Hioshidzuka - Вернуться в сказку

Когда-то давно он спасался от крамольных мыслей, придя домой и обняв свою жену. Милана никогда не понимала его полностью. Но всегда помогала ему. Как могла. И Лирта никогда не понимала. Да и могла ли она понять — эта маленькая хорошенькая девочка? А вот Яков понимал… И Делюжан понимал сына. Должно быть, в этом и была вся причина тех постоянных споров и ссор. В его голове тоже достаточно было того, что никогда не следовало произносить вслух. И горьким опытом наученный, он уже и не произносил этого вслух — приучил себя говорить только то, что от него желали услышать.

И всё же, порой, в редкие вечера Делюжану казалось — он не такой уж плохой человек. И пусть о нём говорят, что угодно. В конце концов, кто с его жизнью не стал бы столь же ворчливым или безразличным? Вполне возможно, что тот, кто при таких же обстоятельствах сделался бы яростным и жестоким. В конце концов, он имел право на то, чтобы сделаться обособленным ото всех после того злосчастного дня. В конце концов, он имел право ненавидеть многих людей из королевства Анэз. Но он не ненавидел их. Точнее — ненавидел далеко не всех.

Разве можно было назвать его ужасным или жестоким просто за то, что он хорошо выполняет свою работу? Если бы каждый человек в королевстве тратил хотя бы половину его усилий, все смогли бы жить лучше. Если бы каждый человек тратил на свою работу все свои силы, ни на что другое просто бы не оставалось времени. Когда была ещё жива его семья, Делюжану ужасно это не нравилось — что эти лорды в парламенте и кипа бумаг в кабинете отнимают у него часы, которые можно было бы провести в домашнем кругу, слушая щебет Лирты, спокойный и мягкий голос Миланы или громкий смех Якова. Но теперь… Теперь ему так было намного проще.

Было совершенно неправильным то, что несколько месяцев назад умерла Алесия — эта двадцатилетняя девчушка, глупая и капризная. Эта девчонка в платьях, что по цвету так напоминали небо, на которое министр так и не мог заставить себя посмотреть. После смерти его семьи весь мир казался ему бессмысленным и пустым — бесплодным, ледяным, чужим… Была бы рядом Джулия — не та Джулия, которой она стала, а та какой была когда-то: капризной девчонкой, знавшей всё на свете и бывшей маяком для него столько лет. Нет, сейчас она была всё та же — насмешливая, изящная, безукоризненно вежливая и своенравная. Но он уже столько лет её не видел… Столько лет её нежные руки не касались его волос так нежно, будто это было самое величайшее сокровище в мире, столько лет он не видел её алых губ, совсем не красивых, изгибающихся в усмешке. Она была само совершенство — и тогда, когда смеялась, и тогда, когда гневалась, и тогда, когда плакала. Делюжан когда-то пытался посягнуть на то, чтобы это совершенство стало его. Но Джулия Траонт была неприступной крепостью. Порой Делюжан смеялся, что она так же неприступна, как была в древности Вирджилисская цитадель. И так же своевольна и прихотлива.

Пожалуй, уже давно следовало передать все дела в руки этому мальчику — Георгу Хоффману. Он был достаточно умён. И достаточно энергичен, чтобы всё сделать правильно. Он был чудным мальчишкой — этот Джордж Блюменстрост. Недаром Делюжан заприметил его тогда. И Якова он поразительно напоминал. Глаза у него были похожие. Смотрели с вечным недоверием и желанием противоречить, бороться… Ох… Принц Денеб тоже был таким — когда ему самому было всего лишь двадцать пять, когда в его груди билось то сильное пламя жизни, которое, как казалось тогда, ничем нельзя загасить. Это позднее уже он узнал, что пламя жизни возможно погасить водой точно так же, как и обычный огонь. И водой той были слёзы. Какой бы ни была сильной утрата, её можно перенести, пока ты молод, пока всё у тебя ещё впереди. Но как перенести это тогда, когда ты не знаешь, сколько именно тебе осталось?..

Пожалуй, и молодых-то многих ему было жаль. Этого холодного и равнодушного Джорджа — мальчишку со страшной грудной болезнью… Когда она сведёт его в могилу? Рано или поздно… И пусть пока он почти не кашляет кровью — во всяком случае, ни разу не кашлял при Делюжане. В конце концов, его жена уже должна была скоро родить — повезёт, если он успеет увидеть своего ребёнка. Пожалуй, действительно, это была не лучшая идея — бросать на этого человека целое королевство. Вполне возможно, что если что-то случится внезапно, это будет не самый худший вариант. Хоффман энергичен, даже несмотря на свою болезнь, сообразителен, имеет опыт работы с лордами из Парламента, знает большинство тонкостей, которым Денебу на момент его вступления в должность регента только предстояло обучиться.

А бедная маленькая Моника, что работала секретарём? Ей приходилось содержать всю свою семью. Немудрено, что она злилась на свою младшую сестру — кажется, ту звали Сарой, — которая убежала из дому и вольна была теперь распоряжаться собой так, как сама считала нужным. Впрочем, можно ли было осуждать Сару за то, что она предпочла быть сестрой милосердия, а не уборщицей в каком-нибудь богатом доме?

А Алесия, которую кто-то убил в подворотне? По правде говоря, он не слишком-то любил эту девочку, когда она была жива — слишком уж сильно она своими безрассудными выходками напоминала ему о том, насколько сильно он одинок. Но её кончина была столь неожиданной, столь шокирующей, что Делюжан просто не мог выкинуть это из головы. Можно ли было назвать её гибель странной? Да, все так и называли её смерть. Можно ли было назвать такой исход закономерным? Само собой. Пожалуй, во всём королевстве не было человека, который не был бы уверен, что конец мисс Хайнтс будет именно таким.

Делюжан с каким-то сожалением замечает, что уже находится в своём кабинете — весь путь от дома до рабочего стола уже пройден. Ему думается, что, должно быть, совсем не такой жизни он для себя хотел в прошлом. Тогда ему хотелось путешествовать, узнавать те тайны давно минувшего прошлого, тогда ему хотелось жить, хотелось видеть и снега Фальрании, и пылающие пески легендарного Сваарда.

Его привлекали те легенды — о могущественном Киндеирне. Тогда как Джулия просто бредила Драхомиром. Ох, это было бы просто чудесно — увидеть не только Осмальлерд, к которому уже можно было привыкнуть настолько, что становилось тоскливо, но и величественный Интариоф. Увидеть бы те места, которые были запечатлены в сказаниях о Расколе, увидеть бы то, что было описано в легендах Йохана… Делюжан видел тот перстень собственными глазами — перстень с алым рубином. И он был уверен, что это был именно тот перстень, а вовсе не подобный. И мисс Траонт — о боги, он привык называть её так, хотя сейчас такое обращение казалось почти нелепым — это казалось забавным. Кажется, она относилась к этим легендам и предметам из них с почти смехом. Ей почти всё в них казалось почти что нелепым.