Артём Мичурин - Смертные души

Мордекай стоял и слушал, не перебивая, со всё более озадаченным выражением на лице.

— А знаешь, что самое странное? — продолжил Олег.

— Как он смог тебя перенести, находясь в крепости, в теле Жерома? — ответил вопросом Дик.

— Точно.

— И что ты на это скажешь, колдун? — выплюнул Миллер в лицо Томасу. — Как объяснишь, снова пророчеством? Да кто ты вообще такой?! Чёртов самозванец!

— Ладно-ладно, — отступил Мордекай, подняв руки. — Вы сумели сложить два и два, очень впечатлён. Но давайте не будем делать поспешных выводов.

— Кто на самом деле нас сюда забросил? — подошёл Олег к колдуну почти вплотную и угрожающе глянул снизу вверх. — Это ведь был не ты.

— Я лишь помогал. С остальными тремя. Выполнял грязную работу, так сказать.

— Говорю же! — вспылил Дик. — Это он подстроил наши убийства! Скотина!

— Нет, всё было не так, — спокойно продолжил Томас. — Я получил вполне чёткие инструкции — где, когда нужно появиться, и какие ритуалы следует провести.

— От кого?! — не унимался Миллер. — Чьи инструкции?!

— Я не знаю, — простодушно пожал плечами Мордекай.

— Как это? Что ты опять нам лапшу вешаешь?!

— Правда, не знаю. Однажды, в том доме, на болотах Чёрного леса, я по своему обыкновению занимался научными изысканиями — пытался вызвать демона глубин Ларатоша. Признаться, эксперимент этот был сопряжён с немалым риском, ведь за минувшую тысячу лет с написания «Трактата о сущности нижних демонов» никому такое не удавалось, а потерпевшие неудачу призыватели либо исчезали без следа, либо… со следами. Люций Честный — последний из известных колдунов, кто пытался установить контакт с Ларатошем — был найден в своей лаборатории тонко размазанным по стенам и потолку. При этом он был ещё жив, пока его не сожгли вместе с лабораторией, разумеется. Но я подготовился как следует, потратил долгие месяцы на сбор всех необходимых ингредиентов, проштудировал все доступные труды на эту тему. Я был уверен, что смогу избежать ошибок моих предшественников. И действительно, вначале всё шло по плану. Я всё делал правильно, — зашагал Томас взад-вперёд, уставившись под ноги и массируя виски заметно подрагивающими пальцами, словно заново переживал описываемые события. — Не могу понять, где я дал маху, в какой момент. Но что-то… кто-то… Это нарушило процесс, извратило его, когда я был уже в шаге от успеха. Мой призыв не остался без ответа, но то был не Ларатош. Нечто, обладающее силой, с коей мне прежде не доводилось сталкиваться. Оно разрушило все возведённые мною барьеры, вот так, — щёлкнул Томас пальцами и безумно хихикнул. — Оно залезло мне в голову, в душу… Казалось, всё произошло за считанные мгновения, но, похоже, я отсутствовал значительно дольше. Оно наделило меня энергией, необходимой для транспозиции четверых. Первый — в качестве опытного образца. Потом ещё трое. Оно знало, где и когда вы умрёте, с точностью до метра, до секунды. Оно сказало мне обо всех, кроме тебя, — указал Мордекай на Олега. — Твоя транспозиция — не моих рук дело.

— А что на счёт азиата? — спросил Дик. — Зачем азиат был нужен?

— Разве он не пригодился? — блеснул Томас оскалом. — Оно всё предусмотрело.

— Так значит, — взял слово Олег, глубоко вздохнув и с хрустом размяв пальцы, — назад ты нас вернуть не можешь, хоть с душами, хоть без?

— Без помощи — нет, — признался Мордекай, отступив.

— Чёртов брехун, — сплюнул Дик.

— Этого никто не может, — развёл Томас руками. — Только оно.

— И во снах нам являлись не твои наваждения, — покивал Олег. — И послания отправлял не ты.

— Я должен был только переправить троих из вас, и присматривать в дальнейшем.

— Ради чего? Что оно тебе пообещало?

— Одну очень… занимательную душу. Не из великих. Но, боюсь, теперь обладание ею для меня под большим вопросом.

— Да, сука, — усмехнулся Миллер, — с прикрытием ты знатно облажался. Подкинуть бы твою голову на порог той тварины. Хотя, думаю, когда Ларс проснётся и узнает, его пёсик просто сожрёт тебя с потрохами.

— Это не лучшее решение, — нервно ощерился Томас.

— Почему же?

— Во-первых, я — часть пророчества, как бы вы к нему ни относились. А во-вторых, мои навыки и знания будут крайне полезны на пути к нашим целям. Да-да, наши цели не изменились, и только их достижение даст вам шанс на возвращение.

— Одна брехня за другой! Нет никаких шансов на возвращение! Как можно верить этому уроду?!

— А что ты предлагаешь? — ответил вопросом на вопрос Олег. — У нас нет других зацепок. У кого искать помощи в возвращении, как ни у того, кто нас сюда закинул? Да, он врал раньше, да, возможно он врёт сейчас. Но больше-то обратиться не к кому! А я не собираюсь прозябать здесь веками в поисках решения проблемы — как, чёрт подери, вернуться домой!

