Анна Ходотай - Легенда о Леди Северных Чертогов [СИ]

Повсюду, на улице и крышах домов, на каретах и повозках лежал снег. Он же спускался с неба белыми пушинками, делая всё вокруг волшебным. На дверях многих домов висели венки из остролиста, украшенные колокольчиками, в окнах мерцали свечи. Все казалось необычным, будто ненастоящим, таким, каким рисуют на рождественских открытках: пышные шапки снега на крышах, спящие деревья, отяжелевшие от белоснежной бахромы, высокие сугробы, полные весёлой, гомонящей детворы.

Последнее, что помнила Бейрис, это как она промокла под дождём, но сейчас на улице царствовала зима. Неужели она так долго болела? Или это ей снится? Скрипнула входная дверь и девочка порывисто обернулась, едва не упав со скамьи от резкого движения.

Это была мадам Фраен. Она только пришла с улицы и снег, осевший на шаль и зимний плащ превращался в тепле во влажно поблёскивавшие жемчужины.

В одной руке мадам Фраен держала корзинку с покупками, другой опиралась о трость. Извечно недовольный взгляд скользнул по комнате, остановился на девочке. Лицо опекунши искривила ухмылка, а сузившиеся глаза, со странной злостью, смешанной с едва заметным облегчением, уставились на Бейрис.

— Очнулась, значит, — мадам Фраен нетвёрдой походкой прошла в комнату, поставила корзинку на стол, сама же, притянув тростью стул к себе, села.

— Попортила же ты мне нервы.

— Простите, я не хотела, — виновато пробормотала Бейрис. Она чувствовала, что опекунша сердится на неё, но не понимала за что. За то, что болела? Наверное, да. Ведь она так долго провалялась в постели, и мадам Фраен пришлось покупать лекарства. Вон сколько всего стоит на табурете возле её кровати.

— Простите, мадам Фраен — ещё раз повторила Бейрис. — Я выздоровела. Обещаю, завтра же…

Женщина только махнула тростью в её сторону, достала из корзинки бутылку с вином, откупорила и плеснула в стакан. И только сделав хороший глоток, заговорила, не сводя с девочки неприязненного взгляда:

— Отработаешь, куда денешься. Скажи спасибо, что матери твой поклялась заботиться о тебе. Дал же Бог племянницу, глаза б мои тебя не видели.

Опекунша хмыкнула, растерянность Бейрис и спиртное, которым она угостила себя ещё на рынке, а перед этим и дома, подталкивали её к тому, чтобы высказать то наболевшее, что не давало покоя столько лет.

Чувство вины вперемешку с состраданием и обидой на несправедливость судьбы не самые лучшие советчики для принятия решений. Сколько раз эта несчастная женщина ловила себя на мысли, что болезнь Бейрис — это шанс на избавление от сердечных и душевных мук. Вот только муки совести были ещё острее. Пусть она не любила этого ребёнка, но убийцей не была. Потому оставила судьбе расставить всё по местам. И то, что Бейрис, вопреки всему, выздоровела, было подобно удару по старым, покрытым коркой времени, ранам.

Мадам Фраен достала трубку, набила её табаком и, лишь пустив колечко дыма, продолжила:

— Да, давно это было, а как сейчас все помню. Аккурат под Рождество всё и случилось. У всех праздник, а у меня — ты, вот.

Она налила себе ещё стакан, залпом выпила вино и злобно прикрикнула:

— Что смотришь на меня? Мать твоя сестрой мне приходилась. И даже брат у тебя был! Да только пропал он, а ведь завидный жених был! Девицы на него так и заглядывались, ничего, что молоденький совсем. Молоденький, да…

Женщина снова замолчала. Она посасывала трубку, размышляла, временами щурилась, словно от яркого света и вновь застывала неподвижно. Испуганная странным поведением и не мене странными словами, Бейрис тоже не смела пошевелиться. Только и нашла в себе сил забраться на скамью с ногами, обхватив колени руками. Когда опекунша снова заговорила, голос её был полон горечи и злобы.

— Она ни о ком никогда не думала, только о себе и о своём сыночке.

Бейрис всхлипнула и тут же зажала рот ладонью. А опекунша, или правильнее бы сказать тётя несчастного ребёнка впервые за долгие годы заговорила о том, что терзало её всё это время.

Для неё уже не существовало ни комнаты, ни плачущей у окна девочки. Прошлое завладело ею.

Сара была младшей в семье и от серьёзной и немного замкнутой сестры отличалась весёлым, лёгким нравом. Синеглазая хохотушка, Сара ни на кого не держала зла, легко прощала любые обиды и в любой компании быстро становилась заводилой, вовлекая всех в бесчисленные игры и проказы. Именно это наивная бесшабашность и привлекала к ней друзей, что стайкой крутились вокруг Сары, совсем не замечая старшую сестру.

В ней было всё, чего не хватало самой Диане, невысокой, всегда серьёзной, без тени улыбки в светлых глазах. И если природа дала Саре многое: иссиня-черные шелковистые волосы, алые губы, нежный румянец на тонко очерченных скулах, грациозность и порывистость движений, то Диана не могла похвастаться даже этим. Совсем маленькую её искусала дворовая собака. На память остались несколько глубоких шрамов под коленкой и хромота.

Как уже говорилось, Сара была иной, готовой к переменам и приключениям Ей бы мальчишкой родиться, вот где пригодилась бы бездумная удаль проказницы и сорвиголовы. Но для юной и изящной девушки, в которую Сара превратилась в отрочестве, подобное могло навлечь только беду.

В семнадцать лет Сара сбежала из дома с каким-то заезжим актёришкой, с головой окунувшись в пучину первой любви. Это стало позором для родителей. А вести о том, что их дочь выступает на подмостках бродячего театра, и вовсе сделало имя непутёвой дочери табу для всей семьи.

В то время, пока родня пыталась оправиться от удара нанесённого младшей сестрой, Диана вздохнула свободнее.

В тени яркой и непосредственной сестры, хромоножка чувствовала себя неуютно. Она стеснялась увечья, и старалась отгородиться от людей сначала за учёбой, затем работой и неприязненным хмурым взглядом. Когда Сара исчезла, а Диану всем и во всём стали ставить в пример, как образец порядочности и благоразумия, девушка постепенно начала оттаивать. Мир, прежде недружелюбный, показался иным и, неожиданно для себя, Диана влюбилась. Случилось это так.

Однажды, возвращаясь из цветочного магазина, где девушка работала, Диана столкнулась с молодым человеком. Задумавшись, она просто не заметила его, сбив с ног. На её невнятные извинения юноша не ответил, больше беспокоясь о том, чтобы моросивший дождь и лужи на дороге не испортили те несколько тетрадей и книг, что он нёс. Ещё больше смутившись, Диана решила помочь и как можно проворнее потянулась к разбросанным предметам. Пальцы соприкоснулись, а взгляды встретились, и Диана робко улыбнулась в ответ на открытую искреннюю улыбку.

В тот вечер, юноша, представившийся Мартином, провёл её домой, а на следующий день поджидал возле дома с букетом цветов.