мне ее память подсказывала, что только этой ночью она дважды вскакивала с постели в холодном поту. Новый хозяин оказался так добр и внимателен, что она не решалась жаловаться даже на собственные кошмары. Вдруг господин прогневается и отошлет ее прочь?

Его поместье находилось на самой окраине сатрапии Парса. Здесь винокурни, кожевенные, сараи, жилища рабов, скотный двор и другие хозяйственные постройки соседствовали с домом самого Оронта. Более того, снаружи трудно было отличить одно от другого. Коричневые отшлифованные камни, добротные бревна и дощатые крыши. Хозяин не заботился о внешней красоте, его больше заботила устойчивость и долголетие строений. В этом отношении он не делал разницы между загоном для ослов или новой комнатой в доме. Разве что последнее потом украшалось и отделывалось, а первое — оставалось в первозданном виде.

За пределами Парса Оронт владел пахотными угодьями и виноградниками, славящимися на всю державу. В порту стояли корабли, под парусами которых ходили его сыновья. Нанэ видела нескольких из них — высокие статные мужчины, похожие на отца. У одних бороды также покрылись сединою, у других — они и вовсе отсутствовали. Нанэ не укрылась от взоров его сыновей. И хоть они никогда не перечили отцу, во всем держа его руку, но она чувствовала, какие взгляды скользили по ней. Презрительные и насмешливые. Нанэ не понимала — почему, у самого же хозяина спрашивать не осмеливалась. Каждый раз, когда сыновья прибывали к Оронту погостить, она пряталась в своей комнате в садовом домике. И выходила только тогда, когда хозяин сам просил ее об этом.

В поместье существовал и гарем со множеством богато убранных покоев. Но господин сразу оградил Нанэ от склок и зависти наложниц. Он справедливо рассудил, что особое расположение к новенькой не останется без внимания завистливых соперниц. И пусть в своей обители Оронт не позволял наложницам открытые войны, но без обыкновенных женских сплетен и ссор, а то и выдирания волос, даже в его гареме дело не обходилось.

Для себя Нанэ отметила, что новый хозяин был строг, но справедлив и добр. Он содержал наложниц, как жен, и ни от кого не осталось в секрете, что в завещании он подписал вольную для многих преданных слуг, позволял также оставлять в живых всех рождающихся у рабов детей. Также Оронт устраивал праздники, где каждому выдавали по монете и угощению — соразмерно занимаемому положению. Он наказывал рабов, но при этом ограничивался гуманными способами: поркой обычным кожаным кнутом без шипов и узелков, выдирающих кожу с мясом, и отсечением головы. Неудивительно, что рабы искренне любили его, моля о здоровье и благополучии господина всех известных богов.

Вот только к Нанэ другие невольники относились настороженно. Перешептывались и чуть ли не тыкали пальцами вслед. А всё из-за одного противного старика. Она видела его только раз — когда вошла в ворота поместья вместе с Оронтом в день покупки, но и сейчас могла без труда восстановить в памяти его образ. Скособоченный и горбатый, он походил на сморщенный гриб. Непокрытая голова, на которой не осталось ни единого волоса, бритые щеки и длинная заплетенная коса вместо бороды. Прищуренные слепые бельма вместо глаз, раззявленный рот с ниткой слюны, торчащие наружу ноздри. Узловатые тонкие пальцы намертво вцепились в клюку. Хортомонул. Или как его звали местные обители — дедушка Хор. Они уважали и даже боялись его, считая ведуном, которого ахуры не обходят стороной. Даже сам хозяин трепетно относился к нему. В былые годы Оронт не решал ни одного важного дела без благословения Хортомонула. Но теперь вредный старик так одряхлел, что редко выходил из служившей ему жилищем овечьей каморки. От других помещений он отказывался. Впрочем, как и от пищи. Любопытные слуги поговаривали, что он ел из свиных корыт, а то и вовсе обходился водой. Именно поэтому все, кто суетился во дворе и входил в ворота удивились, увидев его иссохшую фигуру.

Оронт сам подошел к дедушке Хору и спросил, что заставило его нарушить уединение. Ответа не расслышал никто, кроме самого хозяина. Но, судя по его глазам, услышанное не пришлось ему по душе. Глаза сузились, брови нахмурились, губы сжались.

— Ты уверен? — произнес Оронт после нескольких минут тишины, в один миг охватившей двор.

Что ответил старик, так и осталось тайной, известной только ему и его господину. Остальные видели только, как Хортомонул, после нескольких тщетных попыток, поднял клюку и указал на нее — Нанэ. А потом этой же палкой перечертил двор, будто ставил преграду.

«Она не должна войти в этот дом» — передавали из уст в уста слова старика те, кто стоял поближе. «Волчья душа» — твердили другие. Но никто не мог поручиться за их достоверность.

Вещий старик исчез так же загадочно, как и появился. А хозяин поместья остаток дня ходил хмурый, а потом и вовсе заперся в своих покоях. С того же времени другие невольники обходили Нанэ стороной. Шепотки вслед и охранные знаки, творимые как можно незаметнее, доводили ее до бешенства. И только собственное положение на грани беззакония не давало возможности расправиться со злопыхателями.

Только один раб не шарахался от нее — евнух Факим. Он ухаживал за ней, приносил еду и питье, когда она просила. Помогал одеться и развлекал беседой, если хозяин не мог прийти сам. Белобрысый и бледнокожий, с ледяной голубизной глаз невольник казался призраком, случайно посетившим этот мир.

Ребенком его привезли в эту страну с севера, где холод покрывал землю белым одеялом. Теперь Факим и сам не помнил родину. Зато не забыл, как на невольничьем рынке из него выколачивали и выжигали спесь и непокорность. Может, поэтому у Оронта не нашлось бы более послушного и смирного слуги.

На невольничьем же рынке его постигла участь многих красивых мальчиков — его оскопили, в один миг превратив в ущербное бесполое существо. Евнух, лишенный радости плотских утех, восполнил утраченное танцами. Где и кто научил его этому искусству — Факим держал в строгом секрете и даже милостивому господину не открыл бы этой тайны. Тот, кто умело владел телом, отдавая всю душу и переживания танцу, ценился среди богатых вельмож державы не меньше, чем дюжина таких наложниц, как Нанэ.

Ей нравилось смотреть, как Факим грациозно изгибался, словно шелковая лента. Он мог вовлечь в танец всё, что попадалось под руки: от платка, которым женщины покрывали головы, выходя на улицу, до кувшина для вина. При этом ни единая капля напитка не проливалась из сосуда. Больше всего Нанэ нравилось, когда евнух брал украшенное самоцветными камнями и золотыми вставками оружие, висевшее на стенах садового домика. Она тайно мечтала научиться двигаться так же плавно и красиво, но не решалась просить Факима научить ее. Хотя евнух был таким же рабом, как и она.