Анна Гурова - Ловцы душ [сборник litres]

Покончив с этим, Корт сложил в тул стрелы и лук, с которого снял тетиву, и упрятал в длинный кожаный чехол. Перед сном решил проверить, как там Ступка, тот ещё не очнулся, так и спал. Лицо его над бородой было нездорово бледным.

– Ему ногу нужно отсечь, – тихо, но совсем неожиданно сказал Свей, так что Корт вздрогнул. – Иначе заразу занесёт. Отсечь ногу, а культю прижечь. Я смогу.

Северянин как всегда шепелявил, но говорил уже без своего чудно́го говора, но Корт в тот момент не обратил на это внимания.

– Дадим ему ещё один день. Щурка, как проснётся, накормишь его?

– А? Что? Да, конечно, не переживай. Иди отдыхай.

Корт устал зверски, но ложиться на землю не стал, подложил свою котомку под голову и прислонился к тонкой берёзке, рядом с которой занимался своим луком. Тогда же, как надеялся – незаметно, он разбросал вокруг несколько маленьких веточек. Если кто-то захочет подойти к нему, то они захрустят, и он проснётся. По крайней мере, охотник на это рассчитывал.

Корт, кряхтя, потянулся и прикрыл глаза, спать он собирался вполглаза.

Предосторожность помогла. Когда месяц миновал зенит, рядом что-то хрустнуло, но это был Щурка.

– Корт, нам надо валежника побольше собрать. Если завтра придётся Ступке ногу рубить, тогда носилки нужно будет сладить.

– Хочешь в лес пойти?

– Да, заранее.

Корт мог бы даже поверить Щурке, если бы у того на спине не висел узелок со всеми его пожитками. Охотник заглянул за спину Щурки: все остальные ватажники спали у костра.

– Ну, пошли, – Корт как бы между прочим прихватил с собой тул.

Далеко заходить, понятное дело, не стали – топь вокруг. Корт подхватил удачно подвернувшуюся сухую палку и спросил:

– И зачем ты меня звал?

– Пошли со мной, давай уйдем отсюда, прямо сейчас и быстро. Нечистое это дело, плохое. Добром это ни для кого не кончится. А ты, я вижу, хороший человек, чего тебе зазря пропадать?

– Ты вроде слово Житомиру давал.

– Он тоже много слов давал. А свой оброк я сполна выполнил. Так что, идёшь?

– А как же Ступка?

– Ой, – Щурка закатил глаза к небу. – На кой ляд тебе сдался этот дурень? Он бы тебя бросил не задумываясь. Что он сделал, когда Третьяк тонул? Ничего!

– Погоди, я не могу так – раненого бросить.

– А самому голову сложить, значит, лучше будет?

– При чём тут это? Надо разобраться сперва во всем, а потом уже делать.

– Ну, разбирайся, мешать не буду, а я пошёл.

Приказчик зло сплюнул на мох, развернулся и ушёл по кромке болота.

А Корт ещё некоторое время собирал сухие палки. Знамо дело, Щурка был прав, нужно как можно скорее бежать отсюда. Но просто из страха бросить беспомощного человека, с которым ты к тому же из братины пил? Нет, тут надо было придумать что-то другое.

Когда Корт вернулся, Свей уже поднялся и стоял спиной к нему. Их разделял костёр.

– Ты уже проснулся, а я вот сухих дров принёс.

Северянин что-то невнятно пробурчал.

– Что?.. – не получив ответа, он продолжил: – Дровами нужно запастись и воды согреть. Ведь если придётся Ступке ногу рубить, как он…

Корт замер на полуслове и посмотрел туда, где спал кузнец, но его там не было.

«Может, он тоже сбежал, пока была возможность», – понадеялся охотник.

– С..им в…ё хар…шо, – невнятно пробурчал северянин, будто что-то жевал.

Он повернулся, его лица не было видно под растрёпанными волосами, слипшимися и чёрными, будто мокрыми. В опущенных руках он что-то держал.

– Это хорошо, – ответил напрягшийся охотник.

– Ага, – согласился Свей и поднёс к лицу то, что держал в руках.

Корт похолодел, ему и раньше случалось бояться – он уже понял, во что влип, но сейчас его охватил лютый страх, словно он вдруг оказался в чистом поле перед секачом высотой с терем. Так не бывает, это невозможно.

У Свея в руках была человеческая нога. Со свежего обрубка ещё сочилась кровь, крупные капли падали на траву. В отблесках костра поблёскивала белая кость. Он не спеша откусил ещё шмат теплой горячей плоти и стал медленно пережёвывать.

Корт замер с охапкой хвороста в руках. Между ним и Свеем, или чем он теперь стал, горел костёр, и это оставляло надежду. Северянин не пытался ничего сделать, возможно, его устраивало всё происходящее, а Корт, когда прошел первый приступ страха, начал соображать.

«Бояться нельзя, – решил он. Впрочем, дальше бояться и так уже некуда. – На меня он не нападает. Почему? Боится? Не хочется спугнуть его. Устал с перееду, – Корта передёрнуло от этой мысли, а Свей прищурился. – Надо что-то делать, дальше медлить нельзя», – понял охотник.

– Хорошо, что я так много валежника собрал, – сказал он весёлым голосом, и разом бросил всю охапку в костёр.

Затрещало, вверх взметнулся целый столб огня и сноп искр. А Корт ещё поддел поршнем пепел и запустил его в рожу Свея.

Тот попытался увернуться, но его всё равно обдало горячей пылью, Корт же, не медля ни секунды, рванул с места с такой скоростью, какой и сам от себя не ожидал.

Он бежал не разбирая дороги, упорно продираясь сквозь заросли, не останавливаясь, не оборачиваясь.

Вскоре вслед ему донёсся хохот и топот, и это только прибавило охотнику прыти, хотя, казалось бы, дальше было некуда.

Корт с разбегу влетел в болото, ухнул в воду по грудь, но и тогда не остановился, на ходу срубил себе слегу и стал продираться сквозь трясину, стремясь зайти как можно глубже.

Кто бы это ни был, полагал Корт, в трясине у них должны быть равные шансы. Сам северянин точно не погонится за ним сюда, а если решится, то даже из мокрого лука можно в него выстрелить.

– И куда это ты бежишь? – разнеслось над лесом. В речи Свея не было и намёка на северный говор. – Я тебя чую, я знаю, где ты, иди сюда по доброй воле.

Голос, казалось, доносился отовсюду, словно говорило само болото, трава, деревья и гнилой воздух. Корт ждал, что сейчас он услышит за спиной всплеск, и ему придётся принять самый страшный бой в своей жизни. Однако тут он сделал очередной шаг по трясине, руки скользнули по мокрому дереву, и он понял – попал.

Ногу обволокли вязкие, холодные объятия трясины, мягкие и в то же время жёсткие, ступня будто лишилась опоры и стала медленно погружаться в топь, будто её засасывала гнилая беззубая пасть.

Корт попробовал вытянуть ногу, но жидкая грязь обволокла второй поршень, начав медленно втягивать его в себя.

Тогда Корт положил горизонтально слегу на воду, раскинул руки и опустился грудью и руками на плавающую деревяшку. Лицо пришлось наполовину погрузить в вонючую воду, так что при каждом вдохе в нос попадали капли, вонявшие трясиной и гнилью. Зато трясина перестала его затягивать.

Корт умерил дыхание, успокоил удары сердца, чтобы со страху не наделать глупостей, и тут снова грянул голос, заставив его вздрогнуть: