Юлия Пушкарева - Прорицатель [СИ]

— Да, но письмо, к сожалению, печальное. Не так давно у них случилось несчастье — погиб талантливый студент, причём довольно загадочно... Насколько я понял, его убили.

— Убили прямо в Академии? — даже Веттон, который до сих пор явно слушал вполуха, оторвался от завтрака. — Просто неслыханно.

Сморщенное лицо градоправителя сделалось ещё грустнее.

— Увы. Как пишет Ректор, перерезали горло в бане. Средь бела дня — такое злодейство... Куда только катится мир, господа!.. Однако суть не в этом. Ректор написал именно не только по старой дружбе, которой я, к слову, чрезвычайно горжусь, но и потому, что, по его словам, имеет сведения о том, что в моём Городе сейчас находится человек, — он зачем-то понизил голос, — человек с Даром. Ну, Вы понимаете — тот, кто прошёл обучение в Долине... Вы знаете какой. Надо полагать, он имел в виду Вас, милорд, так как господин Онир, насколько я могу судить, путешествует инкогнито...

— Извините, но как это связано с убийством? — спросил Мей. Он сам бы не смог сказать, почему, но эта история глубоко взволновала его.

— Думаю, в деле замешана магия, — голос градоправителя окончательно сбился на шёпот. — Ректору нужен волшебник, чтобы разобраться в записях покойного. Видимо, проблема крайне серьёзная, раз он ищет хоть какого-нибудь мага в такой спешке... Я не рискую вмешиваться, но, господин Онир, если только Ваша занятость позволит Вам... Не хочу показаться навязчивым, но Ваше присутствие просто неоценимо...

— Всё в порядке, — Мей поспешил остановить новый поток извинений. — Разумеется, я поеду в Академию.

Ближе к вечеру головная боль не прошла, а, напротив, усилилась. В ней появились новые нотки, и Мей слишком хорошо знал, что они значат. Впрочем, терять ему было нечего — завтра ему предстояло уехать отсюда, и на душе полегчало. Он чувствовал, что его ждёт наконец-то настоящее дело в месте, где он действительно нужен; именно этого осознания ему давно не хватало.

Однако Веттон всё же вытащил его на пресловутый маскарад. Уже почти стемнело, и Город плавал в мягких сумерках, когда наёмная коляска подвезла их к центральной ярмарочной площади. Их сразу обступили калеки и дети, просящие милостыню; Веттон не глядя швырнул им горсть монет. Мей не захватил кошелька.

Здесь была целая толпа, причём разных мастей и званий; Мей никогда не видел такой причудливой смеси народного гулянья и бала для аристократов. Маскарад — место, доступное всем и открывающее всем равные возможности. Отовсюду доносились музыка, смех и разговоры; прилавки в последний раз за этот год нагрузились всевозможным товаром. Мимо них прошёл богато одетый мужчина под руку с надушенной дамой (оба в масках с клювами), а невдалеке пьяная чернь гоготала над неуклюже подпрыгивающим медведем с кольцом в носу. Вокруг глотателей огня и фокусников с обязательными голубями и лентами тоже образовались порядочные сборища.

— Пошли туда, — Веттон указал рукой на небольшой фургон на другом конце площади. — Один мой знакомый торгует древностями. Уверен, кое-что тебя заинтересует.

— Уж лучше к раздаче калачей, — вздохнул Мей, потирая костяшкой пальца то место на лбу, которое осталось свободным от простой чёрной маски. — Я безумно голоден.

— Ну вот ещё, — возмутился Веттон. — Тебе доступны лучшие деликатесы Обетованного, а ты заришься на калачи... Деревенщиной родился и умрёшь.

— По крайней мере, они не поддельные, как большинство этих древностей... Ладно, пошли, — передвижение могло отвлечь от боли в голове и усилить его распыляющееся внимание.

