Hioshidzuka - Вернуться в сказку

— Ваше Высочество, я хочу вам посоветовать одну занимательную книгу… Думаю, я скажу вам про неё после окончания парада. А сейчас, будьте так добры, помолчите часик. Мне бы хотелось наблюдать за парадом, а не отвечать на ваши вопросы.

Мальчик кивнул и отвернулся, всем своим видом изображая обиду. И Делюжан даже подумывал после извиниться перед наследником престола, но… извиняться перед ребёнком, который лез не в своё дело? Разве министр когда-нибудь поступал так?

Звучали звуки марша… И министр вслушивался в них. Эта музыка когда-то была написана его отцом и теперь многое для него значила. Что же… Кто же знал, что именно этот марш королева решит выбрать для парада?!

Эрик стоял в тронном зале и с садистским удовольствием смотрел, как всхлипывает и плачет несчастная дочь ничтожного короля Генриха. Та, казалось, была не совсем в себе. Она всё кричала про какую-то розу… Эрик жёстко усмехнулся — она звала так, как будто какой-то цветок на самом деле мог помочь этой женщине.

А женщина всё звала. Она кричала, плакала, рыдала, но толпа, ворвавшаяся во дворец, равнодушно смотрела на её истерику. Стражники были мертвы, как и некоторые министры, в данный момент находившиеся в парадном зале королевского дворца. Другие были ранены, как и король… Кассандра содрогалась от рыданий, она не видела ничего вокруг себя. Она звала свою дочь… Но никто не отзывался.

— Роза! Розочка… Где ты?!

Её крики были слишком неприятными, режущими слух… Кто-то из революционеров подошёл к ней и ударил. Кассандра упала и зарыдала ещё горше. Эрик смотрел на это и думал о том, что не прав был Паул, и революция вовсе не такое зло, как казалось магу. Наверное, тот был введён в заблуждение. Но чем? Эрик не мог даже представить.

— Роза! Отзовись! Роза!

Революционер хотел ударить женщину ещё раз. Она была слишком надоедливой, чтобы оставлять её в таком состоянии… Какая-то служанка тихо плакала, наблюдая за всем этим.

— Постойте! Она умалишённая… — крикнул низверженный король Генрих.

Мужчина казался напуганным, и Эрик верил, что его страх был искренним. Он, Эрик, сам испытал такой ужас, когда узнал, что его сестра Милена могла погибнуть два года назад… И он так плохо чувствовал себя, когда узнал о смерти сестры… И, наверное, Эрик мог бы даже пожалеть короля, если бы не знал, что именно этот политический строй, который был в Сказке, был повинен в смерти его сестры. Нельзя было ни в коем случае допустить того, чтобы виновные оставались безнаказанными.

Кто-то из революционеров, услышав слова короля, расхохотался.

— Пожалел ли ты мою Аделаиду, когда приходил к власти?! Пожалел ли ты её?! А пожалела ли твоя сестра мою дочь?!

Из толпы вышел высокий седой человек. Его карие глаза смеялись, он представлял собой торжество мести, торжество справедливой мести… Это был человек, лицо которого сетью пересекали глубокие морщины, во взгляде которого был тот зловещий страшный смех, которого боятся многие люди… Этот мужчина подошёл поближе к королю и плюнул ему в лицо. Потом этот человек подошёл к Кассандре, находившейся рядом, вынул нож и одним ударом убил женщину. Крик короля, почти обезумевшего в ту минуту, был встречен ликующей толпой.

Седой мужчина повернулся лицом к людям. Он был стар, но у него осталась ещё часть той физической силы, которой он, вероятно, хвастал в молодости. Сухой, высокий, жилистый, этот мужчина казался, возможно, моложе своих настоящих лет.

— А вы, что вы смеётесь?! Свершилось правосудие, и ничего более! — крикнул человек.

Толпа в одно мгновение замолчала. Исчез гул. Эрик с удивлением смотрел на мужчину. Лишь одно слово сорвалось с его губ:

— Отец?

Мария боялась. Едва ли не в первый раз в жизни страх её был так силён. Она бежала по площади, то и дело протискиваясь сквозь толпу, пытаясь найти мистера Хоффмана или Альфонса. Она потерялась в этом скопище народа и теперь не знала, где находится. Принцесса слишком плохо знала этот город и сейчас совсем не понимала, куда могли вдруг пропасть Ал и Хоффман. Последний набросил на неё свой плащ, чтобы в девушке не узнали принцессу сказочного королевства. По правде говоря, она не сразу сообразила, в чём дело. Вот граф вёл её через толпу, взяв за руку, вот Альфонс плёлся сзади… И ничего… Ни графа, ни Альфонса. Как она могла так сглупить и не сообразить сразу, что теряется в толпе и что не видит больше ни того, ни другого? Девушка не могла простить себе этого. Где теперь искать этих двоих? И если за Хоффмана она была относительно спокойна: он прекрасно знал этот город и наверняка знал, куда можно было отправиться, если что-то случится, — то за своего давнего друга девушка переживала очень сильно. Где он сейчас? И это учитывая то, что такое скопление людей на площади было просто опасно. Звук выстрела. Мария машинально дёргается в сторону и, не удержав равновесия, падает на землю. К счастью, она уже давно вышла из центра ревущей толпы, иначе её бы просто затоптали… Никто бы не подал ей руку, она уверена в этом. Люди выкрикивают какие-то лозунги, рвутся во дворец. Мария не хотела бы оказаться сейчас там. Но там… Мама! Девушка поворачивается к дворцу и подбегает к той части дворцовой ограды, около которой стоят наиболее спокойные люди из тех, кто вышел сейчас на площадь.

Окно в тронном зале вдруг чем-то выбивают. Звук от этого раздаётся очень громкий, резкий… Осколки падают на землю. Окровавленные осколки. Люди, стоявшие рядом, испуганно отбегают, натыкаясь на живую движущуюся стену — толпу. Девушка смотрит в окно тронного зала. Она вдруг ясно слышит, как отчаянно кричит король, её дед, видит, как подбегает он к окну, точно намереваясь прыгнуть оттуда, но несколько сильных людей оттаскивают его в сторону. Мария переводит взгляд на землю. Теперь она прекрасно понимает, почему её дед так хотел выпрыгнуть из окна. Точнее, понимает, зачем он хотел это сделать. Труп, лежащий на земле, вряд ли можно узнать. Почти не видно лица. Но платье… В этом платье была мама Марии сегодня утром. И на руке её был этот же самый браслет. Мама ни за что бы не сняла его: это был подарок Розы ей на день рождения… Нет… Девушка смотрела и не могла заставить себя поверить…