Вероника Батхен - Мю Цефея. Дикий домашний зверь

— Мне… все равно… — прохрипел парень. — Я чувствую, что в этих боях я стал лучше, я стал сильнее, я был занят делом. Я хотел быть тут, а погоны — две полоски ткани, знамя — только повод.

— В лазарет, — повторил наемник. — Отнеси моего сына Герберта в лазарет.

Александр с сыном отметили победу на орбите; внизу президент Воркуты трудился в поте лица: строил школы и больницы, тюрьмы и казармы, раздавал одним — амнистию, а другим — пули в лоб. Шестеренки плана все еще докручивались, но наемнику это было не так интересно. Его работа на Воркуте закончилась, работа Тимура — началась по-настоящему.

Они взяли отпуск, они впервые в жизни по-настоящему присматривались друг к другу — в бойцовых ямах Пандоры, в прокуренных барах столицы, в домах наслаждения Фуньцзы.

— Я не люблю города, — однажды сказал Александр. — Они придуманы для слабых — для тех, кто не может защитить себя сам и навязывает сильным гнилой общественный договор. Города сковывают фальшивой этикой — словно вообще существуют какие-то ценности, присущие каждому человеку от рождения. Их богатство — замки из песка, и единственное, что эти замки защищает, — дурацкие символы. Герб в паспорте. Нашивка на груди. Погоны на плечах. Символы были хороши на тесной, переполненной Земле, но зачем они в космосе, где каждый может жить как хочет и где хочет — даже в одиночку на целой огромной планете?

— Папа, а строил ли ты в детстве замки из песка? — спросил Герберт.

— Да, и крепче не было их на всем берегу огромного синего моря. — ухмыльнулся отец.

— Но что ты делал, когда вечерело и надо было уходить домой, оставив их ветрам и волнам, доверив чужим людям?

— Уходя, я разрушал их без сожаления. Доверять можно себе. Доверять можно друзьям. Доверять можно человеку, которому ты заглянул в глаза и понял: это человек дела.

Александру нравились эти беседы, но короткий отпуск прервало письмо с Родезии.

«Ты нам нужен, — попросила Жаклин. — Возьми столько оружия и людей, сколько сможешь».

***

С орбиты Родезия почти не изменилась: кляксы земной зелени, кажется, стали даже больше. Брови Александра, однако, нахмурились уже на высоте птичьего полета: не та геометрия посадок, не тот оттенок листьев на плантациях, а стада животных — где они вообще? Ближе стало еще хуже: на территории колонистов выросли трущобы — бараки из листов спрессованных опилок, вместо отопления — почерневшие от сажи печки, а в них весело потрескивает высохшая виноградная лоза. А что это рядом? Обломок руки Хокинса — в ладони навсегда зажат керамический нож. Защищал ферму до конца? А кто эти люди, что слоняются по колонии без дела?

— Что случилось? — спросил он мягко.

— Нас национализировали, — объяснила Жаклин. — Мы не хотели говорить. Ты нашел новое призвание и заслуживал, чтобы старые проблемы оставили тебя в покое.

— Но поставки приходили исправно. И эти письма, сводки… все ложь?

— На первое время федерация сделала Сергея префектом планеты. Он так надеялся сохранить все как есть. Не мог и подумать о том, чтобы бросить любимых коров и взять в руки оружие.

— Он пошел на компромисс и проиграл, — констатировал Александр. — Так бывает всегда, когда садишься играть с шулерами. Что дальше?

— Его арестовали. За… ну да, за поставки. Представляешь, они прислали Во и объявили нам — всем колонистам, кто согласился работать под Сергеем, — что это новый босс.

— Во мертв, Сергей на свободе, я полагаю.

— Да. И нет. Сергей погиб в бою. Замешкался, нанося удар.

— Когда прибывает флот федерации?

— Три эсминца и десять фрегатов — уже в транзите. Завтра. Что потом — не знаю. Извини, не знаю.

— Нормально. Не извиняйся. Никогда, — просто сказал мужчина и обернулся к сыну. — Работаем.

— Работаем, — кивнул парень в простом черном бронекостюме без единого знака отличия. — Работаем, папа. И… м…

Он вопросительно взглянул на Жаклин, и та раскатисто захохотала и поводила пальчиком.

— Нет. Я слишком молода, чтобы ты назвал меня мамой.

А потом друзья взялись за работу.

Все двадцать отцов-основателей без вопросов признали лидерство Александра в проекте по обороне Родезии. Они умели синтезировать химическое топливо из сине-зеленых водорослей, натягивать прочные канаты космических лифтов, ловко укрощать термоядерную реакцию, но убивать людей им до сих пор не приходилось. Бывший фермер и не рассчитывал. Он попросил у них топливо для ракет и энергию для лазеров. На ближнюю луну быстро прибыли последние компоненты звездного зеркала — оно должно было собирать лучи светила Родезии и фокусировать их в приемнике на поверхности планеты, питая электричеством фабрики и заводы, неустанно штампующие машины для строительства — но пригодные и для убийства тоже.

Тысячи, десятки тысяч роботов, повинуясь воле людей, споро заправили топливом ракеты, расставили по Родезии датчики и ловушки, а потом взяли в лапы, манипуляторы, жвала по винтовке и заняли боевые позиции.

А еще колонисты выгнали всех чиновников федерации, всех беженцев, всех нахлебников и тунеядцев — погрузили на ржавую баржу со сбоящими гипердвигателями, дали в дорогу инструменты и топливо, пожелали удачи.

— Я неспособен ненавидеть вас, — объяснил Александр. — Я не держу зла. Но мое — это мое.

Баржа потом так и потерялась на просторах космоса.

Друзья в последний раз собрались на балконе особняка, чтобы в последний раз взглянуть на мирную Родезию. Планета выглядела насупившейся, она ощетинилась стволами пушек, тяжело дышала перед боем. Они — люди — сделали ее такой, потому что захотели и потому что могли.

— Скоро ты вернешь эти земли себе, — улыбнулся Александр и потрепал по холке крокодилового кота. — Только не урчи так довольно. Еще рано.

Но кот сделал все наоборот, и стрельба началась под самую радостную песню, которую когда-либо слышала Родезия.

***

Космическим кораблям, никогда не садящимся на планеты, ни к чему правила аэродинамики. Но мужчины и женщины, рисовавшие обводы флота федерации, не могли забыть о старинной поговорке.

Некрасивые самолеты не взлетают.

В гладких обводах эсминцев Жаклин чудились пузатые земные кашалоты, вокруг них бойкими дельфинами кружили фрегаты, а штабной корабль распушил иголки антенн — что насупившийся ерш в извилистой среднерусской речке. Мудрый ерш требовал прекратить сопротивление, освободить посадочные площадки, принять транспортные шатлы и сдать оружие воина федерации. Словом офицера гарантировал честный суд.

Ответа, конечно, не последовало.

Каждый корабль во флоте знал свой маневр: из пуза кашалотов высыпались огоньки десантных капсул, ракеты дельфинов почистили орбиту от коммуникационных платформ, а ерш благоразумно отошел подальше и спрятался за третьей луной. Комья расплавленного металла градом обрушились на пустые башенки ПВО, но там не было ни людей, ни машин. Зато получилось красиво.