Катерина Риш - 10000 лет до нашей эры. Книга 1 [SelfPub]

А может, виноваты слезы.

Я мчусь вперед. Щурюсь из-за слепящих фар. Они множатся на мокром асфальте, растягиваясь в желтые полосы. Это могло бы походить на праздник, столько иллюминации… Если бы не слезы.

Секундное дело — протереть глаза тыльной стороной ладони. Я так уверена в себе.

Я отпускаю руль. Всего на миг.

На такой скорости внезапно отнимать одну из рук — чревато. Переднее колесо может вильнуть. В ту сторону, с которой сохраняется давление на руль.

Если бы я не была правшой, меня могло бы вынести на встречку.

Лужи нарушили сцепление между шинами и асфальтом. Колесо вильнуло.

Когда моя правая рука снова легла на руль, велосипед уже жил собственной жизнью. Я нажала на тормоз. Но переднее колесо, оторвавшись от земли, уже зависло над канавой.

Меня выбило с сидения, но шнурок правого кроссовка зацепился за педаль. Эту ногу я и сломаю в нескольких местах. Но прежде ударюсь головой об дерево. Шлем погасил удар. Но я словно бы оказалась внутри колокола во время колокольного звона.

Бо-о-о-м-м.

Меня предали. Снова.

Бо-о-о-м-м. Я зажимаю уши, но голова раскалывается. В ушах звенит. Сумасшедший звонарь из Нотр-Дама снова дергает за веревку.

Его тоже предали. Предательство нелегко пережить. Даже, если тебя предупреждали заранее. Ну, как предупреждали… Пытались предупредить.

По моим жилам течет огонь. Он вытекает наружу, под дождь, желтые искры превращаются в звездочки. Я снова слепну и пытаюсь прикрыть глаза руками, но руки не слушаются меня.

Чьи-то тени закрывают невыносимо яркий свет. Ко мне бегут люди. Они кричат мне, хотят узнать, в порядке ли я.

Бо-о-о-м-м.

Как я могу быть в порядке, когда в моей голове отверженный звонарь бьет в колокол? Его, как и меня, предали.

Передайте им, хочу я сказать этим людям, которым мало автомобильных фар и они светят на меня телефонами, скажите Питеру и Хлое, они наверное все еще в том кафе, они наверняка снова целуются. Скажите им, где я, скажите им, что я не пущу их к себе в палату, ни за что… Бо-о-о-м-м!

Синие вспышки кратких молний. От них голова болит еще сильнее. Горбун впадает в исступление. Все кончено, Эсмеральда! Прости-прощай.

Но вместо этого я поднимаюсь на ноги. В какой-то неочевидный для окружающих миг до меня доходит, что все это… уже было. Это не наяву. Даже кровь и раны ненастоящие.

Я помню Анкхарата. Значит, это снова сон. Всего лишь игра разума.

Меня хватают за руки люди, но я иду, карабкаюсь по влажной грязи вверх. Сломанная нога не слушается. Голова гудит. Но все это пройдет, как только я выберусь наверх.

Там медики уже выкатили из машины каталку, они отступают на шаг назад, когда я вылезаю на дорогу.

Я прохожу мимо. Меня предали, знаю. Опять. Снова. Но меня предупреждали. «Прости, если можешь».

Я не знаю, могу ли я.

Сейчас я даже не могу думать о тебе, Анкхарат. Сломать ногу и то не так больно, чем позволить думать о тебе, Анкхарат.

Ты пытался, я знаю, пытался предупредить, но если бы ты предупредил меня, как есть, это могло не сработать. Я могла бы выдать себя и тебя своим наигранным гневом, отчаянием, слишком медленной реакцией. Асгейрр знал только один рычаг давления на тебя — и это была я.

Эта мысль пока не очень помогает. Боль все равно не утихает. Это больно, Анкхарат. Очень больно.

