Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Почему мне ничего не сказали раньше?!

Не могу поверить. То есть — нет, я, конечно, могу поверить. Это вполне правдоподобно и правильно, и, наверное, это всегда и делается примерно в моём возрасте, по крайней мере в Ти'арге, но…

Но это же я. Уна. И мои родители, которые ни слова не сказали мне о своих планах. Просто мама всю зиму после похорон дедушки обменивалась письмами со старым лордом Каннерти из Каннерана, с его женой и сыном, со всей его семьёй. И они договорились. Ну разумеется: никто не умеет договариваться лучше, чем мама. Думаю, все они уже уверены, что породниться с Тоури — это самая великолепная участь в Обетованном.

Обручение. Обручение с молодым Риартом Каннерти.

С тем долговязым самодовольным парнем, который так откровенно скучал, расхаживая по нашему склепу. Он, по-моему, выше некоторых осинок в аллее… И на целую голову выше Бри.

И всё время грызёт ногти. Это отвратительно.

Ну хорошо, я придираюсь. Ничего в нём нет, на самом деле, такого уж отвратительного. За что-то ведь его обожают родственники — хотя и необязательно за что-то определённое…

Но — жених?!

«Каннерти наконец-то выслали предложение, и мы ответим согласием. Отказать невозможно: этот союз выгоден и разумен. Сейчас в Ти'арге не найти более уважаемой семьи, чем Каннерти… Уважаемой — и при этом не нищей, как мы, Уна. Ты уже не ребёнок и должна понимать, — монотонно мурлыкала мама, пока я стояла там, возле постели отца, и сжимала челюсти, чтобы не расплакаться… У меня даже щёки заболели от этого, честное слово. Я не расплакалась, но легче не стало. — У Каннерти чудесные поля, они торгуют льном и пшеницей. Земли Каннерана южнее и плодороднее наших, горы не подпирают их с севера. У них с десяток деревень, а не две, как у нас. Замок стоит на озере Кирло, куда впадает один из притоков Реки Забвения… Там вдоволь всего, дорогая моя. Ты ни в чём не будешь нуждаться. И всего за три дня езды можно добраться сюда, в гости… Я никогда не отдам тебя замуж в Альсунг, Уна, за кого-нибудь из северных варваров. Знаю, что многие лорды и леди Ти'арга поступают именно так — надо же подольститься к королю, — но я ведь не изверг…»

«Мы не изверги, — мягко поправил отец. — Тебе там понравится, Уна. Каннерти — славные люди, а Риарт — неглупый и храбрый мальчик, насколько я могу судить… Говорят, он неплох в бое на мечах и в соколиной охоте, бегло говорит на дорелийском и альсунгском. Отец обучает его всем премудростям по управлению замком — всему, что твой дедушка (да хранят его душу боги) не передал нам с Горо так, как следовало бы… А главное — он единственный наследник Каннерана. Риарт станет для тебя защитой, а это важно для меня. Времена сейчас трудные».

Отец лежал, как всегда, под толстым меховым одеялом. Именно он прочитал мне письмо старого Каннерти — с остановками, выразительно и серьёзно; у мамы бы не получилось так же. Он похудел ещё сильнее за последние дни. На макушке у него — заметная плешь. Он улыбался, но как-то грустно (или, может быть, мне так показалось)… На столике у кровати стояло блюдо — надкушенный ломоть хлеба с сыром и бокал вина. Значит, он действительно не может много есть, мама не преувеличивала… Отец сложил руки поверх одеяла, и меня поразило, как кожа на них обтянула каждую косточку — плёнкой, точно на лапках у птенцов, которых таскает на кухню Мирми. Которых она душит.

То ли от его рук, то ли от духоты в покоях у меня закружилась голова. Я села и спросила: когда?

Я обращалась к отцу, но ответила мама. Она сидела в кресле у окна — красивая, в тёмно-красном бархатном платье. Сегодня она впервые сняла траур по дедушке.