Пока они проходили через площадь, боль усилилась, став почти непереносимой. Веттон шёл рядом и продолжал разглагольствовать о чём-то, но Мей уже не слышал его; он запоздало подумал, что хорошо было бы предупредить его о предстоящем обмороке, и уже собрался это сделать, как вдруг его окликнули.

— Тебя зовут, — Веттон остановился, изумлённо оглядываясь. — Ты слышал? Голос женский.

— И правда, милорд, — ответила ему женщина в роскошном чёрном платье, выскользнув из тени. На ней была маска кошки, но этот голос Мей узнал запросто, и не видя лица. — Мы даже пару раз встречались.

— Леди Таиса, — с плохо скрываемой досадой произнёс он, кланяясь.

— Для Вас теперь — леди Ронала, господин Онир, — она протянула ему белую костистую руку для поцелуя.

— Я восхищён, миледи, — сказал Веттон, с куда большей галантностью целуя ей руку. — Какими судьбами Вы в Городе-во-Льдах?

— Это совершенно не важно, — Мей мог бы поклясться, что в прорези маски она неотрывно смотрит на него. Его охватила тоска: она опять пришла в чёрном... Никто на свете не мог догадаться, что в чёрном она особенно напоминала ему Анну. Эта мысль была больнее, чем невидимые тиски, сдавливающие череп. — Я рада встрече с Вами, господин Онир. Прошу Вас, верните мне мои письма — скоро я выхожу замуж, и мне бы не хотелось...

— Я сжёг их... миледи... — успел выдавить Мей, прежде чем провалиться в гулкую темноту.

Кровь на ступеньках трона... Мужчина в золотом свечении, распростёртый на полу... Дом, охваченный пламенем...

Маленькая девочка, задыхаясь, бежит через поле, а к ней тянутся окровавленные пальцы...

Ей не спастись.

Мей пришёл в себя, откашливаясь и сидя на земле; его поддерживал Веттон. В этот раз видения сменяли друг друга так быстро, что он почти ничего не разобрал. Абсолютная сумятица.

— Веттон, я поеду в «Плющ», — сказал он, отдышавшись. — Мне надо записать это. Срочно.

Мону Гватхе всегда нравились знаменитые сады в Альдараке, ярусами спускавшиеся к Великой реке. Прадед ныне царствующего рагнара разбил их в честь своей любимой наложницы, прекрасной рабыни, имя которой не сохранили в летописях — наверное, потому, что законная супруга того рагнара не была увенчана такой посмертной славой.

Мон Гватха пришёл сюда по просьбе рагнара после лёгкой утренней трапезы. В Альдарак, в пределах которого пока пребывал рагнар с семьёй и двором, Гватха прибыл только вчера утром: его вызвали сразу по нескольким срочным делам, и весь предыдущий день прошёл в заседаниях Совета с редкими и недолгими перерывами. Сам рагнар на Совете не присутствовал; мон Гватха не знал точно, но предполагал, что занимала его охота или белокурая рабыня-северянка. Следуя в этом вопросе примеру прославленного предка, рагнар почти всегда держал свою жену взаперти и относился к ней довольно-таки холодно, имея от неё единственного сына, мальчика тринадцати лет. Он был властителем Рагнарата, повелителем неба и земли, подвластным только духам да тем тайным силам, к которым и сам мон Гватха по праву крови был причастен и о которых предпочитал не думать. Его род не прерывался, теряясь в глубине времён вплоть до трёх тысячелетий; одним движением пальца он мог даровать жизнь или смерть, и ни один его поступок не подлежал обсуждению. Но в то же время рагнар был человеком с обычными человеческими слабостями, добрым и неглупым, но ограниченным и жадным до удовольствий, статным мужчиной с приятным голосом, на десяток лет моложе мона Гватхи. Знатные придворные моны, облечённые властью, и особенно Владетели, собственным рождением связанные узами с соками земли необъятного Рагнарата, усваивали это противоречие чуть ли не с молоком матерей и привыкали жить с ним.