Катерина Риш - 10000 лет до нашей эры. Книга 1 [SelfPub]

Она глядела исподлобья, сведя черные брови, и при этом что-то шептала на своем. Их язык даже близко не был схож с языком мага. Но ведь она должна бы понимать, что мне неведома их участь, что я не выбирала своей и если бы могла, то тоже шла бы рядом с ними, а не ехала верхом. В ее взгляде улавливалась жгучая ненависть, но она, впрочем, на все и с самого начала глядела именно так.

Я отвернулась от нее, едва находя в себе силы следить за дорогой. Ежесекундно мне хотелось обернуться и проверить, перестала она пялиться или нет?

Я так увлеклась этой демонстрацией деланного равнодушия, что и не заметила, как стемнело, а затем, как из темноты вдруг откуда-то сбоку раздался трубный оглушающий звук.

Солдаты закричали. Из тьмы на дорогу, подминая под себя заросли травы, выступил мощный, как бульдозер, слон с массивными пожелтевшими бивнями, украшенными плетенными из цветов венками. На головокружительной высоте, позади колышущихся, будто два веера, ушами-локаторами, на слоновьей спине высился треугольный павильон, тоже увитый цветами и освещенный факелами.

У меня отвисла челюсть.

Из травы на обочине, в опасной близости к столпам — слоновьим лапам, вынырнули темнокожие люди, в их руках тоже были факелы.

Они опустились ниц в пыль и траву, сложив руки над головой, перед нашей повозкой, только их предводитель громко приветствовал Эйдера Олара, оставаясь на ногах. Маг спрыгнул наземь и возложил правую руку на голову тощего туземца. На его груди были ожерелья из когтей или зубов хищников, а в руке он держал, очевидно, что-то вроде посоха.

Вдруг слон затрубил изо всех сил. Я едва успела зажать уши. В ответ с окутанной тьмой травяной равнины донеслось высокое хрипловатое рычание.

Вождь озабоченно покачал головой и ударил посохом о землю, возвращаемся, мол, кого надо встретили, а с ночными прогулками пока повременим. Не могу с ним не согласится. Эйдер вернулся в повозку, остальные туземцы тоже поднялись. Земля вздрогнула, слон потоптался на месте, разворачиваясь, и медленно, величаво двинулся вправо от дороги, по которой мы ехали. Павильон на его спине шатался, словно на волнах. Боже, как там, должно быть, укачивает!

Еще несколько раз на равнинах раздавалось задиристое рычание, но так, для проформы. Сегодня хищник явно не был голоден и не собирался нападать. По звукам, похоже, кто-то из кошачьих.

Слон, добравшись первым, остановился, согнул сначала передние лапы, потом задние и тяжело лег наземь… рядом с другими слонами! Это словно была остановка для передвижных домов только не на колесах, а на слонах. На спинах всех слонов крепились павильоны, каждый украшенный по-своему — черепами животных, цветами, даже черепами… неандертальцев. Нельзя было не узнать эти характерные черепа. Я обернулась и тут же наткнулась на острый, как бритва, взгляд Тины Тёрнер. «Понимаешь? — читалось в ее взгляде исподлобья. — Теперь-то ты понимаешь?!»

Понимала я по-прежнему мало.

Я ведь даже не знала, был ли этот лагерь слоновьих кочевников конечной нашей точкой или нет.

Нас встречали, как и в пещерах так, словно мы привезли долгожданные и радостные вести. Снова звучала барабаны и, в сравнении с пещерной музыкой, в музыке равнин даже мой слух улавливал некий простенький ритм.

Подношения дикаркам тоже повторились. Окаменевшие, они стояли, сжав губы и глядя поверх голов суетящихся вокруг них людей. Они не обращали ни малейшего внимания на дары — на этот раз цветочные венки на головы, плетенные из трав жилетки, пояса из костей. Они позволяли это все надеть на себя, но стояли как отрешенные манекены.

Тем временем, беременным женщинам помогли спуститься с повозки, а мне Эйдер велел оставаться на месте. К беременным тоже потянулась река подношений, но не такая бурная, а подарки подвергались тщательному изучению. Будущие матери пробовали на зуб обработанные до блеска костяные гребни, подбрасывали на ладонях, взвешивая, сверкающие камешки, которые им подносили мужчины. И затем, выбирали того, чей подарок им пришелся по нраву больше или же, вероятно, имел большую стоимость. С этим мужчиной они поднимались по приставленным к слоновьим спинам, словно корабельные трапы, сходням в освещенные павильоны. О дальнейшем было понятно по доносившимся из павильонов сдавленным стонам.

Эйдер Олар, объяснив Вождю и получив разрешение, отвел меня в дальний с краю слоновьего лежбища древесный шатер, стены которого были сплетены из веток и листьев. На земле лежали меха возле пары черных от накипи камней. Свет в лагере обеспечивали факелы и три высоких костра. Эйдер запретил мне разжигать огонь, косноязычно объяснив:

— Глаза огонь нет!

То есть, следи, чтобы никто не видел, как я приказываю огню, понятно. Сам он присоединился к пиру у костров. Одна из беременных вернулась в повозку, она тяжело дышала и кривилась. Остальных все еще не было видно. Молодой мужчина подскочил к ней, поднося в руках очередной дар, мне было не разглядеть, что именно. Женщина из горного клана долго изучала подарок, но потом, морщась, спустилась к юноше. Вместе они снова двинулись к слонам. Я долго глядела им в спины.

Мне принесли еду, и я забилась внутрь шалаша, стараясь больше не смотреть по сторонам. Я все равно не пойму этих обычаев, твердила я самой себе, я все равно не приму и не пойму этих традиций и никогда в них не поверю.

Я принялась за еду. По рукам тек мясной сок — на равнине ели убитых на охоте животных. Мясо было жесткое и полусырое, хотя и горячее, конечно, несоленое и без специй, но после двухдневной рыбьей диеты и того, что сегодня мы ничего не ели, я с аппетитом съела все предложенные мне куски. Вместе с мясом на другом широком листе, формой похожем на лопух, мне принесли безвкусные белые коренья, с виду один в один имбирь, связку кисловатых листьев, вкусом они напомнили мне те травяные веревки, которые я старательно грызла, кажется, целую вечность тому назад в лагере Тигра и Одуванчика, и склизкий кусок расчлененной улитки. Его я не съела. Хотя принесли бы мне только его, может быть, и проглотила бы, не задумываясь. Голод не тетка.

Скрутившись на меховой подстилке, я и сама не заметила, как заснула после еды, а проснулась я резко и с бившимся в ужасе сердце. Костры лагеря горели, но слабо. Ветер шелестел в траве, кругом стояла тишина. И тут кто-то коснулся моего плеча во второй раз.

— Айгонь, — прошептал кто-то. — Айгонь.

Меня рывком выдернули из сна. Мне понадобилось пару секунд, чтобы унять дрожь и вообще сообразить, на каком языке со мной говорят. Это была женщина и говорила она на языке, которому меня обучал Эйдер Олар. Это явно был не ее родной язык, произношение у нее было ужасное, да и знакомо ей, похоже, было одно только слово, которое она и повторяла, — огонь.