Ольга Быкова - Драконьи тропы [СИ]

Все взялись за руки, замыкая круги, и заново начали «Поворотицу». Начали, как положено, самые старшие маги и деды, и сурово и тяжело звучало начало зимней песни, и где-то глубоко под ногами, в каменной толще гор, отзывались эхом издревле таившиеся звуки, вздрагивала в ритме громадного сердца земля. «А ведь это, наверное, Сезам поет вместе с нами, — подумала Лиска, — а может, и не только он».

Песня шла дальше, и присоединились к ней отцы и матери, те, кто многое уже повидал в жизни, но были еще полны сил. И вот прозвучал последний из уже звучавших сегодня куплетов, и наступили наполненные праздничным предвкушенем секунды тишины. А потом над волшебным плато разом дружно и звонко грянули самые молодые голоса, и к ним присоединились все остальные. Эту последнюю часть Поворотной песни пели все. И старшие, не уступившие зиме, и молодые, зовущие зеленую весну, яркое солнце, радость, жизнь.

Лиска слышала, как рядом с ней сильный певучий голос Левко переплетается с высокими переливчатыми голосами астианок. И подпевали, как умели, дети… Лиска пела такие знакомые с детства и вдруг такие незнакомые, новые, странные слова про серебряные колокольчики, про рассвет… Она слышала, как поет рядом добрая ее подруга и как поет стоящий недалеко Дариан… Сердце ее разрывалось от хлынувшей со всех сторон нежности и радостного ожидания, от удивления, от любви, и от того, что пусть и не было для нее никакой надежды на счастье, а все равно хотелось жить, любить, ждать, ждать того, кто никогда не сможет быть рядом — ну и пусть…

Самое главное было сейчас, когда все были вместе и все вместе звали весну, которая все равно обязательно наступит.

Голоса звучали все выше и громче. И наступил миг, когда казалось, что громче уже некуда. И тогда вступили драконы. И все три круга хоровода объял мощный ритмичный гул. Все нарастая и нарастая, он подхватил общую песню и неимоверной силы аккордом расплеснул ее на всю ширь Драконовых гор. И после этого весна уже не могла не явиться. В этот самый миг кончились самые темные в году сутки, и наступил новый день, в котором пусть на мгновение, но все же будет больше света, чем вчера. Зима не закончила еще свою злую работу, но уже сдалась. Победила жизнь.

И вот прозвучал последний куплет и наступил момент тишины. Необычной тишины, праздничной, наполненной радостью, сиянием звезд, светлыми, добрыми лицами близких людей и ожиданием чего-то очень хорошего. Один за другим в торжественном молчании они доставали принесенные с собой праздничные свечи и ставили их в снег рядом с заветным серо-сиреневым камнем, и свечи вспыхивали золотыми, красными, синими, зелеными огоньками. И скоро вокруг всей головы Син-Хорайна загорелось разноцветными огоньками волшебное кольцо. Навстречу широко распахнувшемуся звездному небу сияли цветные отблески на камне и цветные тени на снегу, и наполненный голубым светом источник, окруженные кольцом людей и кольцом драконов.

И в этот миг снова едва заметно вздрогнула земля. Драконы и люди, окружавшие поляну, затаили дыхание. И в полной тишине вдруг пошел снег. Необычный, цветной, он не падал сверху, а возносился от каждой свечи вверх цветными звездочками, каждая из которых, поднимаясь, разрасталась в воздушное сияющее кружево, сделанное из одного света, и поднималась все выше и выше…

А потом они все поздравляли друг друга и драконов и желали друг другу счастья на будущий год и благодарили друг друга и Драконовы горы за все хорошее, что было в ушедшем году. И были песни и хороводы, и все они пили из волшебного родника, который, к общему облегчению, почти весь оттаял… И всю ночь длился праздник, а под утро все вмести еще раз спели последнюю, весеннюю часть песни, сначала у Син-Хорайна, потом у костра на пещерной поляне, а потом, замыкая круг, у реки за домом.

Проснулась Лиска уже ближе к полудню. Под боком у нее грелся Руш, которого она, вернувшись домой, нашла в зале под праздничным столом. Хотя сказать «нашла» значило грешить против истины. Чтобы найти, надо было искать, а он ни в каком другом месте и быть не мог.

На Наириной кровати мирно спали Фрадина и еще какая-то девочка, кажется, внучка Лерайны. Сама Наира устроилась на полу, а у нее в ногах, распластав крылья, охранял ее от сквозняков дракончик.

Тихо-тихо, нацепив рубашку, она медленно, не дыша, зашла в штаны, потом бесшумно как тень выскользнула за дверь и уселась на лестнице, чтобы надеть сапоги. Надев второй, она встала и вдруг увидела, как странно изменился дом. Вчера ради праздника увеличивали зал над кухней, а обратно вернули, видимо, не в точности так же, как было. Наверное, так. Потолок стал выше, кажется… или нет… А коридор стал шире. Дубовые половицы посветлели. Все пространство в доме как-то странно преобразилось. Точно, даже на глаз видно. Вот, массивные перила лестницы раньше были тоньше, и резные балясины тоже. Вот здесь, в верхней части, Лиска раньше могла обхватить балясину пальцами. Она из интереса примерилась. Странно. Пальцы сомкнулись так же, как и раньше. И перила были ей ровно по пояс, как всегда. Она поставила ногу поперек половицы. Н-да, как были шириной в длину ее ступни, такие и есть. Осталось только пересчитать количество половиц и вспомнить, сколько их было раньше, чтобы убедиться, что ширина коридора такая же, как вчера утром. Хм.

И все-таки что-то изменилолсь. В запахе, исходившем от старого дерева, чувствовалась какая-то тонкая горечь. А еще был едва заметный запах пыли, сухой и очень знакомый, и все-таки странный. Она опустила руку на перила и удивилась гладкости полированного дуба. Дерево под рукой было прохладным и скользким. Лиска шагнула вниз и остановилась, удивленная необычным звуком: так гулко щелкнула о ступеньку подошва сапога. Да и тишина после того, как замер звук, тоже была какая-то странная. Она тряхнула головой и двинулась дальше, и тут вдруг на весь дом взвыла парадная дверь, так, будто из ее старого дерева тянули жилы. Дикий вопль тридцати нещадно истязаемых мучеников наконец оборвался, и дверь захлопнулась резко и обезнадеживающее, как громадная мышеловка… И в наступившей после этого безразличной тишине прогрохотали по коридору сапоги. Ошибиться, кто вошел, было невозможно. И еще не дойдя до кухни, она уже возмущалась:

— Вы что, совсем ошалели что ли?! Как можно столько спать?! Скоро обедать пора, а у вас еще чай не заварен!

— Как же не заварен, Кордис? Мы тебя уже полчаса ждем, проходи. Я сейчас твою любимую чашку принесу, — зазвучал навстречу магичке голос, от звуков которого у Лиски заколотилось сердце.

Она, не чуя под собой ног, спустилась с лестницы и у входа в кухню почти столкнулась с ним. Несколько секунд они стояли друг напротив друга, и она отчетливо чувствовала, что этот миг в ее жизни один-единственный, и больше нет и не будет ничего. А сейчас было счастье. Она точно знала, что продолжение невозможно, и очень боялась, что он скажет: «Прости» — или что-нибудь вроде… Но он молчал, потом еле слышно выдохнул: «Лисса…» и, не закончив, отвернулся и пошел в свою комнату за чашкой для Кордис.