Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

— Здравствуй, Моун. Хорошо, что ты приехал так быстро. Есть хорошие новости?

Они оба знали, что на самом деле означает этот вопрос. Наместник задал его нарочито скучающим тоном — будто бы между дел; но он уже успел заметить, как бесцветные глазки Моуна удовлетворённо сузились. Этого, в общем-то, было уже достаточно: наместник мысленно вычеркнул один пункт из длинного списка бедствий Ти'арга. Всё получилось. Облегчение и радость охватили наместника приятным жаром — даже боль в печени притихла, будто намекая на утраченную молодость, на пружинистую походку и крепкий сон…

Однако требовалось всё-таки провести разговор до конца. Он должен убедиться, что всё прошло как подобает. Операцию следует контролировать до конца — до тех пор, пока не будет отмыт от крови последний ножик.

Моун поклонился; только опытный врач заметил бы некую неправильность в его движениях. Время от времени у грязного парня дёргалось левое плечо, а корпус могло чуть отводить в сторону, когда он отвлекался. Но это было не сравнимо с тем, что наместник Велдакир помнил из детства этого бедняги. Он помнил, каким мать привезла его в Ледяной Чертог, прослышав о знаменитом лекаре. Женщина — дородная, румяная судомойка из замка — выла и захлёбывалась в рыданиях, катаясь в ногах у Велдакира, которого почти мутило от жалости и неловкости. Её сын казался кучкой костей, кое-как пригнанных друг к другу и наспех обтянутых полупрозрачной кожей. У него непрерывно тряслись то голова, то тело. Мычание, заменявшее слова, понимали лишь мать и (наверное, скрепя сердце) отец, тоже слуга. Женщина очень редко убирала тряпицу, которой подтирала чаду подбородок от слюны и соплей… Ни до, ни после Велдакиру не доводилось сталкиваться с таким мерзко-душераздирающим зрелищем — и с таким сложным случаем врождённой болезни. Он взялся за мальчика, хотя рассчитывать на успех было почти бессмысленно, — просто потому, что не мог поступить иначе.

Судомойка из Каннерана, твердыни лордов Каннерти на хрустально-чистом озере Кирло, не надеялась на то, что её сына кто-нибудь научит ходить и говорить. Ей, похоже, давно не приходило в голову, что такое вообще возможно. Она плакала и молила об одном — чтобы мальчик выжил. Чтобы Велдакир позволил ему дотянуть до зрелости. Молила так, будто тот был богом, или бессмертным духом (из тех, что защитили Энтор в злосчастной битве), или, по меньшей мере, волшебником.

Велдакир не был ни тем, ни другим, ни третьим. Но Моун выжил. Больше того — за несколько лет занятий он поставил его на ноги и выправил речь.

Для наместника то была великая победа — более великая, чем когда-либо сможет представить себе его величество Хавальд или альсунгские военачальники. Победа над природой, над судьбой и собой, над всеми существующими законами медицины. Ну а то, что видел в своём исцелении сам неграмотный Моун — не постичь, наверное, никому, кроме него самого…

Главным же было то, что в лице Моуна наместник Велдакир получил замечательную, безотказную марионетку. Очередного благодарного, наверняка самого преданного из всех.

— Господин наместник, — тихо, лишь чуть-чуть заикаясь, выговорил Моун. Он стоял, опираясь о столешницу (на дорогом чёрном дереве останутся жирные пятна), и нервно теребил карман куртки. — Я счастлив Вас видеть. Но новости дурные, — он вздохнул; до Велдакира донёсся запах дешёвой колбасы вперемешку с луком. — Я скакал так быстро, как только мог… Остановился в трактире. Должен был Вас увидеть.

— Ну-ну, Моун, не томи же меня! — поторопил наместник. Его пациент покусывал губы, чтобы не улыбнуться; да и сам Велдакир ощущал глупейший порыв обнять его и пуститься в счастливый пляс. — Что случилось?

— Мой юный лорд, наследник Каннерана, погиб, — Моун в показной скорби склонил голову. — Вы же знаете, господин наместник, я был его личным слугой в последние годы… Это так ужасно. Лорд Риарт был добрым хозяином. Да хранят боги память о нём.

Велдакир выдержал паузу, надеясь правильно подобрать слова — но сердце колотилось, позабыв об осторожности.

Нет-нет, о ней нельзя забывать. Как и о том, что стражник у дверей в приёмную по-прежнему несёт караул…

— В самом деле, ужасно. И как же это произошло? Несчастный случай, надо полагать?

Моун корявым рывком поднял голову. В его лице не было ничего крамольного — сплошная грустная безмятежность. Честное слово, такому бы при дворе жить, а не выносить ночные горшки.

— О нет, господин наместник. Всё, как Вы и предсказывали. Милорд и миледи так сожалеют, что не послушали Ваших предупреждений… Наверное, у лорда Риарта и вправду были враги. Ему перерезали горло во сне.

Велдакир вздрогнул. Из сада в приоткрытое окно влетел толстый шмель и, оглушительно гудя, устроился на ветках сирени. Наместник смотрел на его мохнатое тельце, тщетно стараясь не представлять себе подробности… Как варварски. Он ведь настаивал на удушении подушкой (практично и быстро) или на яде — это вообще был бы наилучший вариант. Впрочем, он сам виноват: зачем оставил Моуну свободу действий?

А может, и хорошо, что оставил. Моун, в конце концов, живёт в Каннеране постоянно и сам должен был понять, что подойдёт лучше всего. К тому же он знает все привычки лорда Риарта — любую мелочь в его распорядке дня.

То есть не знает, а знал, конечно же. Сердце наместника вновь зашлось в болезненной радости. Одной язвой меньше не исстрадавшейся плоти Ти'арга — что может быть чудеснее?…

Никакой молодой бунтарь больше не будет грозить короне Хавальда Альсунгского. Никто не станет нашёптывать друзьям-лордам (о, эти безмозглые повесы, только и умеющие, что тянуть кезоррианские вина да гонять кабанов в отцовских лесах — как же наместник не выносил их…) грешные, недопустимые мечты о возрождении независимого королевства Ти'арг.

И некому больше пророчить трон этого сказочного Ти'арга. Ти'арга, ещё больше недостижимого, выдуманного, нелепого, чем западный материк, куда теперь так рвутся торгаши и мечтатели. Наместник улыбнулся, вспомнив о своей золотой змейке. Вот чей яд был бы идеальным орудием — но Моун посчитал, что такой способ привлечёт слишком много внимания. И верно. Перерезанное горло — такую банальность ведь может сотворить кто угодно. Любой перепивший и подравшийся с Риартом приятель, любая горничная или крестьянка, понёсшая от него бастарда… Правду теперь никогда и никому не выяснить, сколько бы Каннерти ни пытались.

Каннерти. Семья тех, кто, судя по Книге Лордов Ти'арга, сейчас является ближайшими родственниками покойного короля Тоальва Немощного. «Родственники» — крайне размытое, конечно, понятие. Тоальв, всего-навсего, был женат на двоюродной сестре деда Риарта, старого проныры Каннерти; но всех кровных родичей династии альсунгцы благополучно вырезали ещё в первые годы Великой войны. Их обнаружилось тогда не так уж много, этих родичей: король Тоальв был стар и бездетен. Все родственники через брак сумели быстро оценить ситуацию и, разумеется, присягнули новому правителю. Как и все лорды Ти'арга, они принесли клятву верности Ледяному Чертогу.