Я иду вперед. Я помню тебя, помню ночи с тобой, и я знаю только одного человека, который объяснит мне, что нужно делать дальше. Что нам ждать дальше. Он умный, очень умный.

Его зовут Питер. Жаль, что вы никогда не познакомитесь.

Он полюбил другую, сейчас я скажу ей, что она подходит ему больше, чем я. Гораздо, гораздо больше. Если дойду.

А я дойду. Обязательно дойду. Ради нас. Ради них.

Ради целого мира, чью историю я не знаю, но они знают. Я, наконец, оценила знания своих друзей.

Лучше поздно, чем никогда? Не знаю. Может быть.

Я иду, ковыляю. Иногда запрокидываю голову и глотаю капли дождя. Внутри меня бушует огонь. Я зла, очень зла на тебя, Анкхарат. Тебе повезло, что я так далеко.

Синие отблески скорой помощи меркнут, машины обдают меня водой. Я могла бы попросить их подвезти меня, если бы внутри них были водители. Но за рулем никого нет.

Это сон, мираж или видение воспаленного разума, сейчас это не важно. Конечно, мне ведь дали какое-то успокоительное, иди знай, что они развели в нем. Но иначе я бы не оказалась здесь. Не смогла бы повернуть время вспять. И снова встретиться с погибшими друзьями.

Мимо проносятся одни и те же машины. Синяя, красная. Красная, синяя. Это закрома моего подсознания. Не исключено, что именно они проезжали мимо меня, когда я мчалась, не разбирая дороги. Это не я, это мозг запомнил их.

Почему же, мозг, ты не запомнил ничего полезного? Например, разговоры Питера и Хлои, которые я слушала часами? Мне не пришлось бы тащиться полумертвой в кафе в надежде вытащить из друзей толику полезной информации, которая может пригодиться мне в первобытном мире.

Я различаю огни придорожного кафе. И вижу Питера.

Теперь это действительно он. Питер стоит так же, как я и запомнила. Вскочил на ноги, опрокинув табурет позади себя. Смотрит через стекло на меня, которой не должно быть на парковке в этот миг.

Но я снова здесь. Потому что меня снова предали.

Я простила их, Анкхарат, тебя должно это успокаивать. Вероятно, и у тебя тоже есть шанс. Когда-нибудь. Не сейчас. Сейчас можешь даже не искать меня. Бесполезно.

Питер стоит, даже не моргая. Неведомая сила держит его. Таких воспоминаний в моем разуме нет. Я не знаю, что происходило здесь, когда ушла.

Я медленно ковыляю к стеклянной двери у входа в кафе.

Время замерло. Я запомнила его таким. Все, как было, когда я выбежала прочь. Этот мир умер для меня в этот самый миг. Разбился вдребезги, как тот стакан, что завис в воздухе в сантиметре от пола у столица возле дверей. Сейчас я не услышу звона бьющегося стекла. Сейчас мир замер, не понимая, что я делаю там, где меня быть не должно.

Официантка наливает кофе, но чашка не переполняется. Мужчина разинул рот, готовясь впихнуть в себя тройной бургер. Жир застыл на его пальцах. Его сын размазывает кетчуп ровным слоем по столешнице.

Я не видела всего этого раньше, не запомнила. Я вылетела из кафе и потом разбилась в аварии.

Но сейчас я иду к столику, за которым сидит Хлоя. Я снова вижу карандаш в ее рыжих локонах. Она собрала волосы на затылке, как только она одна умела — небрежность с примесью элегантности.

Мне до нее далеко. Во многом. Думаю, Хлоя научилась бы плести ожерелья из ракушек гораздо быстрее и лучше меня, если бы оказалась на моем месте.

Питер стоит возле стола и смотрит на пустую парковку, на которой он в последний раз меня видел.

Я сажусь на свое место. Там пустая тарелка, я жадно и с аппетитом ела, пока они обсуждали прочитанное в книгах. Я не слушала их. Как обычно.