Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

Одна из русалок негромко беседовала с фигурой на берегу озера — невысокой, закутанной в какое-то чёрное тряпье. Тааль вопросительно посмотрела на Турия; он кивнул.

— Это и есть одна из них, Тааль-Шийи. Подойдём ближе? Думаю, лучше предупредить её, что ты входишь в Золотой Храм. Она щепетильно относится к посторонним…

— Но меня должны ждать здесь, — неуверенно возразила Тааль, глядя на фигуру в чёрном. Она будто застыла — сидела на земле под большой плакучей ивой, обняв колени; ветер, и тот едва шевелил складки чёрного тряпья. Отсюда было даже неясно, мужчина это или женщина. Тааль кольнуло разочарование: она пока не чувствовала ровным счётом ничего особенного. К тому же бессмертная, увлёкшись беседой с русалкой, явно не торопилась замечать её.

— Ждать?… — кентавр покачал головой. — Кто угодно, только не она. Она немного… В общем, что-то вроде изгоя среди остальных тауриллиан. Её здесь не любят. Их вообще можно или обожать без ума, или так же без ума ненавидеть…

Изгой? Что ж, ничего нового. Совсем как сама Тааль или Турий среди своих сородичей… Но неожиданно, что и у бессмертных такое случается.

— А как её имя? — с любопытством спросила Тааль. Турий впервые улыбнулся со своей прежней, звездочётской безмятежностью.

— Сегодня? Не представляю. Каждый день она подбирает для себя новое… Чем только не займёшься от скуки, когда у тебя вечность впереди.

Чем ближе Тааль подходила к фигуре в чёрном, тем сильнее чувствовала, что рядом с нею — бессмертная. Совсем как во снах — видениях о разрыве или как рядом с духами: волнение переполняло её, а дыхание стало таким глубоким, что заныла грудь. Воздух тонко дрожал от скопившейся здесь Силы, сияние которой в разуме Тааль не могло сравниться даже с сиянием Золотого Храма. И всё же эта Сила была особенной — подавляющей, немного мрачной. В точности как перед появлением Хнакки, Тааль внушала себе: не бойся, не бойся, не бойся же, дурочка, — но колени всё равно подгибались…

Фигура вздохнула — приподнялись и опять опустились плечи под чёрными тряпками.

— И снова чьи-то копыта топают… Ни единого мига нельзя посвятить своим делам. Кто теперь пришёл мне мешать?

Вопрос был задан на чистом языке кентавров — низковатым и слегка раздражённым женским голосом. Турий остановился в нескольких шагах от озера, и Тааль чуть не налетела на него.

— Мы пришли вовсе не мешать тебе, о молчаливая, — сказал кентавр, и Тааль уловила в его лице что-то не виданное прежде — неприязнь вперемешку с восхищением. — Я привёл к тебе гостью и хотел бы представить её.

— Ах, гостью… — женщина всё ещё не спешила оборачиваться — лишь переглянулась с русалкой, которая застенчиво погрузилась в воду по подбородок. Тааль видела всю ту же кучу тряпья и белые босые ноги на влажной гальке, но её беспокойство отчего-то нарастало. — Да, я почувствовала, как кто-то новый пришёл сюда этим утром. Странно, что ты так рад ей, кентавр. Я уже не чую твоей отрешённости… — новый вздох — на этот раз чуть кокетливый. Тааль это почему-то совсем не понравилось. — Жаль. Мне казалось, нас это сближает.

Турий улыбнулся.

— Я и правда рад ей. Мы старые друзья и долго тревожились друг о друге. Но ведь я тебе ничего не говорил…

Русалка захихикала и полностью скрылась под водой, а её подруги, отплыв подальше, затеяли немую игру с ракушками; Тааль и Турий, кажется, потеряли для них интерес. Под водой мельтешила серебристая чешуя их хвостов — так отчётливо, что прозрачность озера казалась нереальной. Женщина-тауриллиан какое-то время наблюдала за русалками.

— Не говорил… И за что вас, кентавров, зовут мудрецами? Слова значат так мало — ещё меньше, пожалуй, чем дела. А если выразиться иначе — смысла в них меньше, чем в жизни самой по себе… Твоё счастье кричит оглушительно громко, Турий-Тунт. По-моему, простой встрече с другом так не радуются.

Турий сильно смутился и, выпустив руку Тааль, стал смотреть вдаль — на чёрных лебедей. Тааль прикусила губу: неужели нельзя было не лезть вот так бестактно в чужие мысли?… Конечно, она тауриллиан, но всё-таки…

— Значит, ты и есть та самая майтэ, о которой у нас было столько разговоров? Сен-Ти-Йи, помнится, когда-то переманивала через барьер грифов и скорпионов — накладывала на них чары специально ради того, чтобы они нашли тебя, когда придёт время…

— Сен-Ти-Йи? — переспросила Тааль. Она определённо впервые слышала это имя. — Я…

— Судя по тени, которую я вижу на земле, ты уже не совсем майтэ, — продолжала женщина, притянув к себе босые ноги. Из-под черноты на миг мелькнули её ладони — белые до зеленоватости, как у покойницы, зато немыслимо красивых очертаний. — Но судя по тому, что творится у тебя в голове — майтэ целиком и полностью, увы. Ох уж эта ваша сладенькая доброта и любовь к жизни, от которых меня мутит…

Тауриллиан поднялась одним тягучим движением, макушкой в капюшоне задев ветви ивы. Тааль различила теперь, что она молода на вид, хрупка и невелика ростом — но это совершенно ничего не значило. Облик женщины в чёрном почему-то укреплял уверенность в том, что она меняет маски так же запросто, как те русалки перебрасываются ракушками, а лебеди заботливо кормят друг друга кусочками камыша.

— Зачем ты пришла сюда, Тааль-Шийи? Попасть в Эанвалле, не так ли?… Вот же он, за твоей спиной, и двери туда всем открыты. Есть даже якобы друг, готовый тебя проводить. Всё это — не повод нарушать моё уединение, в котором куда больше толку, чем во всех твоих потугах… — её размеренный голос по-прежнему звучал потусторонне и мрачно. Тааль всё больше становилось не по себе. Она не ждала такого приёма — наверное, самонадеянно…

— Почему? — всё-таки спросила она. — Почему в нём больше толку? Я пролете… прошла долгий путь, и…

Тауриллиан вздохнула с досадой — так, будто ей надоело слушать это жалкое лепетание.

— И… — зло пропищала она, передразнивая. — Вот именно, всё кончается на «и…», если нечего добавить. И был в этом пути хоть какой-то смысл? Я даже не о твоей личной или чьей-то ещё пользе, а о Смысле как таковом?… Ты вот можешь это сказать? Нет. И никто не может.

— Почему? — эти подкалывания возмутили Тааль, и она готова была даже поспорить. «Ничего не бойся», — мягко шепнул голос Фиенни у неё в голове, и потом то же самое прожурчал Эоле. Вот если она будет бояться, в её путешествии действительно не окажется «Смысла как такового».

— Потому что во всём Мироздании действительно важно только одно, — тауриллиан неспешно откинула капюшон и сбросила чёрную накидку — словно ворона, оставшаяся без перьев. С аккуратного девичьего затылка по спине и шее спускалась длинная чёрная коса.

— Что? — спросила Тааль. Несмотря на предупреждающие тычки Турия, ей очень хотелось, чтобы тауриллиан обернулась.