Диана Джонс - Дом за порогом. Время призраков [litres]

– За Грэхема? – удивился я. – Да я его даже и не знал толком! Он и в футбол-то играть не умел. Только и делал, что книжки читал. – Однако, если вдуматься, он был ровесник Эльзи. – А что вы знаете о семье Эльзи? – спросил я. – О ее братьях? У нее было два брата.

Тут уж он уставился на меня, не мигая.

– Роберт уехал в Австралию. А старший, Джеймс, пропал еще мальчиком. Его долго искали, даже тралили канал.

А теперь придется долго искать Адама, подумал я. Доктор смотрел на меня так, словно я был Фред и внезапно ожил и заговорил. Можно сказать, так и было. Дама тоже на меня уставилась.

– И еще два вопроса, – сказал я. – Что это за игра, в которую играют в белых костюмах?

– А? – не понял он. – Ты имеешь в виду крикет?

– Ой, крикет! – сказал я. Про крикет я, конечно, слышал. – Знал бы я, что это крикет, не дал бы себя провести! Мы играли только в футбол. Я думал, в крикет играют в блестящих цилиндрах и такой изогнутой битой!

– Раньше – несомненно, – ответил доктор. – Но это было больше ста лет назад.

– Только не надо говорить, что я все выдумываю. – Я утратил всякую осторожность. – Я и правда только это о крикете и знаю. Сам я столкнулся с ним всего два дня назад. И последнее. Прошу вас, возьмите газету, которая зажата у Фреда под локтем, и прочитайте мне, какое на ней стоит число.

Он покосился на меня, но газету взял и прочитал ту самую дату, которую я запомнил утром.

– Тринадцатое июля тысяча девятьсот восьмидесятого года.

– Спасибо, – сказал я. Голос у меня срывался. Я еле выговаривал слова. – Да, действительно, больше ста лет. В последний раз я побывал здесь в тысяча восемьсот семьдесят девятом.

Потом я повернулся и вышел. Не хотел стать для них живым Фредом. Шел я быстро, но доктор меня нагнал. Несмотря на бороду и все прочее, он был очень похож на моего отца, а мой отец наверняка побежал бы за своим двоюродным дедушкой.

– Эй! – крикнул он. – Дай взглянуть на твою руку!

То есть что-то он все-таки понял.

– Спасибо, не нужно, один Фред у вас уже есть! – крикнул я в ответ. И убежал – а он так и остался стоять у своего блестящего поэтичного ландо.

Я пустился бежать обратно, вниз по склону. Нужно было посмотреть вблизи на кладку канала. Оказывается, все эти годы я помнил его неправильно – а сколько их было, этих самых лет! Я был потрясен – мне и в голову не приходило, что я скитался по Цепям уже сто лет. Меня сбило с толку, что время передергивается, когда переходишь из одного мира в другой. Я думал, что в других мирах оно идет, а Дома стоит, пока меня нет. Но я побывал больше чем в сотне миров и, наверное, провел в каждом из них в среднем год. Неудивительно, что я многое позабыл и все так сильно изменилось.

Только, понимаете, на самом деле ничего я не позабыл. Я же все сразу понял, стоило мне увидеть арки канала. Просто сам себе не поверил. Я не мог поверить, что со мной сыграли такую злую шутку – пусть даже Они . Я в поте лица старался в это не верить. Подмечал все отличия – а при этом на меня отовсюду наползала и наползала похожесть. Я понял, что Они прислали меня Домой, как только треснулся головой о ту статую. Только я был не Дома. Я больше никогда не попаду Домой.

На полдороге к каналу меня позвала Граница.

Нет, ну надо же – Они в своем репертуаре! В считаные секунды раздавили нас, раскидали куда попало, проследили, чтобы я понял, как жестоко Они шутили надо мной все эти годы – на это Они дали мне время, – а потом вернулись к своей игре. На меня навалилась знакомая тоска. Я стоял и трясся от нее.

Навалилась она откуда-то у меня из-за спины. Думаю, все-таки со стороны огородов. Если это была ближайшая Граница, путь мне предстоял неблизкий. В воскресенье, без гроша в кармане, в мире, где столько правил и ограничений, попасть туда будет ох как трудно. Я повернулся, чтобы ответить на зов, и отправился в свой неблизкий путь. Покидать этот мир мне было не жалко. Все утратило смысл.

Потом я остановился. Если все утратило смысл, значит на Них мне тоже наплевать.

– С какой стати мне позволять вам переставлять меня с места на место? – сказал я Им . – Пойду-ка я для разнообразия куда сам захочу.

Куда я сам хочу, я знал. И снова повернулся. Здесь была и другая Граница, гораздо ближе. Старая крепость и треугольный сад точно Граница, иначе инструмент Джориса не взбесился бы. Они каким-то образом отделены от остального города. Поэтому там так тихо. Но я знал, что там Граница, и собирался пройти через нее туда, куда хочу, а Они пусть делают что хотят.

Терпеть зов трудно даже тогда, когда тебе что-то мешает на него ответить. А если ты сам поворачиваешься к нему спиной по собственной воле, это просто пытка. Но я знал, что так можно. Я это сделал в мире скотоводов восемьдесят лет назад. К тому же, по-моему, все то, что Констам повесил мне на шею и намотал на запястья, тоже очень помогало. Констам, конечно, Их недооценивал, но дело свое знал. Да, Констам – это потрясающе. То есть нам с Хелен ужасно надоело слушать Джориса с его разговорами про Констама, но теперь я понимал, что это он не просто так. Я думал, что в следующем же мире, куда я попаду, наверняка не сдержусь, возьму за пуговицу первого же скитальца и вывалю ему все о Констаме. Мой друг Констам, охотник на демонов. Констам, который в ярости метался по передней и отправил меня ловить крыс для Хелен…

Зов тянул меня, рвал, душил. Мне пришлось наклониться вперед, чтобы идти против него. Помню, как косились на меня прохожие – мальчишка с окровавленной рукой и черным знаком на груди, плетущийся под гору к каналу так, словно взбирается на Эверест. Вид у меня, наверное, был очень странный. Но я все шел и шел и думал о своих друзьях. Джорис, Адам, Ванесса. Мне пришло в голову, что Констам и Ванесса влюбились друг в друга. Как они теперь, наверное, мучаются. Так вот почему Констам отшлепал Адама – вовсе не от благородного негодования, а потому, что предложение Адама было для него большим соблазном. А он, наверное, знал, что остальные Ханы не потерпят, чтобы у него было сразу два раба.

Потом я подумал о Хелен. Это когда я перелезал через ограду в сад, а лезть туда оказалось еще сложнее, чем раньше. Я думал, как Хелен прячет усохшую руку в другой руке, созданной из чистого духа, – как прячет лицо в волосах. Думал о том, как Хелен ловит во мне архангела, как она рычит и огрызается. Не умеет она благодарить, эта Хелен. Ненавидит выговаривать «спасибо». Как я уже сказал, Хелен – мой заклятый друг. Никогда больше не сидеть мне по-дружески рядом с Хелен. Никогда.

От этого я даже через стену перелез. И – бабах! – Граница сразу же позвала меня с другой стороны, с визгом потащила меня, выкручивая руки, в зеленую низину посередине треугольника.