Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

— Ты пришла с подростком-боуги, — сказал Турий, и Тааль мысленно поблагодарила его за хоть какую-то фразу. — Я урывками слышал от них о том, что есть какой-то Холм, под которым они живут здесь, в землях тауриллиан…

— Так и есть. Я побывала под тем Холмом, — сообщила Тааль, обходя шипастый кустарник.

Турий недоуменно покачал головой.

— Но почему тогда столько боуги каждый день появляются здесь? Они с охотой приносят тауриллиан свою магию и жизненную энергию, а те общаются с ними, как с младшими друзьями… Или с забавными зверушками. Это уже от тауриллиан зависит, они ведь очень разные.

— Боуги тоже. Среди них есть те, кто готов поддержать тауриллиан, и те, кто против… Как и среди кентавров. Они называют друг друга возвращенники и сиденцы.

Тааль, как могла, попыталась передать несуразные слова на языке Турия. Полезным всё же умением наделили её атури — хоть в чём-то надо отдать им должное…

Турий засмеялся — своим тихим и простым смехом, который всегда успокаивал Тааль.

— Надо же… А вообще-то нечему удивляться: все боуги выдумщики. Но те, что живут здесь, за Пустыней, сильно отличаются от тех, с кем мне довелось знаться в садалаке. Эти иногда… — помрачнев, Турий оглянулся — убедиться, что за ними никто не следует. — Агрессивны, точно оборотни. И изворотливо лгут.

— Они были добры ко мне, — сказала Тааль, чтобы закрыть неприятную тему. Обсуждать слова Вирапи и Даны с кентавром она не собиралась: Турий только испугается и начнёт уверять её, что она слишком легко соглашается на роль игрушки в чужих руках…

И будет, вполне возможно, прав.

Воздух здесь был удивительно чист и прозрачен, пах водой и солью — а ещё над острыми верхушками кипарисов Тааль начала различать золотое сияние. Ей до сих пор не верилось, что уже совсем рядом с нею — тэверли, тауриллиан, Неназываемые, бессмертные… Извечные враги духов, былые господа всего живого.

Что станет с ней, когда она встретится с кем-то из них?

А когда встретится с Альеном?…

Тааль отёрла лоб, вдруг покрывшийся испариной — хотя было ничуть не душно. Всё-таки к лучшему, что Ришо забрал нож. Он бы подпитывал её тревогу.

— Ты сказал, что Гаудрун и другие майтэ живут в Эанвалле. А все остальные?

— О, по всем землям тауриллиан, — Турий раздумчиво повёл рукой — как делал, пытаясь воспроизвести форму какого-нибудь созвездия или вспомнить название давней битвы. — Можно сказать, что каждый народ успел основать тут маленькую колонию… Но никакого рабства в твоём понимании здесь нет, Тааль. Тауриллиан терпимы к тем, кто не лезет в их дела, и не творят жестокостей понапрасну.

Очень необычное мнение для Турия… Но Тааль не была настроена спорить, так что просто промычала нечто невнятное.

— Знаю, что ты хочешь сказать — что смертные отдают свои силы… Но это не опасно для них, не причиняет никакого вреда напрямую. Крупицы от каждого достаточно, чтобы тауриллиан могли готовиться к своему обряду… Ну, и ещё освящённой воды из Алмазных водопадов, которую доставляли им мои сородичи. После того, как… — кентавр растерянно умолк, проведя костяшками пальцев по шершавой коре сосны; вблизи она была такой яркой, что казалась окровавленной.

— Я помню. После того, как гнездовье Гаудрун было разорено.

Тааль устало прищурилась (ох уж это слабое зрение бескрылых…), приглядываясь: вслед за сиянием из-за деревьев показались ажурные, лёгкие очертания золотой крыши, а потом начали проступать стены — такие сверкающе-прекрасные, что это походило на сон или иллюзию, призрачную тень из Молчаливого Города… Как Турий может оставаться невозмутимым, приближась к этому великолепию?…

— Давай не будем пока вспоминать о плохом, Турий, — предложила она. — Мы так давно не виделись… И сейчас я иду вовсе не сражаться с тауриллиан, — Тааль попыталась засмеяться, но смех отдавал полувсхлипом. — Да что там, я вообще не умею сражаться… Как и все майтэ. И не собираюсь. Так что не нужно рассказывать мне о том, как мало вреда они причиняют — ты этим ничего не изменишь. Мне достаточно того, что они поощряют Хаос в нашем мире. А деяния Хаоса я видела… Даже в собственном гнезде.

Тааль сама не заметила, как сбилась на укоризненный тон; заметив, что Турий никак не придумает, куда спрятать глаза, она почувствовала себя виноватой.

— Я не оправдываю их, — сдавленно возразил кентавр. — Ты же знаешь — никогда не смогу оправдывать. Тауриллиан, может быть, и приносят счастье — ибо какое счастье, знала бы ты, просто находиться рядом с кем-то из них!.. — но это ложное счастье, доставшееся даром. Счастье лишь тогда имеет цену, когда заслужено борьбой. И когда даруется свободному существу… Мыслящему. Это то, во что всегда верил мой народ.

Тааль с сочувствием посмотрела на Турия. «Я знаю», — хотелось сказать ей; хотелось признаться, что всё это время именно его слова и его учение она хранила в сердце рядом с заветами отца и Ведающего.

Но тут заросли расступились, и золотой блеск Эанвалле ослепил Тааль. Все слова мира лишились смысла.

Храм стоял на пологой возвышенности — огромный, выше самых высоких сосен — и блеском превосходил солнце. Бесчисленные башенки, балконы, лестницы, переходы, выходы и входы, окна разной формы — если бы Тааль вздумалось смотреть пристальнее, у неё бы закружилась голова. Необычайно тонкая, уверенная и в то же время величественная постройка, как все руины тауриллиан… С единственной поправкой: не руины. Живое, прямо-таки бьющее жизнью здание — Тааль уже отсюда ощущала исходившее от него, будто от существа из плоти и крови, приветливое тепло. На первый взгляд в Эанвалле не было никакого порядка — просто асимметричная куча золотых деталей; формой (точнее, бесформенностью) это походило на печенья с кремом, которые Фиенни набрасывал на блюдо без какого-то плана, исключительно по вдохновению. Но пары мгновений Тааль хватило, чтобы понять: это очень организованная «куча», со своими строгими законами. Неизвестно, сколько лет пришлось бы странствовать по такой громадине, чтобы эти законы постичь…

У входа в Эанвалле зеркалом лежало небольшое озеро, чуть вогнутое и напоминавшее полумесяц. Храм, кипарисы и сосны отражались в нём так чётко, что создавали неловкое чувство перевёрнутого мира. Тааль с невольным холодком вспомнила вторую из загадок Хнакки — об отразившемся в воде дереве, чьи корни тянутся вверх… Да что же за день такой, в самом деле — вокруг красота и покой, а ей снова и снова приходит на ум жуткий шёпот песчаного духа, скрежет его сыпучих зубов.

По озеру скользила пара чёрных лебедей. Неподалёку от них, у берега, виднелось несколько русалок, погрузившихся в озеро по плечи. Их волосы стелились по воде, будто блёкло-зелёные покрывала, бледные лица, как издали показалось Тааль, хранили полную неподвижность. Живые русалки, кажется, не так уж отличаются от своих почивших сестёр в Молчаливом Городе…