Ольга Олие - Вот это я попал [СИ]

— Почему? — не поняли меня спутники. — Зачем на них возить воду и сбрасывать кирпичи?

— Да ну вас, — не захотел вдаваться в объяснения я, — выражение это такое, чтобы поднять настроение обиженному.

— А-а-а, ну тогда ладно, — поняв мое настроение, согласились со мной эльфы.

Но тут я отвлекся от того, что мне не дали искупаться, так как перед нами раскинулась горная гряда. Шапки заснеженных гор виднелись между облаками, которые, как одеяло, лежали на них, покрывая верхушки, но видным оставался только один пик. Поэтому создавалось ощущение, что облако кольцом вьется вокруг горы, искрясь и переливаясь в лучах солнца.

Подъехав ближе, мы увидали, что нас уже ждут. На каменном выступе находилось трое пожилых гномов с длинными седыми бородами, которые достигали им до колен. «Интересно, а борода между ногами не запутывается? И как они не падают при ходьбе?» — это была первая мысль, которая возникала, глядя на это чудо природы.

Тем временем мы подошли к встречающим нас гномам и поприветствовали их, после взаимных расшаркиваний они пригласили нас следовать за собой и повели внутрь шахты. Заходить в темноту стало как-то страшно, у меня пробудилась клаустрофобия, но идущие с двух сторон от меня братья как будто поняли мои страхи и взяли меня за обе руки, вселяя уверенность. И, как ни странно, стало спокойнее. Внутри шахты пробивался слабый свет, иначе я бы точно себе шею свернул, несмотря на поддержку. Шли мы минут двадцать. Когда мы подошли к большим двустворчатым дверям, которые распахнулись при нашем приближении, громкий голос возвестил о нашем прибытии. Причем настолько громкий, что я оглох. Обращаясь одновременно к обоим братьям, я завопил:

— Эй, господа эльфы, сделайте что-нибудь. Этот олух меня оглушил. Неужели нельзя говорить потише, обязательно орать прямо в уши бедного меня.

Так как слышать я никого не слышал, но заметил направленные на меня взгляды, не предвещавшие ничего хорошего, я стушевался. А оба эльфа тут же что-то зашептали надо мной. Когда они закончили свои шептания, слух стал возвращаться. Но тишина, стоящая в зале, стала напрягать. Все смотрели на меня.

— Что? — не удержался я, уж больно напрягали меня их взгляды.

— Ты должен извиниться, — зашептал мне прямо в ухо Тириэль.

— За что? — с возмущением уставился на него я, — меня оглушили, практически чуть не покалечили и мне же еще и извиняться? С ума сошел? Все, не хочу делиться идеями и давать им заказ, пошли отсель. А то вдруг меня опять тут покалечат.

И схватив обоих эльфов за руки, развернулся, чтобы уйти. Ну, не понравились мне эти обидчивые дяди, я тоже умею обижаться, да еще и похлеще их, но меня остановил голос одного из гномов, громогласный, надо сказать, голос.

— О каких идеях ты говорил? Чем ты можешь нас заинтересовать? — скептически смотря на меня, спросил толстый дядька с белоснежной бородой, такими же волосами, достигающими ему до поясницы и с ободком на голове.

— А вот и не скажу, пока передо мной не извинятся за чуть не покалеченную психику, — решил поребячиться я.

— Ни одна идея не стоит наших извинений, — с напыщенностью произнес гном, собравшись отвернуться от всех нас.

— Даже идея железной дороги и повозки, которая сама по ней ездит и перевозит всевозможные грузы, не требуя приложения усилий? — спросил я и отвернулся с намерением уйти, — ну тогда ладно, нам пора, было приятно познакомиться, но наше сотрудничество не удалось.

— Стой, — раздался вопль за спиной, — о чем ты только что сказал? Ты и вправду знаешь, как это можно сделать? — спросил тот самый дядька, который собрался уже уходить.

— Знаю, но говорить не стану, — решил повредничать я. Ага, заинтересовать я их не смогу, как же, вон как глазки-то загорелись, но теперь я так просто не сдамся.

— Почему? Ведь именно для этого вы и пришли, — удивился белобородый.

— Ага, а теперь передумали. Мы пришли поговорить с нормальными, серьезными л… гномами, а не комком комплексов, которые, причинив неудобство ребенку, еще и извинений от этого самого ребенка требуют. Не пойдет. Не стану я вам ничего говорить, пока не услышу извинений, — заартачился я, а что меня все обидеть норовят, так я тоже обижать умею и ездить по нервам, у меня неплохо получается.

У всех находящихся в зале даже скулы свело от напряжения, но я в своей эгоистичной обиде уже ничего не замечал. Все с напряжением ждали, пока белобрысый поставит меня на место, а вместо этого, этот дядька как-то по-доброму улыбнулся и, обратившись к тому самому гному, который и горлопанил о нашем прибытии, сказал:

— Извинись перед ребенком. Не будем калечить его нервную детскую психику, а то неизвестно, что получится впоследствии.

Вот гад, уел-таки. Хоть и по-доброму, без зла, но уел. И тут я понял, глядя на это добродушное лицо, что мы с ним сработаемся. Распорядитель, кстати, передо мной извинился, и нас пригласили пройти в другой зал, поменьше, но и поуютнее. Там находился стол, стулья, топчан и пара кресел. Ничего лишнего, но, тем не менее, чувствовался какой-то уют что ли.

Мы расположились за столом. Я собрался уже вытащить свои разработки, но вспомнил, что не договорился об оплате. Непростительная оплошность, ведь потом будет поздно, как у нас говорят: «После драки кулаками не машут». Гномы с нетерпением смотрели на меня, но я медлил. А потом решил сначала обсудить вопрос оплаты моей идеи.

— Господа хорошие, — ну не узнал я, как к ним обращаться, а это, в моем понимании, оптимальный вариант, — прежде, чем мы приступим к обсуждению того, что интересует вас, я озвучу то, что интересует меня.

— И что же это? — с хитринкой спросил беловолосый, он понял, что я не так прост, как кажусь вначале.

— Вопрос оплаты моей идеи, — решил не медлить, а брать быка за рога сразу.

— И сколько ты хочешь за свою идею? — не переставая улыбаться, спросил он.

— Тридцать золотых, — не стесняясь, ответил я. Наглеть, так по полной.

— С ума сошел. Ни одна идея того не стоит, — у всех сидящих чуть глаза из орбит не вылезли. — Я дам тебе за нее пять золотых и то это слишком много.

— Сорок. И я докажу, что моя идея того стоит, — не стал сдаваться я.

— Ты что… ты же только что сказал тридцать… — потерял дар речи от моей наглости беловолосый, — даю десять золотых и рассказывай свою идею.

— Пятьдесят, — наглеть, так по полной, — и пока не получу денег, не скажу ни слова.

Лица всех присутствующих стали покрываться всеми цветами радуги. Сначала, они покраснели, потом побелели, после стали синеть и зеленеть от гнева. А я сделал физиономию кирпичом и старался не реагировать на смену цвета их лиц. Их шоковое состояние продлилось около пяти-десяти минут и тут раздался оглушительный хохот беловолосого.