Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

«Промозглое утро». Как часто он жалуется на холод. Ещё бы — дождливая весна Дорелии должна казаться ему, с младенчества купавшемуся в солнце южного Кезорре, настоящей зимой.

— Хорошо, давайте говорить на дорелийском. Мне просто хотелось проведать Вас. Я могу сесть?

— А я могу запретить Вам?

— В общем — да, это же Ваши покои.

— Это Ваше королевство и, не побоюсь сказать, почти дворец Вашего отца, миледи, разве нет?… Вас никогда особенно не интересовало, хочу ли я видеть Вас, или быть с Вами откровенным, или прыгать вокруг, млея от восторга, как шуты из Ваших придворных знакомых… Вы искренне уверены, что всё Обетованное вертится вокруг Вас, а я обязан отрываться от этого, — Авьель постучал согнутым пальцем по книге, — в угоду Вашему капризу поболтать. Поэтому — прошу Вас, садитесь.

Резкая тирада хлестнула её, точно пощёчина. Но Синна невозмутимо шагнула вперёд и опустилась в кресло, спрятав обиду до более подходящего времени. Когда-нибудь она припомнит всё этому надменному скандалисту…

Когда-нибудь — если они переживут битву с Хелт.

— Мне жаль, что у Вас сложилось ложное представление обо мне, — тихо сказала она. — Надеюсь, что в будущем смогу его изменить.

Нервные губы Авьеля скривила улыбка. Синна поймала себя на том, что разглядывает знакомую родинку на его виске и мысленно сравнивает узор его морщинок со своим собственным… Она стала смотреть на книгу. Что-то о магии, несомненно: старинный шрифт, формулы и небычные миниатюры. Под рецептом какого-то зелья был слегка выцветший рисунок: набросок дерева, фигурка волшебника в балахоне и пересекающиеся лучи, которые образовывали второе, точно такое же дерево.

Синна с трудом подавила приступ детского любопытства. Меньше года назад такое же зудящее чувство подтолкнуло её к побегу из замка; но с тех пор оно не возвращалось, и Синна привыкла думать, что оно оставило её, сделав холодной и застывшей изнутри, похожей на большинство леди Дорелии…

Значит, Авьель читает о магических иллюзиях?…

— Вы верите, что сможете изменить всё, миледи. В этом Ваша беда — Вы-то всегда всё знаете, и Ваши представления не могут быть ошибочными… Всё в порядке, я привык.

— Вы забываетесь, господин Авьель.

— Ах, простите! — смуглые руки взметнулись вверх, и на миг Синне почудилось, что между ними затрещала молния. — Должно быть, я забылся ещё в тот день, когда вытащил Вас из озверелой толпы в Вианте?

— Не слишком-то благородно напоминать мне об этом — несмотря на то, что я всегда буду признательна Вам…

— Не слишком благородно? О, разумеется… Вам трудно вспоминать о минуте своей слабости, не так ли? Вновь приношу извинения. Сколько раз ещё я должен извиниться, чтобы Вы перестали освещать мой уголок своим присутствием?…

Синна переплела пальцы так, что ногти вонзились в ладони, и уставилась в зелёный шёлк платья. Как он смеет напоминать ей об ужасе бунта в Вианте — и о ней самой, дрожащей, испуганной, перепачканной в крови и рвоте?! Кезоррианец своего добился: гнев полыхал в ней, как лесной пожар. Она уже не помнила толком, зачем пришла сюда — зачем она вообще снова и снова сюда приходит… Это уже пахнет унижением, а после подлости Линтьеля она поклялась себе не унижаться ни перед кем.

В том числе перед теми, кто достоин этого.

— Вы со всеми женщинами так жестоки или только со мной, господин Авьель?

Заметив её растерянность, маг будто бы смягчился. По крайней мере, книгу он закрыл — столешница опасно скрипнула, прогнувшись под такой махиной.

— Вам опять хочется, чтобы я признал Вас уникальной?… Миледи, мы это уже обсуждали — и в нашем путешествии, и после. Вы храбрая и неглупая девушка, но я не могу превозносить в Вас ничего, кроме известного имени. Я не Ринцо Алья и не этот его друг, скользкий тип, сторонник Домов… Ир Пинто, если я не ошибаюсь, — Авьель отвернулся, и теперь Синна видела его суровый чеканный профиль на фоне красной обивки стен. Она вдруг почувствовала, что робеет — совершенно как перед отцом или королём Абиальдом. — И с Вами, и с другими я честен. И я не нуждаюсь в постоянных подчёркиваниях того, как Вы мне признательны. Это тешит Вашу гордыню, но не мою.

Синна расцепила замок пальцев и поднялась. Видимо, разговор о стенах и войске Хелт подождёт до следующего раза: сейчас она чересчур близка к тому, чтобы кричать и бросаться мелкими предметами, как рассерженная жена торговца.

— Я повторяю это не для того, чтобы тешить свою гордыню, а для того, чтобы Вы наконец услышали… Впрочем, — она подбавила в улыбку немного печали, — мне, наверное, не стоит на это рассчитывать… Позвольте задать только два вопроса.

Соглашаясь, Авьель молча склонил голову — угрюмый, злобный ворон… Такой гордый и обиженный на весь мир, оторванный от персиковых рощ родного Лоберо. Синне захотелось сходить в храм Льер, чтобы помолиться за него там. А лучше — в храм Шейиза: огонь магу явно ближе; что же остаётся, раз здесь нет святилищ кезоррианских богов… В битве за Энтор он, бесспорно, полезет в самую гущу и не станет себя щадить — может, хотя бы боги его образумят.

— Каковы Ваши успехи в тренировках? Моя помощь ни в чём не требуется?

— Мне требуется исключительно помощь людей с Даром или Отражений, миледи, — тёплые карие глаза опять насмешливо прошлись по ней сверху вниз… Принц крови, не иначе. — Спасибо за заботу, я неплохо помню своё ремесло.

— Рада слышать, — Синна невозмутимо кивнула. — Тогда — второе… Если Вас всё ещё терзают кошмары, я могу поделиться снадобьями. Лекарь его величества готовит их для меня и отца.

Авьель долго молчал — так необычно долго для него, что Синна встревожилась. Потом встал, почти стукнувшись макушкой о золочёную раму портрета Таллиама Первого. Синне не нравилось лишний раз созерцать его долговязость: рост Авьеля, как и всё в нём, подавлял её, заново напоминая о его невыносимом превосходстве.

— Благодарю, миледи. Время от времени мне и правда снится, как кочевники Шайальдэ напали на мой город… И от памяти о Вианте страдаете не только Вы. Я…

Его перебил отдалённый зов труб. Герольды трубили, должно быть, на стене вокруг дворцового сада; затем их сигнал подхватили другие, и вскоре шум заполнил дворец, сдавив Синне уши. Изящным трубам, которые король Абиальд не так давно ввёл при дворе по примеру Ти'арга, вторил ни на что не похожий, грозно-низкий стон боевых рогов. В коридоре загремели доспехи стражников, забормотали чьи-то голоса. За этой мешаниной Синна едва различила колокола — в городе звонили в храмах Льер и Прародителя.

Авьель побледнел.

— Я должен идти, миледи. Вам стоит вернуться к себе. Заприте покои изнутри и не отпускайте от себя служанку… Если у Вас есть какое-нибудь оружие, держите его под рукой.