Ефим Гаер - Спрятанные во времени

К слову, никаких познаний в аптечном деле он не имел и едва мог отличить цинковую мазь от йода. Проситься к провизору в его случае было сущей авантюрой, куда большей, чем в редакцию столичной газеты. Да и вы бы предпочли покупать лекарства не в той аптеке, где работает тип, который запросто упакует вам сурьмы вместо порошка от мигрени. Это обстоятельство его слегка беспокоило.

С другой-то стороны, химию изучал, имеет высокий балл (хотя полученный не без хитрости, но то дело мы ворошить не станем). Фосфор, сера, селен… Что еще? Латынь, латынь, дери ее! Как будет «спирт»? Spiritus! Вот, и латынь не совсем угасла. Как говориться, per aspera ad astra — через тернии к звездам.

Выбравшись с тарантайки и расплатившись, просыпав мелочь на мостовую, он зашел за угол, стараясь не растерять достоинства, и там уж кинулся к стеклянному фонарю аптеки, оказавшейся некстати закрытой. Очень некстати, потому что взбунтовавшийся судак из «Ривьеры» в нем только дыры не прожигал. «Как же быстро меня скрутило!».

Извозчик, собака, взял последние деньги и, конечно, уже уехал! Лишь эхо разнесло стук копыт.

Положение было безнадежным: до тетки версты четыре, денег — пустой кошель, в животе стреляет судак. Даже развернуться и устроить в ресторане скандал по горячим следам не выйдет — далеко, тут бы до сортира, миль пардон, добежать. Да и чем поможет ему скандал? Конфузная, конфузная ситуация.

На всякий случай побившись еще в стеклянную дверь и уже утратив надежду найти спасенье, он услышал отлетающую щеколду.

С другой стороны «фонаря» открылась узкая створа, через которую боком вышел на тротуар внушительной комплекции бородач в черной паре — чистый протодьякон. М. рядом с ним смотрелся беспородным щенком и немедленно стушевался.

— Что стряслось? — пробасил провизор, шедший, по виду судя, на какое-то вечернее торжество.

— Здрассть… простите… отравился… рыбу подали тухлую… мне бы средство, — жалобно проблеял страдалец.

— Зачем ел?

Провизор обвинительно поднял бровь, будто несчастный сам виноват в потраве.

— Половой под соусом подал, шельма… индийский, говорит, соус…

— Хм, соус — дело такое. Под соусом что угодно могут подать. Где ж вас так, молодой человек?

— В «Ривьере», на набережной.

Провизор покачал головой.

— Хаживал. Не отравляли. Ну, идемте-с…

Аптекарь отворил дверь и впустил М. за собой.

— Да не запирайте… Река, значит, рядом, а рыба тухлая? И соус из самой Индии? Может, и рыба у них оттуда же? Хм… Я вам, молодой человек, порошок дам, примите сразу же два пакета, и к ночи еще один. Воду кипяченую пейте. По-хорошему, надо желудок чистить. Рвотное средство дать? — и, глянув вскользь на клиента: — Вижу, вижу, сами справитесь с этим. Пейте больше воды. Вот вам.

— Я очень извиняюсь… — начал М..

— Что? Денег нету?

— И это тоже.

— Что же вы, в ресторанах последнее просаживаете?! — подняв бровь, воскликнул провизор, будто не знал, как оно бывает. — Молодость…

М. предпочел отмолчаться. Но тут хвостом плесканул судак…

— Вы мне не позволите воспользоваться удобствами? Ужасно крутит.

Бородач недовольно посмотрел на него. Снял шляпу и степенно положил на прилавок.

— Вообще-то, аптечный магазин такие услуги не предоставляет.

Наблюдателю стороннему, так сказать, не заинтересованному, ясно было бы, что он едва удерживался от смеха, но М. в тот момент было не до физиогномики.

— Спасите! Я вам окна потом помою и что хотите!

Причем тут окна, М. сам не понял. Видно, разум его помутился от несваренья.

— Окна действительно не ахти, — весомо сказал аптекарь, глядя на лоснящиеся разводы. — Но вы, молодой человек, лучше отхожее за собой помойте — и не потом, а сразу, по завершению. Идите уж — вон за стенкой…

Через четверть часа М. вышел на улицу, если не в счастливейшем состоянии естества, то в гораздо лучшем, чем в тарантасе. Работу он, конечно, не получил, постеснялся даже начать разговор об этом, зато получил приглашение на обед — и уже без всяких выкрутасов с тухлыми судаками.

В следующую среду в половину шестого вечера, отглаженный и выбритый до поджилок, он прибыл к заветному фонарю аптеки, вошел через ворота во двор, где был обруган собакой, и поднялся в третий этаж — к широкой медной табличке «Мильн Г. Е.» у кожей обитой двери.

Открыла ему приятная дама не первой весны, с руками, испачканными мукой, кивнула многозначительно, спросив фамилию, и проводила в гостиную ждать хозяина, бывшего «в городе по делам». Не представившись она вернулась на кухню, оставив М. развлекать себя самому.

Где именно мог быть «город», если дом стоял на Подоле, то есть в одной из оживленнейших частей Киева, М. осталось неясным, но, скорее всего, не слишком далеко, потому что господин Мильн через четверть часа явился, внеся в гостиную большой бумажный пакет с лентой цвета куриной крови.

— Добрый вечер, молодой человек! — приветствовал он гостя, рассматривавшего череп на этажерке.

Череп был имитацией, весьма искусной, того самого, известного всему миру, найденного в африканской пещере.

— Здравствуйте, Генрих Ерсович, — ответил молодой человек и неловко всучил хозяину обернутую фольгой бутылку, из-за которой залез в долги.

— Благодарю любезно, не стоило. Впрочем, не откажусь. Что за сорт? — провизор с азартом раздел бутылку. — Ого, штейнбергский рейнвейн! Первоклассно! Даже не представляете, как вы угадали: я провел там юность. Если хорошо покопаться в местных подвалах, немало еще найдется бутылок из винограда, что я собрал. Было, было дело.

— Рад потрафить вашим предпочтениям. Вино тоже — своего рода лекарство, — светски ввернул М., несколько развязно оттого, что ужасно нервничал.

— Да-да, верно сказано. Что же, я пригласил вас — и мало того, что сам опоздал, так и еще вас попрошу подождать: вышло, что гости приедут позже.

— Ничего, Генрих Ерсович, не беспокойтесь. Я прекрасно тут… И никуда не спешу.

При слове «гости» сердце молодого человека екнуло в ноги. Конечно, раз званый ужин, они должны быть, но как подать себя и о чем с ними толковать? Хорошо, если общество легкое. А вдруг дамы или такие же весомые дядьки как сам хозяин? Еще хуже, офицеры, которые станут презрительно смотреть на него и начнут с вопроса: «Отчего не служите, молодой человек?».

— Не стесняйтесь, берите книги — тут или в кабинете. Есть весьма редкие. А сейчас кофе будет. Катиш занята столом, что к лучшему — я сам недурно варю кофе и вообще считаю, что дело это не женское. Есть один секрет, но…

Провизор хитро подмигнул гостю.

— Я вовсе убежден, что лучшие повара — мужчины, — продолжил М. подпускать светского льва, представляя для ориентира какую-то обобщенную сцену раута из «Войны и мира», где, оставалось надеяться, все же не начнут танцевать — в танцах он был не ах.