Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

— Если будет нужно — откажется, Лис, — устало сказал Шун-Ди. Как объяснить этому золотистому чудаку, что он всё живёт идеалами запада, а в Обетованном их приходится отодвигать? — Если это женщина…

— Не все женщины поступают так, как миншийки, — заметил Лис. — Не все считают себя рабынями, во всём обязанными мужчинам.

— …Или мужчина, преданный королю и наместнику. Мы должны быть готовы к этому. И потом — что он или она будет делать с драконом в Альсунге, где магия почти под запретом?

— А это уже не касается никого, кроме него или неё, — серьёзно ответил Лис. — Драконы сообщили, кого хотят видеть владельцем яйца. Недвусмысленно сообщили: рёв Рантаиваль до сих пор у меня в ушах, — он тряхнул головой, и Шун-Ди на миг привиделось, что к лисьей голове прижимаются треугольные мягкие уши. — Мы выполняем их волю, только и всего. Дальше всё решит наследник Повелителя. И в его выбор я верю.

Закатный луч, пробившись узкое окошко трюма, золотил волосы Лиса, собранные (ожидаемо) в хвост. Они сверкали ярче и гораздо естественнее, чем убранство Дома Солнца. Шун-Ди вздохнул.

— Лис, это безумие. Я не понимал этого раньше, но теперь понимаю. Мы совершили безумный поступок. Мы собираемся доверить нечто крайне важное человеку, которого пока даже не знаем.

— Скоро узнаем. И потом, Шун-Ди-Го… «Безумный поступок»? Но разве тебе не понравилось? — голос Лиса перешёл в зверино-гортанное мурлыканье, которое всегда сбивало Шун-Ди с толку. Ему вообще начинало казаться, что рядом с Лисом состояние сбитости с толку не поддаётся лечению. — Расслабься. Ты ведь сам говорил, что пути назад уже нет. И потом… — вертикальные зрачки сузились до чёрных ниточек-щелей; Лис напрягся и замер, склонившись над ящиком. — Слушай.

Шун-Ди покорно прислушался. К плеску вёсел, скрипу уключин и приглушённой ругани Сар-Ту на палубе добавился новый звук: под крышкой, погружённая в лебяжий пух, тихо-тихо трещала, расходясь, скорлупа.

За ночь трещинки углубились, а число их заметно возросло. На следующее утро Шун-Ди первым делом, ещё толком не проснувшись (снились ему драконы и почему-то гигантские белки — одинакового, золотисто-рыжего цвета), откинул крышку заветного ящика. Трещины испестрили уже всё яйцо, точно накинутая сверху паутина, и почти сомкнулись на другом его конце. Внутри совершалось бесшумное, но ощутимое шевеление.

На циновке, свернувшись клубком, ровно сопел Лис в зверином облике; кончик его хвоста отчётливо белел в пасмурном утре… Да, жары и утомительно-яркого света можно больше не ждать: они ведь в водах Северного моря. Ночью «Русалка» останавливалась, потому что Сар-Ту вёл переговоры со знакомым капитаном — тот вёл торговый корабль на юг, возвращаясь из Хаэдрана. Лёжа в трюме, Шун-Ди пытался по голосу угадать, кто это, но не сумел. Он немного презирал себя за то, что побоялся подняться на палубу; но вдруг приятель Сар-Ту — человек Светлейшего Совета?…

Хорошо, что Лис не проснулся. Наверное, слишком устал от вчерашней радости. Ну, а ещё от хьяны, пения с горластыми гребцами и очередной порции политических диспутов с Сар-Ту. Шун-Ди показалось, что Лис, перевозбуждённый судьбой Вещи, а потому вдвойне словоохотливый и запутанно мыслящий, довёл несчастного Сар-Ту до дёргающихся век. Бывший пират, должно быть, скоро начнёт прятаться от него — несмотря на свой суровый вид и широкие плечи.

Лис и сейчас спал по-детски крепко. «Русалку» сильно качало на серовато-синих волнах.

Шун-Ди вдруг отчаянно захотелось коснуться яйца. Он протянул руку, но сразу отдёрнул её: серебристую скорлупу окружало облако жара. Как если бы он поднёс ладонь к кузнечному горну… Трещинки ширились и перемещались на глазах Шун-Ди; в двух местах сразу между ними показалась густая белая жидкость. А потом яйцо задрожало — довольно мелко, но дрожь отдалась в пух и в ящик под руками Шун-Ди.

Он облизал пересохшие губы. И перестал дышать.

Жар усилился (по трюму разнёсся запах горелого пуха), а трещинки разошлись — одна, вторая, третья… Скорлупа истончалась, как плёнка, разламывалась на куски. Белая жидкость сочилась уже по всему яйцу, стекая вдоль тёмных прожилок.

Что-то решительно и громко затрещало. Шун-Ди вздрогнул. Тянуло что-нибудь делать (что угодно), куда-то бежать — лишь бы не стоять тут столбом… Может, принести воды или второй ящик? Что нужно новорождённым драконам? Шун-Ди почувствовал, как увлажнился лоб. Он никогда не выступал в роли повитухи.

И мать, разумеется, никогда не рассказывала о том, что полагается делать в подобных случаях.

В подобных?! Что за чушь? Твоя мать хоть раз видела, как вылупляется дракон? О Прародитель, что я…

Он не успел довести мысль до конца. Самый верхний кусок чешуи, с острого конца, отвалился и в шлепке белой жидкости (чуть мерзкой на вид — вроде слизи) упал на пух. Шун-Ди зашипел от боли: не заметил, как занозил руку ящиком, слишком сильно стиснув его края…

Из образовавшейся дыры, прорвавшись сквозь белое и серебристое, показалась крошечная головка, покрытая чешуёй. Не больше пальца в длину, но блестящая, как расплавленное серебро. Шун-Ди разглядел крепко сжатую маленькую пасть и опущенные веки, пластинки панциря на челюстях и на лбу… Сердце бухало во всём теле сразу. Сейчас появится шея — пусть, пожалуйста, сейчас…

— Он прекрасен, — прошептал Лис над ухом Шун-Ди. Как ему удалось встать и превратиться так незаметно? Дракончик, вытянув беспомощно-тонкую шею, уже расправлял крылья — кожистые, как у летучей мыши, помятые, все в белой слизи, но того же колдовского серебряного оттенка. Можно сосчитать сегменты на них, как на листьях пальмы… Шун-Ди усмехнулся; такое явное, не прикрытое волшебство кружило голову. Ему встречались драконы-скалы — а это дракон-ящерка, младенец, гибкая палочка из серебра… Немыслимо. Чудесно.

Лис стоял, почти прижавшись плечом к плечу Шун-Ди, и дышали они в унисон. Сонное тепло кожи Лиса смешалось с жаром, который всё ещё шёл из ящика. Шун-Ди отчаянно желал, чтобы этот, вот именно этот миг никогда не заканчивался. Почему, о Прародитель, нельзя останавливать время?

Глупое желание. Глупый вопрос.

Видимо, ценность мига — как раз в том, что его не остановить.

Шун-Ди повернулся и заглянул в жёлтые глаза Лиса.

— Прекрасен. Ещё прекраснее, чем Рантаиваль.

— О да, — ухмыльнувшись, выдохнул Лис. Дракончик, тем временем, извлёк из скорлупы хвост и четыре лапы — на них уже были едва наметившиеся коготки. Он попытался устоять в пуху, но опрокинулся набок и издал возмущённый писк. Совсем как котёнок… Шун-Ди поспешно напомнил себе, каким этот «котёнок» станет через несколько лет — и его умиление поутихло. — Только вот… В моём племени говорили, что драконы едят постоянно, пока растут. Похоже, до конца дороги нам придётся отказаться от мяса.