Екатерина Скорова - Опрометчивые желания [СИ]

— Хочется верить. — Страх попасть в лапы мятежников сменился новым — Генри не просто так завел беседу о местных достопримечательностях. Он собирался уходить. Оставить ее одну в самом сердце кишащей сбродом ночлежки. — Но ты же не бросишь меня?

Он взял ее руки в свои, согрел дыханием, будто хотел поцеловать, но не решился.

— Нет. Но больше я ничего не могу обещать.

В комнате повисла тишина. Где-то жалобно заскреблась мышь, запищал младенец. «А что, если он не вернется? — болезненно пульсировало в мозгу. — Что если я точно так же, как затертые тени местных женщин осяду в этом гнилом доме? Какой-нибудь Гарри или Николас запустит грязную лапу в мои волосы, завалит на кровать… Никто из них не станет дожидаться венчания, да и не потащит сюда священника. Потому что в таких ночлежках нет места для Бога… Господи! Что если Генри и правда никогда не вернется? Неужели я спаслась, чтобы рожать в этом хлеву какому-нибудь бродяге?!» Дурнота подступила к горлу, перед глазами заплясали черные пятна — еще немного, и Виктория потеряла бы сознание. Но Генри излечил от жалости к самой себе — отцепил ее пальцы, ставшие вмиг ледяными и негнущимися, и направился к двери.

— Освальд, — едва он позвал, как неопрятная фигура мужика выросла в дверном проеме. — Остаешься беречь госпожу Викторию.

— Леди в маске, — плотоядно хмыкнул тот и ощерился, показывая гнилые зубы.

Виктория с трудом скрыла отвращение — почему Генри решил поручить ее именно этому человеку? Его и к роду-то людскому можно было причислить с большой натяжкой. А уж оставлять ее под покровительством Освальда! Немыслимо! Тот же Гарри казался гораздо приятнее. Или Генри доверял именно похожей на человека образине? Пока Трейтор пропускал в комнату Мари с мальчишками, Виктория наконец сообразила, почему испытывает к Освальду такую неприязнь: он слишком походил на механических слуг — ни намека на разум и абсолютная, собачья преданность. «Все-таки расчет Генри верен, — скользило в голове. — Этот Освальд будет охранят меня как цепной пес. И с такой же фанатичностью свернет шею, если прикажет хозяин…»

— Госпожа? — голос Мари вытащил из раздумий. Она держала Викторию за руку, озабоченно заглядывала в лицо.

— Не зови меня так, я теперь никто. — Виктория сердито одернула руку. С языка чуть не сорвалось «как и ты». Девчонка по-прежнему вызывала раздражение и зависть. Вот уж кому лучше всех — ничего не потеряла, ничего не жаль.

— Ваше желание исполнится.

Виктория вздрогнула. «Может быть, все произойдет помимо вашей воли» — застучало в ушах. Что ж, здесь, как нигде, все шансы оказаться брюхатой — только пальцем ткни, а то и просто останься без присмотра. Впервые мысль о беременности вызывала тошноту и отвращение. «А кто сказал, что ребенок должен быть благородным? — словно в издевку пронеслось в голове. — Любой младенец, рожденный до истечения года со смерти супруга будет считаться законным… Но как переступить через себя? Я с мистером Джортаном-то легла через силу, а если всё было зря?»

— Да-да… Нам придется остаться здесь, пока… — вот когда она поняла, что стоящие тут бывшие слуги больше не обязаны слушаться. Они и при доме Неверти были вольны, а уж теперь… Минувшее раздражение испарилось, захотелось кинуться к Мари, прижаться, зареветь. Пересилила — отвернулась, сцепляя руки на груди. — Мне придется остаться здесь. Вы можете идти, если есть куда.

— Без бумаг мы никто, — хмуро отозвался один из мальчишек. — Такие же бродяги, как и все в этом доме. Случись обыска — окажемся в ближайшей каталажке. Но лучше с вами — хоть сможем защитить, если что.

Виктория улыбнулась — к угрюмому чудовищу добавились сопливые сторожа. Но их искренность согрела душу — все-таки не только у Генри есть преданные люди.

— Не думаю, что знакомый миссис Неверти станет кормить пару лишних ртов, — задумчиво произнесла Мари.

— А мы заработаем! Будем газеты носить! Скажи, Бобби! — выпалил второй мальчишка. Все-таки он был помладше. Первый же понуро уставился под ноги — видимо, понял что-то, отчего слова Мари превращались в непреложную истину.

— Без паспортов нас даже нужник мыть не возьмут, — как неразумному дитё объяснила она. — А бумаги все сгорели, наверное… А у меня — так их и вовсе не было.

— И что? — буркнул младший. — Есть же такие работы, где паспортов не спрашивают…

— Портовой шлюхой, — оборвал Бобби. — А если куда и возьмут — так ведь денег ни гроша не получишь — будут грозить сдать в полицию. А за миску помоев работать — уж лучше самим сдаться.

Виктория обернулась — все трое стояли как пришибленные: угрюмые, с потухшими беспомощными взглядами.

— Бумаги остались в особняке, — проговорила она, поминутно сбиваясь. — Если собрать отряд местных, уверена — Генри… мистер Трейтор поможет. Там есть тайник… И потом — не станет же полиция воровать паспорта на прислугу. Есть шанс!

— Отряд не надо — долго, да и приметно, — после нескольких минут молчания решительно произнес Бобби. — Пока люди соберутся — от обгоревшего дома и кирпичей не останется без хозяев-то. Пойду один — поймают, прикинусь глухим или дурачком каким. Слышал — таких в работные дома отправляют, а оттуда дорога известная — слюней распустил, под себя напустил, да через забор, пока все за блаженного считают.

— Я с тобой, — в один голос загомонили Мари и мальчишка помладше.

— Фредди, ты еще мал, и потом — должен кто-то за госпожой присмотреть. А тебя возьму, — сказал Бобби, озорно щурясь на Мари. — Смелая девка в деле подспорье, особенно такая проворная. Только случись чего — в разные стороны бежим.

Виктория прижалась к заколоченному окну, сквозь щель разглядывая две тощие фигурки, спешившие поскорее скрыться за углом. Фредди сидел на кровати, поджав ноги — дулся. Похоже, не мог простить другу или брату, что тот ушел без него.

— Не вешай носа, малец, — почти по-отечески раздался голос Освальда за спиной. — Он правильно рассудил — разве девка сможет хозяйку защитить? А вот ты — другое дело. Это они там по свежему ветерочку пробегутся — и назад, а нам с тобой леди беречь.

Это «леди» кольнуло — чудилась в нем какая-то язва. Виктория поежилась, дождалась, когда Мари и Бобби скроются из виду и обернулась. Освальд щерился, гладя Фредди по голове — и мальчишка не отстранялся. Видимо, внешность сторожа его не пугала, или мальчишка чувствовал иначе и верил, что страшный дядька не причинит вреда? Вот кому можно позавидовать — ребенок, который не помнит зла и не ждет его от чужих людей. И за этими мыслями забылось, что Альберт купил Фредди на аукционе — мальчишку продавали то ли за воровство, то ли за убийство. Новый толчок боли внизу живота и знакомая тяжесть напомнили о себе. Поморщившись, Виктория неожиданно для себя самой спросила: