Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

— Опять из западных виноградников? — Сен-Ти-Йи кивнула на кувшин. — Ты постоянен во вкусах не меньше, чем в пристрастии к наготе, мой эксцентричный друг.

— О виноград лэфлиеннского запада — слаще тебя только поцелуй, которого желаешь и боишься одновременно… — пропел Поэт, с особым значением посмотрев почему-то на Ривэна. Тот разозлённо отвернулся. Альен пообещал себе при первой возможности научить дорелийца ставить блок на сознание: начала этой техники доступны даже тем, кто не имеет Дара.

Иначе обидные намёки бессмертных доведут его, чего доброго, до искреннего отчаяния. А в их компании вполне достаточно одного отчаявшегося…

Кувшин приподнялся в воздух, откупорился, и густо-алые струи пролились над каждым из бокалов поочерёдно. Альен по въевшейся привычке не стал пить, пока Поэт и Сен-Ти-Йи не сделали по глотку. Зрелище удивляло: он ни разу не видел, чтобы старушка пила что-нибудь крепче миншийского чая. Хмелеть она, однако, не собиралась — даже не поморщилась; лишь чуть поредела сетка морщин на лбу.

— Неплохо, — оценил Альен, посмаковав вино. Оно было, пожалуй, чересчур сладким и древне-примитивным для него, но в нынешнем положении лучше, наверное, ограничиться комплиментом. И без того непонятно, кто он здесь — почётный гость, пленник, мясо на тарелке для изголодавшихся по воле и власти?… — Здесь ты и написал Лааннана?

— Нет, — Поэт вздохнул. — Я написал его, когда не был заперт на этом берегу. Когда был волен отправиться, куда пожелаю, и слагать стихи о чём и ком угодно. Упоительное было время. Всё вокруг внимало моим словам.

— …Ибо выхода ни у кого не было, — с притворной обречённостью проворчала Сен-Ти-Йи. — Спасения от твоих слов даже за морем, как оказалось, не отыскать.

Поэт не обиделся — наоборот, отправил одну из бабочек на желтоватый нос Сен-Ти-Йи.

— Это лишь доказывает мне, что они повелевают временем и расстояниями. Слова, подруга, ничто другое. Наш гость похож на того, кому это хорошо известно.

Альен вздохнул.

— Ваш гость похож на того, кто слишком долго сюда шёл… и слишком многое потерял в пути, — (он натолкнулся на сочувственный взгляд Ривэна; стало досадно), — …поэтому не хотел бы тратить время на общие разговоры. Я приплыл, чтобы закрыть разрыв в Хаос.

Прямота никогда не была его сильной стороной — вот и сейчас вышло не очень убедительно.

— Но разве не ты его открыл? — спросил Поэт, рассматривая тонкие крылья бабочки на свет. Бабочка спокойно сидела на его ладони, утопая в золотом блеске — поскольку явно не думала о том, что сильные пальцы в любой момент могут раздавить её.

— Я. Но это вышло случайно.

— Неужели? — глаза бессмертного резнули его, без спроса проникая в голову, в самое нутро. Альен слизал с губ остатки вина, пытаясь собраться с мыслями.

— Да. Моя магия…

— У меня есть представление о том, что именно случилось, — Поэт отвёл глаза, и возражать стало куда легче. Бабочка улетела невредимой, развеяв подозрения Альена. Сен-Ти-Йи молча потягивала вино — казалось, что она вообще не участвует в беседе. — Я изучал разрыв. Хоть я, наверное, не могу считаться самым знающим среди нас, — он с уважением кивнул в сторону Сен-Ти-Йи, — но всё же кое-что в этом понимаю.

Альен набрал в грудь побольше воздуха. Портик — воздушный, лишённый стен — стал вдруг теснее тёмного склада с пряностями.

— Это была некромантия.

— О нет… То есть я почувствовал контакт с изнанкой, — (Ривэн недоумевающе скривил рот). — С миром ушедших, я хочу сказать. Мы все почувствовали. Но этого недостаточно, чтобы разорвать ткань мира — тем более такого древнего и прочного, как Обетованное.

