Hioshidzuka - Вернуться в сказку

У Эеланы было пятнадцать братьев, восемь из которых были мертвы, а об одном из них даже вспоминать не хотелось, столь было мерзко. Девушке так хотелось к матери, та, должно быть, была убита горем — она-то считала десятерых своих детей погибшими. И мужа, горячо любимого мужа… Девушке было очень её жаль. Как, должно быть, тяжело королеве Эрлене сейчас… Возможно, даже тяжелее, чем самой принцессе, которой нужно придумывать, как выживать. Мысли же королевы вряд ли может занять что-то подобное.

— Кто вы такие? — спрашивает Эелана настороженно.

Кто все эти люди? Зачем они спасли её? Принцесса почти умерла. Она потеряла сознание и, бесспорно, проведи ещё несколько часов на холоде, обязательно умерла бы. Однако они спасли её. И некоторое время заботились о ней. Зачем? Какой в этом был смысл? Её королевство было далеко, её отец и многие из братьев были мертвы, а маги были столь близко…

Зачем? Что им было нужно от неё? Эелана вряд ли могла что-то подарить им, кроме собственной жизни. У неё не было ничего. Все дорогие вещи остались там — в обозе, в котором их везли. Один из стражников заставил Эелану снять все украшения. Или, быть может, им была нужна её жизнь? Возможно, всё было именно так. Иначе принцесса просто не видела во всём смысла.

— Мой народ живёт в стенах этого монастыря уже почти пятьдесят лет, — всё с той же улыбкой говорит Рахэль. — Можешь не беспокоиться — магам столь жалкие создания, как мы, совершенно не нужны, так что здесь ты в безопасности.

Кто они — твой народ, хочется спросить Эелане, но она не осмеливается. Должно быть, она и без того задала сегодня слишком много вопросов. Любопытство может переполнить чашу терпения и самого спокойного человека. Нет… Лучше лечь спать, выспаться, отдохнуть, а уже завтра приставать с вопросами.

Рахэль скоро отходит. Возвращает отодвинутую принцессой занавеску на место и, улыбаясь, говорит, что будет неподалёку, если что-то понадобится. Вообще-то, это и её комната тоже, говорит Рахэль. Так что, теперь они будут делить комнату втроём. Кто будет ещё — Эелана спросить уже не успевает. Она может лишь надеяться, что этот человек примет её так же радушно, как эта девушка.

И принцесса вампиров почти проваливается в сон. Она вспоминает своего отца, доблестного короля Линдейма, Реонаша… Она перечисляет имена всех погибших братьев — Артур, Реон, Оливер, Шенирдон, Самалиэнд, Норхок, Ликард, Ерин… Вспоминает этих юношей, которыми она их помнила… Вспоминает их красивые лица, их насмешливые и снисходительные взгляды… Она вспоминает маму, свою красивую и добрую маму, королеву Эрлину… И девушке хочется плакать. Матушка всегда выделяла её из своих детей — она была девочкой, к тому же самой младшей…

Эелана почти спит. Только почти. Она чувствует себя до безумия уставшей. И очень несчастной. Ей хочется плакать, но слёз нет. Принцесса лежит с открытыми глазами и едва соображает, что происходит. Она пытается слушать тишину вокруг себя. Пытается различить в ней хоть что-нибудь, что могло бы ей помочь разобраться в том, что происходит вокруг, кто все эти люди, что спасли её… Она просто лежит на спине и слушает, ничего не говорит, старается дышать как можно более спокойно. Не шевелиться и ничего не чувствовать. Не чувствовать боли во всём теле.

— Магов мы не слишком жалуем, Рахэль, — уже засыпая, сквозь сон слышит Эелана чей-то голос, — но мы с ними не воюем. И воевать не собираемся. Они сильны, а мы нет. У нас нечего брать. Им незачем враждовать с нами.

Эелане кажется смутно знакомым этот женский голос. Она определённо где-то слышала его ранее. Но вот только где? Кто говорил с ней — или при ней — с такой интонацией? Впрочем, обо всём она подумает завтра. Сейчас она уснёт, а когда проснётся завтра, сумеет решить, какой из вопросов в её голове наиболее важен.

— Умри! — шепчет девушка одними губами. — Умри ты. И вся твоя семья. Пусть будет уничтожено всё, что тебе так дорого, пусть твои надежды и мечты обратятся в пыль… Умри. Ребёнок в твоём чреве не должен жить. Умри. Умри.

Девушка твердила свои проклятья, а Хильдегер лишь вздрагивала от ужаса и силилась проснуться. Наложница фальранского короля боялась, что это окажется правдой — жестокой правдой, в которую совершенно не хотелось верить. Она вскакивает с постели так быстро, как только может в своём состоянии. Никого нет рядом… Инард обычно всегда задерживается допоздна на своих советах, а потом уже идёт спать в свои покои, минуя комнаты Хильдегер, а служанок она отпустила, не слишком доверяя им. Девушке казалось, что кто-то из служанок был нанят матерью Инарда, а та не слишком любила её.

Хильдегер дрожала. Ей было холодно и страшно. Она чувствовала себя настолько слабой, настолько уязвимой, что начинала бояться ещё больше. Она едва была в состоянии сделать что-либо. И от этого становилось страшнее с каждой минутой. Живот мешал ей, сильно мешал. Хильдегер едва может справиться со своей одеждой. Она кое-как надевает на себя одно из платьев, самое простое и самое тёплое, которое обыкновенно надевалось в дорогу под другие платья. А надевать сапоги кажется Хильдегер просто пыткой… С горем пополам она справляется с этой задачей.

Кто была та девушка? Кто была та злая девушка, которая проклинала её?.. Хильдегер не смогла разглядеть лица… Хильдегер не смотрела на лицо той девушки, она слышала лишь её злые слова. Лицо, кажется, было прикрыто вампирской вуалью — белой, едва прозрачной, как те, которые носят богатые девушки из вампиров на похоронах очень близких родственников.

Хильдегер не помнит себя от ужаса. Она ведь никогда не считала себя трусихой… Но в этот раз ей почему-то страшно. Она всегда считала себя довольно смелой. Она не боялась метели. Почти не боялась крови и сражений… Она могла бы стать королю Инарду хорошей женой, если бы он этого захотел.

Она приходит в себя уже в кресле перед камином. Её ещё бьёт дрожь, но она чувствует, как сильные руки Инарда обнимают её. И Хильдегер кажется, что часть страхов покидает её. Они больше не сковывают цепью её сознание. Девушка осторожно касается пальцами плотной шерсти рукава, чтобы убедиться, что руки её короля — не продолжение того сна. Хильдегер понимает, что это глупость. Должно быть. Ни матушка, ни сёстры Инарда не позволили бы себе такой вольности — теребить короля за рукав. Ни одна из наложниц фальранского владыки не позволила бы себе такой вольности. А Хильдегер позволяла. И, что самое важное, позволяли ей.

— Зачем ты вышла на мороз? — спросил её Инард.

Голос короля необыкновенно мягок. Он кажется всерьёз обеспокоенным произошедшим. Взволнованным… Но Хильдегер вряд ли может ответить что-то вразумительное на этот вопрос. Она и сама толком не знает, зачем выбежала на балкон. Там было холодно. И темно. И ещё более страшно. Зачем она выбежала? Какой злой дух овладел ей в тот момент? Хильдегер до сих пор дрожала. От страха и от холода. И фигура той девушки, лицо которой было закрыто вампирской вуалью, всё ещё встают перед её глазами.