Ефим Гаер - Спрятанные во времени

Нехитров, движимый благородством и жаждой знаний, проник в самое сердце этой проблемы, если угодно — в ее желток, и усердно искал решения, не жалея себя и окружающих.

Первым и главным результатом изысканий стало то, что извечно, от самых глубин веков, вопрос решался способом упаковки и транспортировки продукта, и что, как достоверно обнаружил ученый, не позволяет достичь желаемого даже в теории. Сложным математическим путем был выведен знаменитый «предел Нехитрова», формулу которого приводить не станем, дабы не загромождать неподготовленные умы. Отметим, что в выкладках щедро фигурировали интегралы, экспоненты и свертки, а также ряд остроумных гипотез, касающихся физиологии яйцекладущих (которые еще предстояло подтвердить в будущем).

Согласно подведенному доказательству, никакими способами, кроме как подставить под несушку ладони в ответственный момент ее жизни и употребить продукт тут же на месте в сыром виде, невозможно сохранить внушительную долю яиц, сносимых на птицефабриках и в домашних хозяйствах. Совершить это в массовом порядке, как вы понимаете, немыслимо (доказательства также приведены в исследовании). Отсюда следовал строгий вывод, что тонны сутками сносимых в стране яиц с математической достоверностью обречены не попасть на стол пролетариата, утратив кондицию на пути от куриного темного нутра к нутру просвещенному человеческому. Никакими карами упаковщиц, водителей и товароведов невозможно отвратить эту гибель высококалорийного продукта — ниже «предела Нехитрова», во всяком случае.

На этом была построена оригинальная новизной теория: для исключения досадных потерь нужно усовершенствовать само яйцо. Скорлупа его должна быть либо металлически-твердой, либо завидно эластичной. Первое, однако, весьма бы затруднило обращение в домашних условиях, так что класс твердых яиц, выше пяти по Моосу 36 36 Шкала Мооса (минералогическая шкала твердости) — набор эталонных минералов для определения относительной твердости методом царапания. Значение 5 соответствует апатиту, если вам интересно. ученый признал лишь промышленно-пригодными и отмел. Решение мрело в эластичности.

Опустим титанический труд, в том числе экспедиционный, понадобившийся для исследования яиц в широчайшем спектре по всему миру — Амазонка, Галапагос, Нил, Валдай, Сикоку… Главным и всеобъемлющим выводом стало то, что наилучшие показатели свойственны зародышевой форме рептилий. К тому же кладки последних, на зависть старорежимным курам, достигают двухсот штук за раз! Теперь оставалось только решить, как, каким образом перестроить животноводческий комплекс СССР, обеспечив разведение довольного для страны числа кайманов и черепах в условиях коллективного хозяйства.

Этому Нехитров посвятил свою диссертацию, над которой упорно трудился в стенах музея, опираясь на доступные образцы и покровительство руководства.

Минул день и настало утро. Илья снова был в стенах МИМа, где уже чувствовал себя гораздо уверенней. Однако, оставалась одна проблема — найти наконец свое рабочее место, заветные стол со стулом, которые должны же где-нибудь быть!

Как на грех, таблички с фамилиями служащих были в музее огромной редкостью, так что большинство кабинетов населяли никак не обозначенные товарищи, выспрашивать у которых было нелепо и подозрительно.

Первый день он кое-как протянул, поучаствовав в памятном совещании, второй прошел там и тут, но в третий уже необходимо было где-то осесть. Люди начинали посматривать на шляющегося без дела коллегу с немым с упреком. Он делал вид, что увлечен и сосредоточен, прогуливаясь для лучшего хода мысли. Но не целый день же, в конце концов! К тому же от него наверняка требовалось что-нибудь по работе — составить отчет начальству и тому подобное, чем занимаются обычно в учреждениях. Еще висел над загривком вопрос по возведению купола, чтоб его! Вот уж дамоклов меч.

Пока же Илья бродил, пытаясь составить для себя карту огромного запутанного нутра здания, лестниц и переходов в котором было больше, чем в Виндзорском замке. Здание это, составленное из главного и еще нескольких, некогда соседствовавших друг с другом, соединенных со значительным произволом, напоминало клубок угрей. Только оказавшийся хоть единожды в таком месте может оценить в полной мере жестокость эксперимента над крысами, вынужденных искать корм и самок в лабиринте под наблюдением хихикающих лаборанток.

Только что миновав буфет (уже второй раз), поднявшись на этаж, он снова оказался у пожарного щита с ведром-конусом 37 37 В обиходе учреждений редки предметы, которые не имеет смысла красть. Коническое ведро занимает вторую строчку такого рейтинга. . В глубине музея раздался тревожный гул. «Опять фракийскую понесли», — автоматически отметил Илья и свернул налево, проследовав сквозь зал РККА к противоположной двери, в которую, кажется, еще сегодня не заходил.

Миновав ряд настенных фото, среди которых Киров и Чапаев были узнаны им с беглого взгляда, а остальные неведомы совершенно, он попал в проходную закуть, бывшую чем-то средним между чуланом и лестничной клеткой, в которой молодой опрятный мужчина с живыми, словно подожженными изнутри глазами, казавшийся старше из-за пенсне, выспрашивал что-то у старой дамы. Та сидела на стуле у косяка и внимала ему со священным трепетом.

Илья прошел мимо них, озабоченно представляя себе дальнейший маршрут. Кажется, там внизу лекционный зал… Очень хороший зал — пустующий, с уютным пространством под амфитеатром сидений, где можно укрыться и подремать.

Не успел он поставить на ступень ногу, как кто-то тихонько его окликнул, будто читая казенный список, хотя и несколько театрально.

«Да чтоб тебя…», — подумал Илья, и быстрым шагом направился вниз по лестнице, делая вид, что не слышал зова. Его то записывали в кружки, то включали в состав собраний, то спрашивали что-то, о чем он понятия не имел, и приходилось выкручиваться, то вообще — просили денег взаймы до пятницы с нехорошим блеском в глазах.

Однако зов повторился, обретя оперно-зловещий оттенок.

Из любопытства, а отчасти из осторожности он все-таки обернулся, споткнувшись взглядом о рыжий сноп, затем о мятую Солнечную систему и наконец о портрет седобородого мужа, смотревшего на него с недоверием. Помимо старика Дарвина за ним пристально наблюдал персонаж, мимо которого Илья секунду назад прошел, сочтя докучливым посетителем, что-то уточняющим у дежурной. Чем, как оказалось, немало того удивил.

— Здравствуйте… уважаемый Илья Сергеевич, — вкрадчиво сказал персонаж, отстраняясь от старой дамы.

Илья вежливо кивнул ему в знак приветствия, думая про себя: «Вот влип! Еще одна история. Может, я ему денег должен?».