Майкл Суэнвик - Хроники железных драконов [сборник, litres]

— Меня вашими воровскими штучками не проведешь. Эти книги мои, слышишь? Мои! Я буду защищать их ценой жизни, и это не пустая похвальба.

Джейн обнаружила, что дрожит.

— В жизни не видела такого чудного магазина.

— Чудного? — Он накинулся на нее, сплошные углы в движении, и потряс у Джейн перед носом пальцем. — Знаю я вас и ваши жалкие заблуждения. Знаю-знаю. Библиотека в вашем представлении — это мозг великого и благородного ученого-эрудита — всеобъемлющий, универсально образованный и четко и ясно организованный. Единственные пристрастия заключены в самой природе знания. Если в коллективном всеведении имеется пробел, служители гурьбой кинутся латать его самыми лучшими из доступных томов, каждый из которых взвешен и опробован с целью убедиться, что качество и аромат информации на должном уровне. И эту примитивную конструкцию, этого карикатурного мудреца вы считаете идеалом. Да на здоровье!

— Если вы слегка подвинетесь, я уйду.

— Вы глумитесь над моим магазинчиком, потому что он больше похож на то, что представляет ваше сознание на самом деле, — беспорядочно образованное, набитое всевозможными непроверенными утверждениями, какие случайно попались под руку, и сомнительной и противоречивой информацией. Нужный том где-то здесь, но не на месте и устарел. Мусор и сокровища так тщательно перемешаны, что их нелегко отличить друг от друга. — Он наугад выдернул с полки книжку и прочел заглавие на корешке: — «Заметки на каминной полке». Размышления о каминах? Плутовские приключения юного демона? Безумные каракули буйнопомешанного? Кто скажет? — Он поставил книгу на место и снял следующую. — «С крючка на крючок». Несомненно, веселые проделки парочки остроумных и симпатичных жуликов, втиснутые рядом с полезным справочником «Непотребные культы». А обслуживать, поддерживать в порядке и преумножать их? Только я сам.

— Хорошо. Я не хочу ничего покупать. Я передумала.

— Но подумай! Хоть раз воспользуйся своей головой по назначению. Мы ценим в людях не общность свойств, а эксцентричность. Именно различия сообщают нам неповторимость. Встреть вы вашего хваленого ученого с его безупречной внешностью и дикцией в этом самом коридоре, вы сочли бы его умным, но до странности скучным, смесью фактов и цитат, но не более того. Сравните это с остроумием и разнообразием, вечным удивлением моей дорогой, милой госпожи. — Слепым жестом влюбленного он гладил книги испещренной старческими пятнами лапкой. — И хотели бы вы увидеть ее изувеченной, урезанной — да, подвергшейся лоботомии? О, низкие, гнусные, тысячу раз гнусные твари!

— Это же всего одна книга!

— Извините. — В дверь просунула голову миловидная женщина-ящерица. — Я провожу юную леди к выходу. Думается, она изначально собиралась зайти в мою лавку. Присядьте, дедушка. Отдохните.

— А? — Каминная Сажа вздрогнул и полуобернулся к двери.

По лицу его разлилось озадаченное выражение. Затем колени у него подогнулись, и он медленно опустился на переполненную картами, брошюрами и рекламными буклетами картонную коробку. Он уронил голову на руки.

— Ушло, все ушло навсегда, — горевал он.

Джейн не стала упускать шанс. Она приняла протянутую руку женщины-ящерицы и аккуратно переступила через коббли, потерявшего к ней всякий интерес. Путь наружу был открыт.

В дверях она раскрыла зонтик и тихо спросила:

— Что все это значило?

— Профессиональное заболевание, — пожала плечами женщина-ящерица. Она была довольно тяжеловесна и, соответственно, нетороплива. — Сначала ты книги читаешь, а под конец влюбляешься в них.

— Но весь этот безумный разговор! О смерти и увечьях, о лоботомии.

— Уведомления поступили три дня назад. — Ящерица выудила из кармана передника листок дешевой желтой бумаги, развернула его, посмотрела, сложила снова и убрала на место. — Власти намерены собрать оброк с нашего ассортимента для Десятинных костров. До сих пор Каминная Сажа работал вполне нормально. Но когда попытался отобрать лишние книги, обнаружил, что не в силах этого сделать. Кое-кто из нас пришел с картонными коробками, чтобы помочь ему сложить в них дубликаты, некачественные учебники, вещи, которые никогда не найдут покупателя. Он ползал за нами на четвереньках, рылся после нас в коробках, плакал и выхватывал книги обратно. К концу дня у нас получилась одна-единственная коробка, с одним-единственным любовным романом, да и тот был без обложки, но и его он отложил для дальнейших размышлений. И мы сдались.

— Что с ним будет?

— Они заберут все его книги и, разумеется, его вместе с ними.

— Это ужасно. Разве вы не можете его остановить?

— Девочка, что толку от книготорговца, который не хочет торговать книгами? Это звучит жестоко, но он являет собой именно то несоответствие, которые Десятина призвана устранить. Нам будет лучше без него.

Женщина-ящерица печально улыбнулась и нырнула в соседнюю лавку.

Джейн стояла под дождем, не зная, что делать. Наконец она снова шагнула внутрь.

— Господин Каминная Сажа.

— Кто вы? — спросил он, не поднимая головы.

— Никто. Друг. Выслушайте меня. Городу нужна только десятая часть вашего каталога. Подумайте, сколько сотен и тысяч книг у вас имеется, — вы даже прочесть их все не успеете!

Господин Каминная Сажа поднял глаза, и в его зрачках она прочла упрямую твердость старых корней, фанатичную решимость, которую можно убить, но не поколебать.

— Так лучше. Лучше мы сгорим вместе, чем я выживу и стану обитать в трупе моей возлюбленной, постоянно окруженный напоминаниями о ее былой красоте.

— Ваше собрание не женщина. Это всего лишь метафора — абстракция! Вы умрете ни за что, ради принципа, который никто, кроме вас, даже понять не в состоянии.

Пока Джейн произносила эту тираду, в ней крепло убеждение, что сама она никогда добровольно не пойдет на смерть ради принципа. И пусть царапает совесть, но она будет улыбаться и лгать, подчиняться, притворяться — что угодно, только бы выжить. От осознания этого ей сделалось немного грустно, но в то же время она почувствовала себя очень взрослой.

— В конечном итоге они убивают не принципы. — Каминная Сажа обеими руками прижал к груди каталог. Голос его становился все глуше по мере угасания интереса к собеседнице. — Они убивают книги.

Войти в «La jettatura» было все равно что попасть в мечту. Негромкая, но навязчивая фоновая музыка молла сменилась физически ощутимыми слоями тишины. Когда Джейн проходила мимо пальто на вешалках высотой с хорошую сосну, щеки ее коснулась царственная мягкость викуньи. Тут мягкий блеск бронзы, там негромкий звон колокольчика. Все было призвано умиротворять чувства. Однако воздух подрагивал от напряжения, словно в помещение вот-вот ступит высокородный эльф.