Анна Гурова - Ловцы душ [сборник litres]

– Стозар?!

– А?! Прости, друг, задумался что-то.

– Я говорю, что делать-то думаешь, всё это спускать нельзя.

Охрип широко развёл руками, как бы подтверждая, что всё, что случилось, нехорошо.

– Нельзя, а делать мы вот что будем. Помирим мы мальцов, да и всё тут, а ты со своими сам потом разберёшься. Чтоб по Правде всё было. А за мальцом ты получше приглядывай, от него ещё будет толк твоему роду. – Стозар ещё не знал, насколько ошибался. – Я сейчас за ним схожу, а ты потом родичей позовёшь. Годится?

– Годится, чего уж.

Охотник вышел из дома, малец сидел на завалинке и болтал ногами, на груди у него в такт покачивалось серебряное кольцо.

– Иди сюда, – потребовал охотник. – За то, что вы все учудили, вас накажут. Всех одинаково.

– Но почему?!

– А потому, что вы братья, из одного рода, вы вместе должны держаться, друг друга поддерживать. Слышал историю: один прут переломить легко, а вязанку плетёную – не выйдет. Понял?

– Понял, – хмуро ответил мальчишка.

– Но больше твоей вещи никто не тронет, так ведь, Охрип?

– Так, – покивал староста.

– А если больше ничего не учудишь, я зимой тебя к себе на заимку возьму. На две луны.

– Правда?! – глаза мальца вспыхнули. – Ой, то есть… как скажешь, дедко.

– Другое дело, – ладонь охотника прошлась по русому затылку. – А батька тебя отпустит?

Малец испуганно посмотрел на старосту.

– Батька, отпустишь?

– Отпущу, а если нет, сам ведь сбежишь. Чего глаза тупишь, скажешь, не так? Ладно, пойду схожу за остальными, мирить вас буду.

Когда староста вышел, Стозар наклонился к уху мальца, нашептал:

– Сердце у тебя доброе, Корибут, поэтому на обиду так сильно отвечает. Несправедливости ты не терпишь. Только из-за этого озлобиться можно и что-то важное в себе потерять. Все люди ошибаются, Корибут, не позволяй из-за их ошибок злобой себе сердце отравить.

И снова погладил мальчика по голове.

Корт проснулся от прикосновения. Он как живую чувствовал руку своего пестуна у себя на затылке. Огляделся. Никого рядом не было, вся ватага мирно спала, даже Третьяк, назначенный часовым. Попадёт ему от Житомира.

Охотник перевёл дух, задумался: одобрил бы Стозар дело, которое он затеял вместе с купцом?

«Я хочу взять золото из могилы конунга, которого его же дружина убила. Кому от этого может быть плохо?» – успокоил себя Корт.

Но мерзкий голосок где-то на задворках сознания тихо проскулил:

«Ты сам-то в это веришь?»

С первыми лучами солнца челнок продолжил идти против течения, но поскольку притоки были мелкими, гребцы не утомлялись. Так продолжалось до тех пор, пока лодка не упёрлась в заболоченные берега хиленького ручья, через который очень кстати, а может специально, было перекинуто дерево.

– Вот и всё, дальше только пешком, – сказал Лузгай.

– Не завязнем ли, болота кругом? – опасливо спросил Ступка.

– Мы вдоль берега пойдём, и только в самый последний переход в болото повернём. Большой воды пока нет, да и год нынче выдался сухим, так что должны нормально пройти.

– Должны-должны, – проворчал Свей, – смотри у меня, смерд, в случае чего я гать из твоей туши сделаю.

Свей на протяжении всего плавания несколько раз задирал Лузгая. Это не нравилось Корту, не любил он, когда обижают слабых и тех, кто ответить не может, но вмешиваться не спешил: не хотел себе лишних неприятностей, да и северянин в своих выходках не переходил черту.

– Будет тебе, Свей, – осадил того Житомир, – я Лузгаю доверяю, выведет он нас куда надо. А пока бросаем якорь и выходим.

Ватажники один за другим поднимались на дерево и по нему сходили на берег, только Свей выпрыгнул на берег прямо из лодки и громко захохотал, озираясь, мол, видали какой?

От его хохота из камышей неподалёку снялась стайка уток, Корт не растерялся, лук у него уже был заряжен, и он подбил влёт двух птиц. Теперь засмеялись и захлопали в ладоши остальные ватажники, кроме Свея.

– Доброе дело. Третьяк, сходи за птицами.

Выуживать добычу из трясины глубиной по пояс пришлось самому младшему, но он справился. Дичь положили в корзины и с опаской продолжили путь по узкой полоске относительно сухой земли, но Лузгай оказался прав: через пару стрелищ берег стал шире и круче – ватага стала взбираться на холм.

– А вообще идти долго, до этого… места? – спросил Корт, шедший третьим, вслед за Лузгаем и Третьяком.

– Не больше поприща, но это если напрямую, а напрямик через болото я ни за что не пойду.

– Понятно, – буркнул Корт и утёр пот со лба.

От болот поднимался тяжёлый, душный жар. Воняло ряской и гнилью. И, что хуже всего, эти далёкие гиблые места кишели жизнью: кроме безобидных комаров и лягушек, дорогу несколько раз переползали гадюки, а может, здесь водится и кто поопаснее.

Привал устроили с наступлением темноты, развели костёр из дров, которые взяли с собой, и тех, что подобрали по дороге. Первым делом растянули над огнём одежду и обувь – просушить. Иначе беда.

Ночью ватажников тревожили только кулики и комары, клещей или пиявок, к счастью, никто не подцепил. Утром они продолжили путь по извилистой полоске сухой земли, уходящей плавно вверх. По бокам шуршали камыш и осока, постепенно запах гнили сменился более затхлым запахом торфа, а после полудня даже лягушки и кулики прекратили свой постоянный разговор. Ватага шла в тишине, по замершей будто в ожидании чего-то земле. Корт периодически оборачивался – на всякий случай запоминал обратный путь и не мог понять, что ему всё это напоминает. Только вечером на привале его осенило: это было очень похоже на то, как перед грозой замирает природа. Всякая живая тварь ищет укрытия, и воздух становится густым, хоть ножом его режь, а ещё тишина, настороженная такая, как говорил дед Стозар – тот, кто научил Корта держать лук.

Ватага шла весь день, делая короткие остановки, а на ночёвку устроившись только в сумерках. Вокруг росла небольшая рощица, не только гнутые тонкие ольхи, но и крепкие берёзы, раза в три-четыре выше человека. Чуткий нос Корта уловил тонкий запах малины и можжевельника, который отчасти перебивал затхлость торфа.

– Наконец-то! – Третьяк сбросил заплечный мешок и повалился на траву.

– Ну-ка, встал! – Свей отвесил юноше смачный пинок. – Не видишь, старшие ещё стоят. Побежал в лес собирать хворост для костра.

– Это же болото, – вмешался Ступка, – тут по одному ходить нельзя.

– Вот и сходите с Третьяком.

– Мы сходим, – не выдержал Корт, – если ты нас попросишь, а не прикажешь.

Свей медленно развернулся к нему, зацепил большие пальцы за пояс.

– Не любишь, когда тебе приказывают, словенин? – Он ощерился, демонстрируя щербатый ряд зубов.

– Свей, возьми Третьяка и сходи с ним за хворостом, Корт пойдёт со Ступкой, и будьте осторожны, – сказал Житомир, не глядя на своих, как будто ничего и не назревало.