Сен-Ти-Йи отставила бокал и кашлянула.

— Стоит ли сейчас?…

— Стоит, о отважнейшая из притворщиц, — Поэт улыбнулся. — По-моему, он готов и в нетерпении.

Альену почему-то остро захотелось встать и опрокинуть чернильницу с конторки, чтобы белый мрамор залился чёрной жижей, чтобы перестал быть таким невинным — будто пергамент или бумага, на которых никто ничего не писал.

— Я не понимаю. Мы выяснили, что всё из-за нарушенного баланса…

— Верно. Качнулись весы меж двух Цитаделей, — Поэт налил себе ещё вина — но кувшин, судя по звуку, и не думал пустеть. Все эти мелочи так напоминали неуловимую магию Зелёной Шляпы, что Альену стало жутко. Интересно всё-таки: все ли боуги против возвращения тауриллиан?… — Как это всегда бывает. Всё начинается с них. Поединок Порядка и Хаоса скрепляет соты — миры, и вся наша жизнь, Альен Тоури, держатся на смерти… Смерть всегда рядом, она естественна, как дыхание. Чтобы нарушить это устройство, просто коснуться её недостаточно… А некромантией ты только и мог, что коснуться. Некроманты были и раньше, в древности. Я не сказал бы, что много, однако во все времена жили те, кто готов рисковать, заигрывая со смертью. Магия, сама по себе, здесь не так уж важна.

— А что важно? — спросил Альен. Теперь он не смотрел на Ривэна так же усиленно, как Ривэн — на Поэта.

Поэт долго молчал, сияя в своём кресле. Песням большой птицы в зарослях кипариса теперь вторила ещё одна. Альену в голову лезли строки из поэмы о Лааннане, и избавиться от них было не так-то просто.

— Желание, — казалось, бессмертный наконец-то подобрал слово. — Желание, которое сильнее смерти тела. Сильнее магии. Сильнее печатей, наложенных когда-то Порядком… Воля одного, способная разрушить всё и всё пересоздать заново.

— Какое желание? — Альен уже всё понял, и голос звучал хрипло, точно бормотание во сне.

Бежать отсюда, бежать немедленно. Несуществующие боги, как пережить этот страх? Как пережить чужие касания к тому, чего никому не дозволено касаться?…

— Любовь, — очень просто сказал Поэт.

На этот раз молчание тянулось ещё дольше; бедняга Ривэн перестал дышать. Сен-Ти-Йи напряглась, точно хищник в засаде. Поэт невесомо встал и отошёл к конторке; Альен почувствовал, как портик дрогнул и мягко оторвался от земли, чтобы снова превратиться в «чердак» без этажей ниже.

Альен позволил себе улыбнуться. Все они ждут взрыва, но он не доставит им такого удовольствия. Только не сейчас.

— Любовь, — пересилив себя, повторил он. — Мне нравится ход ваших мыслей. Очень… трогательно.

— Да, — тихо признал Поэт, скользя пером по пустому свитку. — Это тронуло даже тех из нас, кто давно устал и остыл.

Фиенни.

— Это не так уж меняет дело. Точнее, совсем не меняет, — Альен встал. — Я приплыл, чтобы закрыть разрыв, и я закрою его… Во снах ко мне приходили огненные врата. Где они?

— Врата — просто образ, — прошелестела Сен-Ти-Йи. — На самом деле их там нет. Разрыв не виден обычным взглядом.

— Где именно — там?

— В Золотом Храме, в Эанвалле, — сказал Поэт, и странное слово будто бы отозвалось в Альене эхом чего-то давно утраченного. — В самом прекрасном месте Лэфлиенна, в сердце наших владений… Мы, бессмертные, живём по одному, Альен Тоури, и создаём вокруг себя свой маленький мир — так лучше коротается вечность. Лишь в Эанвалле мы собираемся вместе — друг с другом… И с древней расой Эсалтарре.