Диана Джонс - Дом за порогом. Время призраков [litres]

Пришлось Самому вернуться в кухню. От этого повисла пауза: никто не понимал, что теперь будет. Все прекрасно знали, что Сам хочет закатить очередной безобразный скандал. Он хочет визжать, орать, раздавать оплеухи и обзывать дочерей сволочными девками, но не хотел делать этого при миссис Джилл. Поэтому он стоял, встопорщив перья и глядя на них исподлобья – орел, готовый терзать, – а все остальные не понимали, что теперь делать – бояться, смущаться или вздыхать с облегчением.

В конце концов Сам прибег к сарказму.

– Похоже, я породил ведьминский шабаш, – заметил он.

Миссис Джилл обрадованно закивала. Сам раздраженно покосился на нее.

– Положи нож, Имоджин… э-э… Селина… э-э… Фенелла, – приказал он.

Вот что любопытно: Сам помнил по именам и фамилиям всех учеников до единого, но вечно путал собственных дочерей. Ему всегда приходилось перебрать не меньше трех имен, чтобы в конце концов угадать. Когда Фенелла положила нож, он сказал:

– Я его конфискую. Им можно убить. Что здесь делает этот отвратительный кролик? Шарлотта… Имоджин… Фенелла, сейчас же верни его в кабинет биологии.

Фенелла с сомнением поглядела на него исподлобья, не уверенная, что он имеет в виду именно ее.

– Я сказал: сейчас же верни! – прогремел Сам – криком он отчасти выпустил пар.

Фенелла торопливо подхватила кролика и бросилась с ним к двери.

– Нет! Стой! – прогремел Сам. – Я еще не закончил!

Фенелла остановилась и замерла с кроликом, прижатым к зеленому мешку.

– Что это вы, свол… своенравные девчонки, собрались делать с этим… этим диким натюрмортом? Отвечайте! Нечего стоять разинув рот! Для чего вам, интересно, этот омерзительный таз с кровью? Отвечайте!

– Древнегреческий опыт с духами, – выдавила Фенелла. Она почти всегда была единственной, кто отваживался разговаривать с Самим, когда у него случались такие взрывы. – Про него написано в книге Вергилия. Это по учебе. Ты же учишь в Школе греческому и Вергилию.

– Вергилий был не грек, – прорычал Сам, – ты, тупая свол… своенравная девчонка! Если уж тебе приспичило выискивать в классике отвратительные эпизоды, хотя бы воспроизводи их правильно. Кто такой Вергилий?

– Э-э… римский поэт, – пролепетала Имоджин.

– Верно, – сказал Сам.

Все сразу превратилось в урок. Сам это понял, еще раз раздраженно покосился на миссис Джилл и превратил все обратно в скандал, нацелив дрожащий палец и свирепый взгляд на миску крови.

– А вот это, – проговорил он, – вот эту мерзость следует убрать немедленно. Мне все равно, что тут вы затеяли – гадания или жертву богам, – но этого здесь быть не должно. Селина… Фенелла… Шарлотта, сию же секунду вынеси ее и вылей.

– Нам она нужна! – возразила Фенелла. – Она стоила нам кучу денег!

Сам развернулся к ней, готовый терзать. Но вспомнил о миссис Джилл и вместо этого взревел:

– Я тебе сказал вернуть кролика в кабинет биологии! Как ты смеешь не слушаться меня? Сейчас же отнеси его на место!

Фенелла протестовать не стала. Она метнулась к двери, взмахнув кроликом, и исчезла, пока Сам опять не передумал.

Сам развернулся к Имоджин и Шарт:

– Имоджин… Селина… Шарлотта, я велел тебе вынести этот ужасный таз! Немедленно! Вынеси его в сад и вылей!

– Если ты имеешь в виду меня…

Шарт совсем не спешила двигаться с места. Ведь тогда будет утрачена целая миска крови, добытой с таким трудом. К тому же Шарт боялась приближаться к Самому. У него была кошмарная манера бить по лицу наотмашь, едва окажешься в пределах досягаемости. Но самое плохое было даже не это: Шарт понимала, что стоит ей перестать заслонять раковину своей широкой спиной, Сам увидит, что там прячется Нед Дженкинс.

– Тебя, кого же еще, мерзкая девчонка! – заорал Сам. – Я что, непонятно выразился?

– Да! – рявкнула Имоджин, у которой было парадоксальное свойство внезапно смелеть. – Надо было сказать: Шарлотта! А ты перебрал все наши имена! Неужели так трудно запомнить, кого из нас как зовут?

– Это просто наглость, Селина, – сказал Сам.

– Ну вот, опять! – выпалила Имоджин. – Тебе бы понравилось, если бы я постоянно называла тебя Филлис?!

Глаза у Самого округлились. Он замер, готовый разить, и смотрел на Имоджин взглядом, в котором ярость мешалась с изумлением. Он совсем не понимал, что она хочет сказать, но твердо знал, что это дерзость. Взгляд его быстро стал яростным целиком. Тут Имоджин открыла рот, чтобы что-то добавить. Шарт попыталась заставить ее замолчать и для этого пнула в лодыжку.

Имоджин тут же громко вскрикнула, присела и обеими руками схватилась за просторную желтую штанину:

– Ой! Нога!

Получилось до того убедительно, что Шарт тоже поверила и встревоженно наклонилась над ней. Пришлось Имоджин извернуться и криво подмигнуть. А дело в том, что у Имоджин была одна особенность: она не умела подмигивать. Даже под страхом смертной казни – а тем более когда под страхом смертной казни оказался Нед Дженкинс. Возможно, все потому, что черты лица у нее были чересчур уж правильные – и бездонные синие глаза плохо закрывались по отдельности. Но она очень постаралась. Сначала перекосила одну половину лица, потом вторую. Получилось две страшные гримасы. Миссис Джилл и Сам наверняка подумали, что она корчится от боли. А Шарт наконец сообразила, что Имоджин присела, чтобы спрятать Неда Дженкинса.

– А! – понимающе воскликнула Шарт, после чего ей пришлось торопливо добавить: – Прости меня, Имо!

А поскольку Сам буравил ее свирепым взглядом, она обежала кухню по стеночке, чтобы между ней и Самим оказался стол. Глаза миссис Джилл так и стреляли то на Шарт, то на Самого: она прикидывала, попадет ли Шарт в пределы досягаемости. И похоже, была слегка разочарована, когда Шарт очутилась по ту сторону стола напротив Самого. Тогда глаза миссис Джилл выжидательно нацелились на миску с кровью.

Шарт тоже посмотрела на миску и сказала – умильно и расплывчато:

– Нехорошо выливать это в сад. Такое хорошее удобрение. Ты же знаешь, что на крови во Фландрии выращивали маки? Давай я отнесу ее в огород и…

Тут Сам ринулся вперед, оперся обеими руками на стол и едва не ткнулся носом в лицо Шарт.

– Твой треклятый пес, – надтреснуто выговорил он, – только что разрыл все грядки. – И рявкнул: – Я сказал – вылить!

Его крик не оставлял простора для возражений. Шарт отпрянула, схватила миску и ринулась прочь. Кровь в миске крутанулась – и, как часто бывает, когда крутится густая жидкость в эмалированной миске, испустила долгую тягучую ноту, низкий печальный стон.

Глаза у миссис Джилл стали круглые. Но этот стон завладел не только ее вниманием – он приманил и призрачную сестру. И когда Шарт выскочила с миской в руках за заднюю дверь в сад, где висела тонкая дымка дождя, миссис Джилл проводила ее взглядом, а призрак вылетел за ней.