Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

— Не хочешь полюбоваться на то, о чём наверняка говорила тебе Андаивиль, Тишайшая-в-полёте?… Это лишь одно из чудес Храма, но оно способно тебя впечатлить.

— Кладки драконьих яиц? — догадался Альен, жадно покосившись на плотно прикрытую золотую дверь. За ней было тихо. На всякий случай он крепче прижал к себе Тааль, которая дышала глубоко и ровно — именно как во сне, — но необъяснимо казалась ему всё более беззащитной. — Андаивиль сказала, что они согреваются возле Храма, а не прямо внутри…

— И внутри тоже, — неохотно пояснила Мельпомена. — Здесь, в сердце Храма, мы держим только яйца некоторых пород — Синекрылых Водяных, к примеру… Когда они достигают зрелости, то выдыхают пар, а не огонь, как другие драконы. Это очень хрупкие существа. Поэтому их зародышам нужно гораздо больше магического тепла, чтобы вырасти и вылупиться.

Смысл заботливых слов резко расходился с её ледяным и мрачным тоном — так палач мог бы рассуждать о видах пыток. Ривэн пощупал золото двери; Альен поморщился (о эти воровские привычки; спасибо, что хоть ручку на зуб не пробует…). Страх явно боролся в дорелийце с чем-то наподобие… умиления?

— Давайте зайдём, — пожал плечами Альен, пытаясь сделать голос максимально равнодушным. Бессмертным незачем знать, как его притягивает и трогает каждая мелочь в Золотом Храме.

Внутри оказалось большое, на дюжину шагов в диаметре, «гнездо» из вороха шерсти, ниток и лоскутков. Вся эта куча чужеродно темнела на золотом полу, высотой достигая колена Альена. В «гнезде», в уютном углублении по центру, покоились громадные яйца — белоснежные, с синими и фиолетовыми разводами. Стояла непроницаемая тишина. Альен, затаив дыхание, как-то забыл о тяжести своей ценной ноши; ему захотелось коснуться одного из них… Точно громадные, в локоть длиной, белые камни; но наверняка хрупкие, как морские раковины. Бадвагуру бы понравились.

На мгновение Альен закрыл глаза. Что за шутовской талант — снова и снова сознательно причинять себе бесполезную боль?… Конечно, Бадвагуру понравилось бы, но ему никогда не побывать на западном материке. Не увидеть драконов, как он мечтал.

И сейчас, в двух шагах от разрыва, нет никакого смысла об этом думать.

— Можешь подойти ближе, Альен, — проворковала Сен-Ти-Йи, впервые за долгое время (как это её угораздило?…) назвав его по имени. — Они не кусаются… Период вылупления ещё не скоро, верно?…

Мельпомена хмуро кивнула. Она явно не была настроена видеть кого-нибудь без чешуи и кожистых крыльев — либо без бесконечной жизни.

Поближе подкрался не сам Альен, а Ривэн, поощряемый ослепительными улыбками Поэта. И тут же отшатнулся:

— Там внутри что-то… похоже на кровь.

Закатив глаза, Мельпомена перекинула через плечо роскошную косу.

— Клянусь Хаосом, я не встречала более… кхм… тугодумного смертного. Хотя и ваши предки, разумеется, сообразительностью не отличались… Естественно, там кровь. И зародыши драконов. Скорлупа тонкая, поэтому они видны.

— Благодарим за пояснения, досточтимая, — как можно язвительнее протянул Альен, в то же время отмечая, что черноволосая тауриллиан всё больше ему нравится. Такого ядовитого жала он не встречал со времён Ниамор… И такой любви ко всему ушедшему. — Мы можем…

— Другой твой друг понял бы сразу. Не так ли, Альен? — спросила Сен-Ти-Йи. Альен вздохнул. Ему остро захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда — или освободить руки, чтобы атакующее колдовство творилось надёжнее.

— Понятия не имею, о ком ты, досточтимая. Не так уж много у меня друзей.

К тому же все они мертвы, за исключением Алисии. Наверное, её бы тоже постигло какое-нибудь несчастье, если бы он вовремя и благоразумно не покинул Кинбралан…

— О том, ради кого ты на самом деле здесь, — не отставала Сен-Ти-Йи. Поэт тронул Альена за плечо; от его прикосновения охватывало солнечное тепло, но одновременно почему-то потянуло отстраниться и как-нибудь заслонить мирно сопящую Тааль.

Кстати, если приглядеться, у неё всё-таки довольно тонкие черты — мимоходом заметил Альен… Пара месяцев в Академии или Энторе, и из неё выковали бы образцовую юную леди: размалёванную пустышку, которая спит до обеда, пишет с ошибками и любезничает заученными фразами, а в храмах благочестиво возводит глаза к небу.

Впрочем, с тем же успехом она могла бы быть купеческой дочуркой, или скромной крестьянкой с сосредоточенно-тупым взглядом, или весёлой служанкой в трактире… Или, например, служительницей богини Льер в струящихся голубых одеждах.

Но Тааль здесь, а не в его части Обетованного, и она не подходит ни для одной из этих ролей. Лучше бы духи оставили её полуптицей — чтобы все эти неуместные сравнения не лезли в голову…

Думать о чём угодно, о ком угодно, кроме Фиенни. Не впускать их в своё сознание.

— Ты имеешь право не отвечать, дорогой гость… — вмешался Поэт. Альен вопросительно приподнял бровь: он не припоминал, чтобы до этого тауриллиан брались рассуждать о том, на что он имеет или не имеет права. Очень самонадеянно. — Следует быть сдержаннее, старая подруга, — с мягким укором сказал он Сен-Ти-Йи.

Та неожиданно разозлилась:

— Сдержаннее? А сколько ещё веков ты согласен просидеть здесь, прижатый к морю Пустыней Смерти? Долго ли, стихотворец?… Я, например, не выдержу больше и года.

— А выдержать придётся всего-то вечность… — злорадно пробурчал Ривэн. Все, кроме Альена, сделали вид, что не расслышали.

Поэт томно вздохнул, пошевелив золотыми пальцами. Мельпомена тем временем занялась драконьей кладкой: плотнее обложила мехом яйца, порозовевшие сильнее остальных, с умилением погладила скорлупу одного из них… На её бледном лице появилось то же умиротворённое выражение, которое Альен приметил у озера. Он снова задумался об их с Мельпоменой сходстве: он тоже обычно предпочитал проводить время в обществе чего-то неживого или, по крайней мере, неразумного.

Мало приятного в таком сходстве.

— Я готов ждать столько, сколько потребуется, пока Повелитель Хаоса не примет решение, — льстиво промурлыкал Поэт. — Все мы сейчас в его власти… Ты просто слишком устала, Сен-Ти-Йи. Тебе нелегко дались годы в бренной плоти, дряхлой и не способной к метаморфозам… Я понимаю. Сделанное тобой — это подвиг для всех нас.

— Нет никаких «всех нас», — сурово исправила Мельпомена. — Есть ты, я, она, Цидиус, Варгарат… По отдельности. Так было и будет всегда. Я не желаю барахтаться в толпе и провонять чужим потом.

— Верно, — кивнула старушка. — Я делала то, что делала, потому что считала это нужным. Для себя. Не надеялся же ты на жертву ради всех нас? — трудно было вообразить более колючее ехидство, чем в этих словах.

Казалось, Сен-Ти-Йи ненадолго позабыла о Ривэне и даже об Альене с Тааль на руках; в чёрных глазах под пергаментно-тонкими, морщинистыми веками горели уже не гордыня и змеиная мудрость, как прежде — там был расчёт, ледяной и ничем не прикрытый.