Юлия Пушкарева - Тени и зеркала [СИ]

— Просто магия, — сказал Альен, мысленно уже прикидывая лучшее время для отъезда. — Просветил землю поглубже… Ты прав, опыт в некромантии мне пригодился, — добавил он, не отказав себе в удовольствии упиться страхом на этом лице — хоть напоследок. — Но некоторых мертвецов, кажется, не поднять никакой некромантией…

— Точно, Альен, — негромко согласился лорд. — Это действительно так. Рад, что ты это понял. А теперь пропусти нас. И лучше… лучше уходи.

— Не сомневайтесь — уйду… Милорд.

Совладав с собой, Альен насмешливо поклонился, развернулся и зашагал к воротам — уже не своим. Он задумался над тем, под каким именем вошёл бы в хроники этот безнадёжно чужой ему человек — Лорд, Сдавший Собственный Замок? Каких только глупостей не бывает в жизни. Страшных глупостей.

Вечером, уже почти ночью, когда Альен укладывал вещи, кто-то робко поскрёбся в его дверь. Он вздохнул — прекрасно знал, кто это.

— Войдите.

Мора вошла, приподняв подол платья, чтобы не везти его по порогу — она всегда так делала. Она была бледнее и как-то меньше обычного, но зато с с серьгами из фамильного золота в ушах. Альен вспомнил, что раньше их носила мать — те самые, с рубинами, похожими на кровавые капли. Он отвернулся, сухо спросив:

— Чем могу помочь?

— Вы уезжаете? — хрипло спросила Мора, плотно закрывая за собой дверь. Альен догадался, что сегодня она долго плакала. Ничего, пусть тоже знает, каково это — предавать. Опыт, необходимый для человечества.

И, наверное, неизбежный, как шипы во снах.

— На рассвете.

— Простите меня… — не дождавшись ответа, она с отчаянием добавила: — Я не понимала… Не знала, что творю. Мне очень жаль.

— Что-нибудь ещё? — ровным голосом спросил Альен.

Мора шагнула к нему — с неожиданной твёрдостью, как человек, решившийся на крайность. И в абсолютной тишине упала в его объятия. Альен развёл руки, пытаясь отстраниться. Ему вовсе не хотелось ранить её — просто было уже всё равно.

Но в голову снова ударил терпкий, сладковато-пряный запах её духов. Каштановые волосы Моры растрепались, карие глаза из-за расширенных зрачков казались чёрными. Не прекращая жадно, будто голодный за еду, цепяться за него и бормоча что-то невразумительное, она сползла к его ногам.

— Уходите, леди Мора, — тихо попросил Альен, поднимая её. — Так будет лучше для всех.

— Из-за Дарета? — задыхаясь, спросила она. — Или из-за договора? Или я противна тебе?

Слышать это было мучительно, и ещё мучительнее — чувствовать её покорность, эту столь знакомую смиренную дрожь… Альен вспомнил Ниамор, вспомнил и других — с тем же холодным, отстранённым спокойствием. «Ты не умеешь любить», — сказала как-то она. Наверное, так и есть.

Но разве это жалкое существо у твоих ног не заслуживает кары за то, что сделало? — нежно шепнул Хаос у него в голове. — И разве это не очередная игра?

Так и есть — игра с его последним ходом. Почему нет? Что ему, собственно, терять? Долг, принципы… О бездна, какая это всё ерунда. Прав отец — не стоило ему обманывать себя красивыми словами.

Им обоим не стоит себя обманывать.

Точно пьяная, Мора приникла поцелуем к повязке на его ладони — той, под которой почти затянулся порез от серебряного ножа.

— Не уезжайте…

За окном падали, кружась в сумеречном свете, снежные хлопья — пока ещё редкие, похожие на комья крупы. Зима пришла в Ти'арг.

Альен щёлкнул пальцами, и в скважине повернулся ключ.

В маленьком лесном озере — округлом, как лист кувшинки, — с небывалой ясностью отражались звёзды. Тааль кружила над гладкой водой, и ей казалось, что она между двух небес — сверху и снизу. Ночь выдалась безветренная, и покой озера ничего не нарушало. Даже лианы, свешиваясь над ним, едва касались водяной плёнки.

Напрягая взгляд, Тааль заметила водомерку, которая двигалась короткими перебежками куда-то по своим водомерочным делам, оставляя позади дорожку ряби. Снизившись, Тааль щёлкнула клювом, и водомерку настиг внезапный конец. Тааль вздохнула с искренним сожалением.

Да простит её мир, всё растущее и бегающее, за эту внеурочную добычу. Конечно, майтэ не едят по ночам — это глупая бессонница в последнее время приучила её к такому…

Рядом послышались тяжёлые, осторожные шаги.

— Не спится, Тааль-Шийи? — спросил Турий-Тунт, выходя из камышовых зарослей на берегу. В звёздном свете его серебристая шкура ещё больше напоминала кору тех деревьев в роще.

— Да, немного, — ответила Тааль, уже привычно спускаясь на плечо к кентавру, и тут же смутилась за нелепый ответ. Она никогда не умела достойно выражать свои мысли — ни в словах, ни в песнях. Мать это всегда печалило. — Тебе тоже?

Вместо ответа он вздохнул, глядя на озеро с той же задумчивостью на грани неизбывной тоски, и ласково взъерошил Тааль перья. Довольно фамильярный жест по меркам майтэ — если учесть, что знакомы они всего день. Но у Тааль это почему-то не вызвало отторжения. Странно.

— Ты охотишься по ночам, как совы. Это необычно для таких маленьких птичек.

— Ох, да, я знаю, — быстро отозвалась Тааль. — Просто…

— Это был не упрёк, — улыбнулся кентавр. — Ты так в себе не уверена, что сразу начинаешь оправдываться… Я лишь хотел сказать, что в тебе много необычного для майтэ, Тааль-Шийи. Дело не только в снах…

— Мы придём к водопадам уже завтра, — сказала Тааль, решив, что это напоминание о водяном духе. Необходимость медлить, чтобы не разминуться с кентаврами, вызывала у неё лёгкую досаду. Гаудрун тоже всю дорогу дулась — будь её воля, уже улетела бы, наверное, на юг, искать оплот тэверли в Пустыне Смерти. — Завтра я поговорю с тем атури, и твои друзья мне поверят…

— Боюсь, что нет, — Турий грустно качнул головой и сделал ещё пару шагов к озеру, почти ступив копытами в воду. — Они ушли.

Тааль слетела с его плеча и вцепилась когтями в соседнюю ветку.

— Ушли?! Но почему? Когда?

— Только что… Дождались, пока уснёт твоя спутница, посовещались со мной и вернулись в Серебряную рощу, — кентавр пожал плечами. — Они свободны в своём выборе, и у меня нет права удерживать их.

— Но… — Тааль не находила слов. Ей только-только стало казаться, что они с Гаудрун нашли наконец силу, на которую можно опереться, — реальную силу, способную противостоять колдовству тэверли и кровавой заразе в мире. Гаудрун вряд ли осознаёт, насколько они сами слабы и как нуждаются в такой силе, в уме кентавров, в их оружии. Им нет смысла враждовать, так зачем же…

— Я тоже считаю, что нам давно пора объединиться, — сказал Турий, будто прочитав её мысли. — Но они не согласны… Все, особенно Метей-Монт. Они останутся здесь и присмотрят за той больной майтэ — Куари, кажется?… Потом будут решать, что делать. Хотят просто сохранить независимость, создать новый садалак…