«Торопиться некуда, Уна. Мы съездим к Каннерти в гости, ты познакомишься с Риартом. Думаю, вы подружитесь. Нет — я уверена, что подружитесь. Общение с юным лордом, безусловно, полезнее для тебя, чем с твоим поварёнком… Само обручение можно провести когда угодно, хоть в следующем году. Тебе уже исполнится пятнадцать. А брак… Что ж, в семнадцать ты станешь совершеннолетней, и…»

«Это довольно рано, Мора, — сказал отец. Он свернул письмо, и я увидела, что руки у него дрожат. — Очень рано. Я не думаю, что Уна будет готова».

«Война с Дорелией продолжается, Дарет, — прохладно сказала мама, не глядя на него. Ничего особенного не было в её тоне, но я ощутила напряжение в воздухе — будто перед грозой… До меня вдруг дошло, что я очень давно не видела их беседующими — хоть о чём-нибудь, кроме хозяйственных мелочей и погоды. Насколько всё разладилось между ними; и какая доля скрыта от меня? — Мы не сможем обеспечить Уне полную безопасность, если она останется в Кинбралане. К тому же, если боги будут милостивы, Горо всё-таки женится. Тогда замок и земли достанутся его детям… У Уны должен появиться собственный дом».

«У неё есть дом. И всегда будет, пока я жив… — отец закашлялся; мама встала и подала ему бокал. Половину он расплескал себе на рубашку. Поморщился от досады. — Ей хорошо здесь. Правда, Уна? Кинбралан — немного мрачное место для девочки, но…»

«Немного?» — переспросила мама. Я удивилась: никогда не слышала от неё такого едкого тона.

«Да, немного, — тихо, но твёрдо сказал отец. Он постоянно смотрел на маму — а она постоянно отводила глаза. Мне это не нравилось. — Уна выросла в Кинбралане и была здесь счастлива. Я считаю, что со свадьбой ей незачем спешить. Это успеется. А что до дорелийцев — мы живём не вплотную к границе, чтобы их опасаться…»

«А я считаю иначе. Я её мать».

«Напомнить, кто я, Мора?… Не спорю, я принимал мало участия в её воспитании, — лицо отца исказилось от горечи, когда он взглянул на свои ноги. Мне захотелось обнять его — или сбежать без оглядки… Чтобы не видеть странное выражение мамы. Это была (боюсь писать) брезгливость?… — Мало — по понятным причинам. Но я волнуюсь о будущем Уны не меньше, чем ты. Как отец и один из владетелей Кинбралана, я даю согласие на этот брак. Однако — лишь после совершеннолетия Уны и после того дня, когда она сама сочтёт нужным».

«О боги, Дарет…» — мама явно хотела сказать, что-то ещё, но вздохнула и замолчала. Я попросила позволения уйти, и вот теперь сижу на полу, записывая всё это.

На полу — потому что на столе нет места из-за книг. А библиотеку мама заперла на ночь.

Я обдумаю всё это позже — Риарта Каннерти, и обручение, и маму с отцом. Обязательно обдумаю.

От меня, собственно говоря, не требовалось соглашаться… Не знаю, имею ли я право обижаться на них. Я ничего не знаю.

Рука уже ноет. Вкратце напишу о другом. Наконец-то очередь дошла до чердака-голубятни… Трудно поверить, но даже об этом писать приятнее, чем о предстоящей поездке в Каннеран.

Итак, вчера на чердаке я дочитывала «О причинах и следствиях» философа Лорцо Гуэррского. Труд нудный и древний: с кезоррианского его перевели четыреста лет назад. Профессор Белми изучал по нему философию (и это заметно…); он задал мне прочитать книгу полностью, поразмыслив об основных положениях. По-моему — только ради того, чтобы я не сидела без дела; но это неважно… Так вот, в библиотеке убиралась служанка, поэтому я отправилась на свой чердак. Там всегда безлюдно.