— Вы закончили? — поинтересовалась Санти, отстранённо наблюдающая за происходящим. — Тогда, быть может, соблаговолите обратить внимание вон на ту вещицу, — указала принцесса в сторону подсвечиваемой неярким сиянием травы, откуда исходил тихий и до боли знакомый звук. — Кажется это ваше.

Олег с недоверием покосился на Мордекая.

— Клянусь, я ни при чём, — поспешил откреститься тот.

Разбитый телефон, излучающий электрический свет и проигрывающий мелодию «Room of Angel» посреди крепостного двора со спящим драконом, выглядел до того инородно, что Олег, беря его в руки, невольно передёрнул плечами.

— Что там? — спросил Дик, не удосужившись даже подойти.

— Договор в силе, — зачитал Олег. — Души за возвращение.

Ночь выдалась холодная. Томас Мордекай спал на едва прикрывающей землю подстилке из сухой травы, и его трясло. Но отнюдь не из-за холода. Томасу снился кошмар. Ужас, Тьма и… боль. Боль, заполнившая всё, что было внутри, снаружи, и там, куда Грешнику только предстояло отправиться. Проклятый миром могучий колдун, герой леденящих душу кровавых легенд — он лежал, обхватив руками колени, и всхлипывал, как перепуганный ребёнок.

Запах сырости и гнили — Томас хорошо его помнил, этот запах сопровождал колдуна долгие годы на болотах Чёрного леса. И вот он снова щекочет ноздри, смешавшись с вонью свечного сала, алхимических настоев, серы, мяса и внутренностей. О да, этот сладковатый смрад ни с чем не спутать. Но на сей раз он исходит не от препарированного зверя, не от останков жертвенных бедолаг, отловленных на просёлочной дороге, нет, эта вонь поднимается снизу, от собственного живота. Там явно что-то не так, совсем-совсем не так, как должно быть, но взглянуть страшно. И всё же взгляд медленно, мучительно, будто продираясь сквозь терновые заросли ужаса, следует вниз. Он скользит по лацканам распахнутого халата, по серой материи, покрытой тут и там застарелыми тёмными пятнами. Но чем ниже, тем больше становится пятен свежих, красных. Постепенно от серого не остаётся и следа, ниже груди всё алое. Халат липнет к телу, ткань натянута под собственным весом, она мокрая и тёплая. Тепло струится в паху, по ногам, хлюпает в домашних шлёпанцах. Взгляд следует за ним и различает в этом алом поблёскивающем отсветами огня кошмаре руки, держащие нож. Они тоже обагрены, они дрожат, и кривой тонкий клинок трепещет вместе с ними, будто живой. Спазматический вдох пропитанного страхом удивления, и вот нож срывается с охваченной тремором ладони, летит на пол, а его место занимают кишки. Белёсые, в кровяной слизи, они лезут наружу из вспоротого живота, как узники, коим отворили дверь темницы — так нетерпеливо, так быстро, виток за витком, отталкивая друг друга. И вот уже подставленные ладони полны ими, этими сизыми зловонными невольниками плоти. Они скользят и перекатываются, остатки непереваренной пищи видны под их полупрозрачной шкурой. Дрожащие пальцы безотчётно смыкаются в нерешительных попытках удержать ком кишок от падения, но те не желают подчиняться, они так упруги и податливы одновременно, они скользят, извиваются, ползут прочь, и со смачным влажным «шмяк» падают на грязный дощатый пол. «Потеряны», — проносится в голове мысль. Больше это не ком, теперь это длинная петля осклизлой плоти и экскрементов, связывающая желудок с анусом. Скоро она воспалится, разбухнет, загниёт, покроется омерзительными смердящими нарывами. «Избавься. Полностью», — подсказывает мысль. Чья? Не важно. Пальцы решительно смыкаются на нижнем участке прямой кишки, та вздувается по сторонам от них, как жидкий кварц в щипцах стеклодува. Резкий запах нечистот разбавляет густую утробную вонь. Рывок. Острая боль пронзает тело снизу доверху калёным штырём, в глазах темнеет, желудок изрыгает наружу содержимое, тепло струится между ягодиц, по задней поверхности бёдер, под колени. Но мерзкая петля всё ещё связывает части пищеварительного тракта, вцепилась в них, мёртвой хваткой. Ослабшие было пальцы сжимаю кишку с удвоенной силой. Зубы скрепят и крошатся, сомкнувшись. Веки трепещут с безумной частотой, в попытке стряхнут навернувшиеся слёзы. Рывок! Истошный, животный вопль выходит из человеческого горла вместе с брызгами слюны и рвотных масс. Челюсть едва не выскакивает из суставов, надорванный рот добавляет к кислотному желудочному соку привкус железа. Ноги подкашиваются, истерзанное тело валится на залитый кровью пол. Но петля… Чёртова петля на месте. Проклятие. Проклятие! Проклятие!!! Дрожащая рука скользит в кровяном киселе по полу, к ножу.