Агаша Колч - Демонология Агапи (СИ)

Однако мой визг и ругательства аппетит монстру не испортили — щупальце с неотвратимостью судьбы тащило меня вверх, к ожидающим очередную порцию смертоносным челюстям.

Вдруг плавная траектория страшного лифта резко изменилась. Конечность, опутавшая меня с ног до головы, с бешеной скоростью заметалась во все стороны, кружа в жутком бессмысленном аттракционе. И если несколько секунд назад я мечтала любым способом выбраться из пут, то теперь я глубже вонзила когти в щупальце, чтобы удержаться и не выскользнуть во время очередного зигзага.

«Хорошо, что я давно не ела», — мелькнула мысль, но помогло мне это мало.

Приступ морской болезни добавил остроты ощущений ко всем спецэффектам, переживаемым мною.

Ускоренное движение вверх, рывок вправо, вибрация, резкое падение и мгновенно раскрутившийся захват… Моё пленение закончились тем, что я, скатившись по безжизненной конечности, по инерции, вздымая песок вокруг себя, несколько раз крутанулась заведённой юлой и бессильно завалилась на бок, потеряв сознание.

Как же не хочется выходить из беспамятства, где нет боли и страха, где нет груза ответственности, где великая мать Вселенная принимает тебя такой, какая ты есть. Но жизнь тянет на предназначенный путь, а в бессознательном состоянии его не пройдёшь.

Первое, что почувствовала, — это теплая тяжесть Филькиной тушки на своих ногах. Второе — голоса, чирикающие на непонятном языке. Они эхом метались в сознании, мешая сосредоточиться и усиливая головную боль. Да, третье — это боль. Голова, рука и язык. Понятно было бы, если бы горло саднило — я так визжала, но язык-то почему?

«Филенька…», — ментально потянулась я к фамильяру, не открывая глаз, но продолжить не смогла от пронзившей череп ломоты.

Чему там болеть — это же кость?

В ту же секунду кот переместился к моей голове и потерся мордочкой о пульсирующий от боли висок:

— Здесь я, здесь, моя хорошая, — нежно выдохнул в самое ухо. — Как ты?

— Осень похо, но сить надо, — прошепелявила я, едва двигая опухшим языком, чудом помещавшимся во рту, и с трудом приоткрыла глаза.

— Ничего не понял, — замотал головой кот. — Здесь нет осени, у них зима круглогодичная.

Я застонала и прикрыла глаза, сморгнув невольно навернувшиеся слезинки. Говорить не могу, менталить не могу, как общаться теперь? Как рассказать, что у меня острая боль в локте правой руки? Такая, что даже пошевелиться не могу. И голова раскалывается на малюсенькие осколки. Только почему-то мучительно медленно. Как попросить помощи, чтобы избавили от мучений?

— Она сказала, что ей очень плохо, но умирать не собирается, — неточно, но верно по смыслу перевёл кто-то мои слова.

Голос был незнакомый. Без тональности и эмоций. Наверное, так мог говорить робот.

— Уверен?, — переспросил фамильяр. — А как ты понял?

В ответ едва слышный шорох одежды. Похоже, что собеседник Филиппа равнодушно пожал плечами.

— То то?, — спросила я кота, почувствовав, что мне необходимо узнать имя моего переводчика.

Питомец опять потёрся о мою несчастную головушку и виновато прошептал:

— Прости, я не понимаю.

«Так просто: кто это! Что же ты у меня такой недогадливый?», — с отчаянием подумала я.

Но тот, о ком я спрашивала, понял. И ответил:

— Твой зверёк называет меня «Инк». Не знаю, что это значит, но не спорю с ним. Пусть будет Инк. Мне всё равно.

Амулет забытья. Так, кажется, говорил Кормак. Именно он делает Инка бесчувственным болваном. Эх, знать бы, где он спрятан. А я сейчас не то что просканировать не могу на предмет зловредного артефакта, но и пошевелиться лишний раз боюсь из-за боли в локте.

— Инк, можешь посмотреть, что у меня с рукой?, — попросила я, но в моём исполнении звучала просьба непонятно.

Набор бессмысленных звуков. Да и надежда на то, что дар целительства сохранился в страже, мала.

— Вывих, — спокойно констатировал Инк, даже не глядя в мою сторону.

— И что теперь?, — встрепенулся кот. — Жить будет?

— Эта травма никак не угрожает жизни. Но если она излишне дискомфортна, то могу вправить сустав на место, — тем же безжизненным голосом ответил рес Плой на взволнованный вопрос кота.

Сцепив зубы, готовая к предстоящей болезненной процедуре, согласно кивнула головой. Искры из глаз, мгновенная как вспышка молнии боль — и моя рука перестала быть причиной вынужденной неподвижности и «излишнего дискомфорта». Даже дышать легче стало.

— Оову мошиш?, — спросила я стража неповоротливым языком, мечтая избавиться от непрекращающегося чириканья и ломоты в висках.

— Голову вправить?, — уточнил собеседник.

Приподнявшись с жесткой лежанки, на которую меня перенесли, пока я была в беспамятстве, с трудом преодолев очередной приступ мигрени, с подозрением уставилась на Инка. Последняя фраза была в его привычной насмешливой манере и в характере нашего с ним общения. Может, он просто-напросто всех морочит по какой-то одному ему ведомой причине? Но архимаг смотрел меня пустым, ничего не выражавшим взглядом. Показалось.

— Ет! Оль уать ольо, — излишне резко ответила я, расстроившись оттого, что ошиблась.

Инк подошел, присел рядом, положил одну ладонь мне на затылок, вторую на лоб и затих. Даже дыхания не было слышно. Прикрыла глаза, наслаждаясь постепенно наступающим покоем сознания. Отчего-то вспомнился наш разговор с Инком в парке Замка после битвы с фантошами и энергоматкой. Почудился даже аромат цветов, которые цвели вокруг, и журчание воды в небольшом фонтане.

— Хорошо-то как… Спасибо, дружочек, — открывая глаза, поблагодарила я своего целителя восстановившимся языком.

— Та картинка… Что это было? Это не только твои воспоминания. Я тоже там был, — морща лоб, силясь что-то вспомнить, спросил рес Плой, но тут же застонал и схватился за виски. — Как больно! И так всегда, когда хочу понять, кто я.

Пришла моя очередь врачевать. Мягко отвела руки, судорожно вцепившиеся в голову, и приложила свои прохладные пальцы к пылающей коже мужчины:

— Тш-ш-ш… Тихо, лапушка. Сейчас всё пройдет, — уговаривала несчастного друга, снимая спазм. — Приляг, отдохни. Мы рядом, и теперь у нас всё будет хорошо.

Страж послушно вытянулся на лежанке, а я, не отрывая рук от его головы, осталась сидеть рядом, бормоча успокаивающую бессмыслицу. Когда же слова закончились, я просто тихо запела:

«Спи, моя радость, усни! В доме погасли огни; Птички затихли в саду, Рыбки уснули в пруду, Мышка за печкою спит, Месяц в окошко глядит… Глазки скорее сомкни, Спи, моя радость, усни! Усни, усни!»

Инк вздохнул прерывисто, словно долго плакал, расслабился и, повернувшись на бок, умиротворённо засопел.

— Уснул? Ну ты, мать, даёшь! Архимага, как ребёнка, колыбельной спать укладываешь, — хихикнул кот, мягко запрыгнув на лежанку и заглядывая в лицо стража.